Иллюзия вины - Ник Найт

В надежде принять и осознать случившееся, я вытаращился на фотографию, разглядывая решето на месте живота Люси. Хватило меня лишь на пару секунд. Мой взгляд, словно ошпаренный, отлетел от снимка и устремился куда-то в угол конференц-зала. Я закрыл глаза, но передо мной все равно висел образ вырванного с потрохами языка, изрезанного в клочья живота и множества продуктов питания, бережно разложенных по всему телу Люсинды. Я гневно захлопнул ящик и забрал фото с собой.

Вернувшись в свой кабинет, я уставился на свою стену для размышлений и испытал некое дежавю. Мне показалось, что я вновь осознал нехватку места на своей стене для размещения новой фотографии очередной жертвы. Я хмуро поглядел на фото изуродованной Люси, а затем принялся перемещать все заметки и фотографии на стене, освобождая место для еще одного снимка. Выкроив место под новую фотографию, я уже было хотел прикрепить изображение Люси, но подумав, остановился. Я вновь принялся двигать фотографии, освобождая место для еще пары снимков, и, в конце концов, дополнил всю эту картину новой отвратительной фотографией.

Вскоре наступило утро и в здание ФБР пришел новый день. Начиная с семи часов сюда стало стягиваться все больше и больше народу, которые своим количеством в считанные минуты похоронили атмосферу тишины и спокойствия. Около восьми утра меня застали в моем же кабинете отец и Кевин Андерсон, с которыми я имел честь подискутировать о текущем расследовании.

Отец пытался вежливо обсуждать проблемы, но иногда с его губ срывались несколько обидные эмоциональные обвинения в адрес наших с Кевином сотрудников, да и в адрес нас самих. Его можно было понять — этой ночью Роберт Стиллер получил нагоняй от самого директора ФБР. Ему, и как следствие, нам дали три дня, чтобы добиться хоть каких-то результатов в расследовании (читайте поймать Хауэра) и время от нас резво убегало, а результатов не было видно даже на горизонте. И мы бы могли с этим справиться психологически, даже понимая, что за оставшееся время все равно ничего не добьемся, но ночная погоня за Хауэром с конечным провальным результатом лишь подливала масла в сжигающий нашу уверенность огонь.

Однако было кое-что такое, что раздражало всех нас в равной степени — Лос-Анджелесское управление ФБР. Учитывая, что Виктор Хауэр находился в 4000 километрах от штата Калифорния, он был вне их юрисдикции и фактически не являлся проблемой Лос-Анджелесского управления. Получалось так, что виноваты были они, а разгребает все управление того штата, в котором находится истинный виновник торжества. И обычно такая ситуация никогда не являлась проблемой, управления всегда друг другу помогали, но вот только не в этот раз. Глава Лос-Анджелесского управления ФБР — заместитель директора Стивен Мартинез, предпочитал отмалчиваться. В личном разговоре с нашим шефом Мартинез ясно выразился, что сожалеет о сложившейся ситуации, но раскроет все карты лишь в случае нашего успеха в поимке Хауэра и тогда уж лично за все ответит.

Мы, разумеется, от такого заявления были в полном «восторге» и делали все, чтобы поймать Хауэра и в конечном итоге стать свидетелями того момента, когда Стивен Мартинез будет вынужден нам все рассказать и заодно подать в отставку.

Следом мы провели очередной эмоциональный и довольно нестандартный лично для меня брифинг. В этот раз я в основном сидел на скамье запасных рядом с Райаном и слушал речи Роберта о том, что мы должны, вместе с речами Кевина о том, что мы в действительности можем. Помимо этого, мне, конечно же, было непривычно не видеть грозное лицо Дэвида на брифинге. Хотя сложно было назвать подобное ощущение «непривычным», я скорее чувствовал себя неуютно без него, чувствовал, что все действительно очень плачевно. Ну и специальному агенту Джейкобу Броуди пришлось связаться с нами по видеосвязи из своей машины. Выходил он на связь вместе с Джеммой Римар, так как они вместе вели наблюдение за ночным клубом «Дикость» и не могли никуда отлучаться.

По окончании брифинга я несколько раз в течение дня пытался как бы случайно наткнуться на крайне интересную мне личность — Дитера Штайблиха, но мне постоянно что-то мешало. То Штайблиха не было на месте, то я не мог придумать подходящий повод, то я уже сам был занят. Мне так и не удалось его увидеть в этот день и восстановить в голове его внешность.

Однако большую часть дня я все же провел вместе с Райаном, ведя беседы с персоналом из двадцати двух ресторанов и кафе оставшихся в нашем списке со вчерашнего вечера. За день мы исколесили весь город, побывали в таких местах, о каких за пять лет своей жизни в Нью-Йорке я ни разу не слышал и, конечно же, мы стали экспертами по всем ресторанам, фастфудам и супермаркетам в городе.

В ходе бесед с персоналом каждого из заведений узнали мы не много, но кое-что любопытное, на мой взгляд, все же было. Крупных или каких-либо необычных, возможно, странных заказов нигде не наблюдалось. Тогда мы показывали фотографию Виктора Хауэра и Райан под моей силой убеждения и власти над ним, описывал внешность Дитера Штайблиха. В результате выяснилось, что в 5 из 22 заведений видели кого-то очень напоминающего Штайблиха, а в 13 из 22 заведений находился хотя бы один человек, видевший лицо Хауэра в новостях, но при этом никто не видел Хауэра непосредственно на территории ресторана, фастфуда или супермаркета.

Ближе к наступлению ночи, где-то к двадцати одному часу, Райан начал ныть, что его «задолбала эта херова экскурсия по местам набора лишнего веса», что он уже два дня не спал (будто я спал) и что он лучше вновь поедет в ФБР штудировать документы по делу, чем будет продолжать заниматься этим идиотизмом. Я подождал, пока тот закончит свои возгласы и сказал ему, что вообще-то мы только что закончили с последним заведением в нашем списке и он имеет право отдохнуть. Осознав, что вспылил не вовремя, Райан недовольно фыркнул и выполнил мою последнюю просьбу — завез меня домой.

Выбравшись из джипа, я оперся на трость и проводил взглядом удаляющуюся в ночь машину с Райаном, после чего обернулся к своему подъезду. Пять этажей, сотни ступенек, больная нога и трость. Меня ожидало очередное героическое восхождение к своей квартире, которое я не менее героически осуществил примерно за 10–15 минут тяжких усилий.

Вернувшись в свою квартиру, первым делом я поглядел на наручные часы. Они показывали 22:13. Увидев эти цифры и вспомнив, как давно я уже не сплю, у меня внутри будто щелкнул тумблер. Я вмиг ощутил катастрофическую усталость, потребность отвлечься от расследования, острую необходимость отдохнуть. Но вот в чем была загвоздка: я совершенно не хотел спать. Я отдавал себе отчет в том, что с полудня вчерашнего дня не смыкал глаз, что я был изнеможен до невозможности, что у меня болит все тело… но вот только мне совершенно не хотелось закрывать глаза.

Что это значило? Это результат повреждения моей шишковидной железы и у меня теперь бессонница? Или это что-то психологическое? Может, я боюсь уснуть… и навсегда потеряться в своих сновидениях? Боюсь, что буду больше не в состоянии отличить сон от реальности?

Вчерашней ночью я уже имел такой опыт. Я могу поклясться, что видел Виктора Хауэра в толпе прохожих, я знал, что это он… но был ли это он? Что это вообще было? Я заснул на мгновение и увидел мимолетный гипнагогический образ, а дальше уже поработало мое воображение? Или это была настоящая галлюцинация, обманувшая мой разум посреди его бодрствования? А если это так и я теперь вижу подобные галлюцинации, то можно ли тогда доверять своим глазам? Своим чувствам? Не сплю ли я сейчас?

Я отчаянно вздохнул и, проморгавшись, начал фокусироваться на различных предметах интерьера своей квартиры. Поглазев на свое пристанище в поисках несуществующего, я ничего полезного так и не обнаружил. Выбросив из головы эти бесполезные мысли, я похромал в ванну, где умылся, принял выписанные доктором Харрингтоном медикаменты и, вернувшись в гостиную, в бессилии рухнул на диван. Кое-как я дотянулся до стеклянного столика и взял пульт управления музыкальным центром. Я включил первую попавшуюся в своей музыкальной библиотеке песню и, как это обычно у меня и бывает, услышал тихую спокойную гитарную музыку, сопровождавшуюся нежным женским вокалом:

And I'll fall on my kneesTell me how's the way to beTell me how's the way to goTell me all that I should knowTo evoke some empathy

Danger will follow meEverywhere I goAngels will call on meAnd take me to my homeThis tired mind just wants to be led home

(И я паду на колениСкажи мне как все должно бытьСкажи мне какой дорогой идтиСкажи мне все, что нужно знатьЧтобы вызвать хоть какое-то сочувствие

Опасность будет всюдуСледовать за мнойАнгелы будут звать меняИ тянуть домойЭтот усталый разум просто хочет, чтобы его отвели домой)

Я неподвижно сидел и вслушивался в каждое слово этой тихой песни, в каждую ее ноту. Я ощущал, как звуковые волны проникают в меня и нежно растекаются по всему телу, согревая мне душу. Я не просто так отбирал для своей музыкальной библиотеки спокойные композиции. Одна из причин, конечно, заключалась в подавлении звона в ушах после долгой работы в шумных местах, но так же тихие композиции всегда успокаивали меня. Бывает музыка, способная вызывать в памяти глубоко запрятанную горечь, бывает музыка, способная поднять настроение, но ни то, ни другое меня никогда не интересовало. Все, что я хотел от музыки и для чего ее слушал, выражалось в спокойствии. Я слушал тихую мелодию и на мгновение успокаивался, чувствовал, что все не так плохо, как кажется.