Пять президентов - Павел Багряк

– В чем же сущность открытия Лансэре? – перебил Гард.

Профессор наклонился к комиссару:

– В перевоплощении одного человека в другого.

Голос Грейчера звучал глухо. Гард вздрогнул, и профессор уловил это движение.

– Вот так же и я реагировал в первое мгновение, – понимающе сказал он. – Я тоже подумал, не сходит ли бедняга с ума… Так вот, когда вы подключаете магнитофон к магнитофону, вы тем самым переводите информацию, содержащуюся в одном аппарате, в другой. Но, как я уже говорил, вся информационная совокупность человеческого организма, определяющая его физический облик, заключена в биополе. Лансэре, примитивно говоря, удалось осуществить перезапись этой информации с одного организма на другой. Точно так же, как если бы запись нашего первого магнитофона переходила на ленту второго магнитофона, а запись второго – одновременно на ленту первого.

– То есть двое людей как бы меняются биополями? – Голос Гарда снова выдавал его волнение.

– Не как бы, – поправил профессор, – а именно меняются! Ваш организм, если в него вложить мое биополе, перестроится так, что вы примете мой облик, а я – ваш.

– А сознание останется прежним, – сказал Гард утвердительно.

– Откуда вы знаете? – удивился профессор.

Гард не удостоил его ответом.

– Скажите, Грейчер, – сказал он, – идея Лансэре практически осуществима? Или это гениальная догадка?

– Клянусь, мне неизвестно, достиг ли он успеха. Думаю, на современном этапе развития науки и техники…

– Я могу догадаться, что вы хотите сказать, но тут уж можете мне поверить: Лансэре был близок к осуществлению задуманного. – Гард встал со стула, закурил, подошел к окну. Не оборачиваясь, спросил: – И если это действительно так, то прикиньте, пожалуйста, профессор Грейчер, какую форму могла бы иметь установка, осуществляющая перезапись биополя?

– Я не знаю множества важных деталей…

– Это я уже слышал. Но пофантазируйте, пофантазируйте! Ученые любят фантазировать, не правда ли?

– Какую форму? – переспросил Грейчер.

– Ну да, займет ли установка целое здание или поместится в комнате или в портсигаре?

– Полагаю, размеры комнаты будут наиболее реальными…

– Благодарю вас.

Грейчер промолчал. Перед уходом Гарда он еще раз попробовал улыбнуться:

– Я же говорил вам, комиссар, что вы открываете дверь в лабиринт.

– Я попытаюсь найти и выход из него, – серьезно сказал Гард.

Покидая кабинет профессора, он подумал еще о том, что они проговорили не менее часа и все это время их странным образом ни разу не побеспокоили ни телефонными звонками, ни приходом сотрудников. Впрочем, желание избежать свидетелей и необходимость сосредоточиться могли быть у Грейчера вполне естественными…

«Размером с комнату, – думал Гард, садясь в машину. – Ах, профессор, все же неважный вы психолог! Я бы на вашем месте для большей убедительности поместил бы всю установку на острие иглы!»

– Луиза, опишите мне подробно часы, которые пропали вчера вечером. Кроме того, заметили ли вы, чтобы ваш муж собирал какой-нибудь аппарат?

У Гарда уже не было возможности учитывать состояние Луизы, измученной допросами. Решительность и властность, с которых он начал разговор, применялись им даже в тех случаях, когда он добивался ответов от умирающих, торопясь обогнать смерть.

Вероятно, тон комиссара был столь непререкаем, что Луиза мгновенно оценила важность обстановки. Она ответила сразу и четко:

– Никаких аппаратов Лео дома не собирал, комиссар. Часы были серебряными, перешли по наследству от деда Лео. Большая луковица. Механизм испорчен… Что-нибудь случилось, комиссар?

В последней фразе уже звучал испуг.

– Нет, Луиза, все идет как надо. Когда вы видели часы в последний раз?

– Дней пять назад. Да, дней пять… Лео спал, Юл играл в его комнате часами. Я вошла, разбудила Лео, он увидел часы в руках сына и рассердился, и на меня тоже: почему я недоглядела. Потом…

– Потом?

– Он убрал часы в ящик стола… Нет, не убрал. Сделал движение, словно хочет туда их положить, а положил ли, я не помню… Это важно, комиссар?

– Больше вы часы не видели?

– Нет.

– А сын?

– Не знаю.

– Спросите, Луиза.

– Сейчас?

– Да. При мне.

– Юл! – позвала Луиза. – Юл, иди сюда!

За Юлом все же пришлось сходить. Он оказался не по возрасту длинным и тощим мальчиком, очень похожим на Лео Лансэре, если судить по фотографиям. Когда Юл предстал перед комиссаром, Гарду на мгновение стало не по себе: он подумал о том, что должна была почувствовать Луиза, увидев перевоплощение отца в сына.

Юл исподлобья глядел на комиссара.

– Скажи, сынок, – мягко произнесла Луиза, чуть наклонившись к Юлу, – ты не видел папины часы? Помнишь, после того как папа отобрал их у тебя.

– Вчера, – сказал мальчуган.

– Что – вчера? – быстро спросил Гард.

Юл вцепился в юбку матери и испуганно посмотрел на Гарда.

– Не мешайте, пожалуйста, комиссар, – тихо сказала Луиза. – Ты видел часы вчера, Юл?

– Ага.

– Где?

– У папы. Он показал мне их и сказал…

– Что? – в один голос спросили Гард и Луиза.

– Мама, а что такое «слава»?

– Папа сказал это слово?

– Ага.

– А еще что он сказал?

– А еще он показал мне часы.

Гард с Луизой переглянулись.

– Мам, а папа скоро придет?

Гард поморщился, увидев слезы на лице Луизы. Он с трудом переносил мелодраматические сцены, даже если для них был повод.

Спустя пять минут, сидя в «ягуаре», он чуть ли не вслух произнес: «К черту! Аппарат был вмонтирован в часы? Часы похищены? Алиби Грейчера непробиваемо. Пропади все пропадом, надо выспаться!»

Выход из тупика пока не находился.

5. ЛОГИКА И ИНТУИЦИЯ

Пожалуй, в профессии сыщика Гарда более всего привлекала та блаженная пора, когда можно было подводить итоги. Сидение в засадах, ночные бдения в чужих домах, где только-только произошли убийства, допросы и погони, – разве все это могло идти в сравнение с тишиной гардовской квартиры, когда, лежа одетым на тахте, комиссар связывал и развязывал узелки противоречий и доказательств, совершая в уме многочисленные построения, сложностью могущие поспорить с абстракциями математиков. Гард никогда не славился действием, он плохо стрелял, неважно правил автомобилем, не обладал феноменальной физической силой и способностью валить противника с ног одним ударом. Но для своих подчиненных и для начальства он был человеком, обладающим таинственной способностью догонять не догоняя и попадать в цель без единого выстрела.