Мистер Икс - Питер Страуб

«Будь я Гридвеллом, – мелькнула мысль, – я бы так же на тебя смотрел».

– В общем, как-то раз после обеда я забыл запереть дверь своей комнаты. Сижу на полу дымлю травкой, динамики разрываются от «Jumpin' Jack Flash». Бэмс! Заявляется папаша. Кобден в ярости. Он позволяет мне ходить в школу только при условии, если я постригусь, а еще, сказал он, если у меня будут хоть какие-то проблемы с законом, я не получу по наследству ни пенни.

– Вас беспокоит процесс в Кентукки?

– Да ничего там серьезного. Через неделю уляжется и забудется. А вот это может вас заинтересовать. Вчера днем моя жена позвонила юристу, занимающемуся вопросами опеки и доверительной собственности, Паркеру Гиллеспи. Он сын Чарльза Гиллеспи, учредившего опеку. Семьдесят три года, преданный, как питбуль. Лори никогда прежде даже не интересовалась им, а тут вдруг решила заняться самообразованием. Ну-ка, скажите мне, о чем она спросила Гиллеспи?

– Откуда ж мне знать, – пожал плечами я.

– Она интересовалась пунктом, который добавил мой отец к договору: если меня признают виновным в этих преступлениях, которых, разумеется, я не совершал, то правда ли, что я лишаюсь наследства? К сожалению, ответил Гиллеспи, это решит суд, миссис Хэтч. Тогда она спросила: какова будет в этом случае позиция моего сына? Видите ли, в отсутствие любого другого наследника мужского пола мальчик наследует все имущество. А кто будет управлять имуществом, спрашивает она Это обязанность попечителя над наследственным имуществом, ответил Гиллеспи. А если случится худшее, будете ли вы продолжать управлять имуществом, мистер Гиллеспи? Гиллеспи ответил, что будет рад оказать ей всю посильную помощь. Ну, как, общая картина просматривается? Лори хочет денег.

– Она хочет сохранить их для Кобби.

Усмешка Хэтча была пострашнее ухмылки дяди Кларка:

– Кобби ничего не наследует до тех пор, пока ему не исполнится тридцать пять. А до той поры попечитель распоряжается деньгами по своему усмотрению. Лори назначит попечителем себя и захапает столько, сколько ее душе будет угодно. Вот чего она добивается.

– Спасибо, просветили, – сказал я. – Отвезите меня обратно в город.

– Я хотел вам кое-что показать, помните? Вы будете поражены. Сама история восстанет из пепла и заговорит. – Он улыбнулся с фальшивой дружелюбностью. – Если не покажу это вам, никогда себе не прощу.

Он включил зажигание и пустил машину вперед.

67

Шестьдесят лет назад заросшее поле было лугом, а мрачные развалины у самого леса – высоким каменным домом со слуховыми окнами и открытой галереей. Я старался обуздать охватившее меня беспокойство, происходившее от отчетливого ощущения: если я углублюсь футов на тридцать в лес справа от разрушенного дома, я отыщу расщепленный ударом молнии дуб.

– Вам кто-нибудь рассказывал о старинной резиденции Данстэна?

– После того, как убили его брата, Сильвэйн привез из Англии камни и построил из них дом.

Брови Хэтча поползли вверх.

– Из Англии? Из Провиденса, Род-Айленд. Отсюда и название этой улицы – Нью-Провиденс-роуд. Я знаю о вашей семье больше, чем вы.

– Не такая уж это большая тайна. – Я подумал о том, сколько всего Хэтч о Данстэнах не знает и даже не догадывается.

– А вам известно, кто построил дом самым первым?

Я почувствовал легкую тошноту, и в ушах у меня зазвенело.

– Человек по имени Омар Данстэн. В пятидесятых годах восемнадцатого века он появился в Провиденсе с несколькими слугами из Вест-Индии и кучей денег. Данстэн говорил о себе, что он импортер и судовладелец, однако ни одно из его судов не заходило в Провиденс. Он часто ездил в Южную Каролину, Вирджинию и Новый Орлеан. Как вы думаете, что именно он импортировал?

– И что же?

– Рабов. Его люди покупали или отлавливали рабов в Западной Африке и странах Карибского бассейна и продавали их в южные колонии. Данстэн не был женат, но был отцом трех или четырех детей, которые почти никогда не покидали пределов дома. Соседи слышали странные шумы и видели загадочные огни в окнах. Ходили слухи о колдовстве и черной магии. В результате группа местных жителей внезапно вломилась в дом с целью выгнать семейку вон из города. Они опоздали. Дом был пуст.

Ноги меня не держали, и я присел на капот «мерседеса».

– Десятки лет в доме никто не жил. Его репутация была настолько дурной, что властям даже не удалось уговорить кого-нибудь снести строение. Люди называли его «Страшный дом». Сто лет назад жители обнесли его забором и оставили разваливаться.

«Страшный дом»? Звон колокольчика был слишком тихим, чтобы я смог определить, откуда он прилетел. Будто слабый радиосигнал, голос Стюарта Хэтча наплывал и угасал, подавляемый сильным излучением, струившимся от руин.

– Во время Гражданской войны два брата по фамилии Данстэн бежали из тюрьмы, где отбывали заключение за мародерство. В тысяча восемьсот семьдесят четвертом Омар и Сильвэйн Данстэны объявились в Эджертоне и поселились в «Медной голове». Вскоре у них уже было достаточно средств, чтобы начать свой бизнес: Омар открыл ломбард, а Сильвэйн стал ростовщиком. Как вы знаете, то были годы Реконструкции. Через десять лет они уже были владельцами банка, а жили в трущобах на Вишневой улице. Когда наводнения разоряли людей, братья отказывали им в праве выкупа закладной вследствие просрочки и скупали их недвижимость за бесценок. Мне всегда казалось странным, что убили Омара, потому что народ люто ненавидел как раз Сильвэйна. Хотите послушать версию моего отца?

– Жизнь без нее будет казаться мне неполной…

– Никто, кроме Сильвэйна, не видел так называемого бандита, застрелившего его брата и ускакавшего по улице. Мой отец считал, что убийцей был Сильвэйн. К тому времени Омар почти стал порядочным горожанином. Он был владельцем половины недвижимости на Торговой. Сильвэйну же, говорил отец, плевать было на приличия и порядочность. К тому же ему надоело делить с братом жену Омара.

– Я слышал об их уговоре, – сказал я.

– Сильвэйн переправил камни с Род-Айленда и привез бригаду строителей-португальцев, расселив их поблизости в хижинах. Он заявил, что хочет, чтобы дом был восстановлен в точности таким же, каким он был в оригинале, а городские строители не знали всех тонкостей такой работы. Местные же решили, что он не хочет, чтобы они узнали планировку дома.

– Что породило множество сплетен.

– Ну, да. Цепи, прикованные к спинкам кроватей на чердаке. Потайные ходы. Странные слуги. Обычное дело – маленькие городки всегда кишат самыми разнообразными слухами. Сильвэйну следовало бы запустить в дом народ: походили бы, посмотрели, успокоились. Вместо этого он сделал наоборот – прятался от людей и гнал их от себя. Когда он ездил в город, всегда брал с собой ружье. Дети его росли, как звереныши. Кто-то из них сбежал, никто не знает куда. Кто-то утонул, купаясь в реке, или был зарезан в кабаке. Говард, ваш дед, остался на ферме, хотя отца ненавидел всей душой. Считается, что Сильвэйн нечаянно застрелился, когда чистил ружье, но кое-кто поговаривал, что ваш дед помог ему в этом. По мне, так идеальная справедливость. – Голос Хэтча вяло струился откуда-то очень издалека.