Тайны гор, которых не было на карте... - Анастасия Вихарева

Маски вампиров, обычно при полном безразличии протестующие против насилия, настолько сильно не соответствовали настоящим их лицам, жаждущим крови, что из полупрозрачного марева проступали настоящие черты, в которых угадывались худые, обтянутые кожей черепа и саблезубые клыки, способные перекусить шею человека. У некоторых клыки спускались до подбородка, и, похоже, девушки были напуганы до смерти, что только распаляло толпу. Кровь телесная, восстанавливающая некоторые элементы в организме, которую подавали в некоторых домах как биологическую добавку к завтраку и как деликатес к праздничному обеду, не шла ни в какое сравнение с предстоящим пролитием крови плотской, которую вампиры предчувствовали всем своим сознанием, испытывая невероятное возбуждение и прилив сил.

Сказал Спаситель: "На суд пришел я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы!" По правую и по левую руку разделились овцы и козлы, одни для жизни вечной, другие для геенны огненной — кто не с Ним, тот против Него, привести и избить перед Ним. Кровь и Плоть Спасителя ели и пили, чтобы очистится от греха и судить. Слово, сказанное, будет судить в последний день: "Отвергающий Меня и не принимающий слов Моих имеет судью себе: слово, которое Я говорил, оно будет судить его в последний день."

Проклятие от Зова отличалось в немалой степени тем, что участвовать в нем могли сколько угодно вампиров. Чем больше свидетелей, тем лучше. Главное, чтобы каждый имел против проклятого слюну и ядовитое жало. А еще некоторое количество жертв, чтобы утолить голод. Жертвы вызывали у проклятого состояние себя самого, и боль, от которой он не мог скрыться, если не думал о себе, как о жертве. Приготовленных в жертву терзали на спине погруженного в состояние бессознательности вампира, обложенного со всех сторон разными приспособлениями, которые должны были всадить в землю проклятого такой заряд боли, которая была бы способной вырвать его сознание из земли. Тогда как на Призыв собирались избранные и доверенные лица, и не только вампиры, но и близкие, которым дозволялось искать в будущем у вампира защиту. Землю вампира, которая открывалась братьям и сестрам, и свидетельствовала во славу, любили более, нежели себя. Ее носили на руках, ласкали, ублажали, одаривали, открывая ей своего и Спасителя, и Защитника, и Мудрого Наставника.

Оргазм в Проклятии закладывался не для проклятого, а для людей, которые приближались к проклятому. Само действо напоминало шабаш ведьм, с той лишь разницей, что из вампира не делали козла. Именно это различие развело вампиров и ведьм по разные стороны. Вампиры поднимали себя — ведьмы, старые ведьмы, отлавливали вампира и отрезали его от проклятой, поднимая как раз проклятую. Святые Отцы преследовали ведьм и жгли их, как чуму, и само слово "ведьма" до недавнего времени имело для вампира смысл нарицательный. Но мало помалу ведьмы открывали для себя смысл вампиризма, понимая несомненную выгоду последнего, и чаще встречались в стане вампиров, чем самостоятельно или в объединении таких же проклятых. Гонения, доступность и массовость вампиризма, отсутствие знаний в сочетании с жесткой цензурой, выдавили их из жизни, заменяя одну идеологию другой. Жгли не только ведьм, жгли проклятых, истончая среду, в которой они собирались друг с другом, жгли по малейшему подозрению в причастности к данной категории, привлекая на свою сторону людей, далеких от тех и других. В некоторых странах делали проклятыми всех, лишая мышления как такового — накладно было искать душу. Так произошло в государстве, в котором как-то сразу пропала и грамотность, и люди проснулись однажды и поняли — крепостные. Тот же раб, но оскотиненный и прирученный. Или в другом государстве, куда пришел Пророк Отца, женщина как-то вдруг облетела, покорно подчиняясь воле мужской части населения.

Зов, в отличии от Проклятия, обрушивал на землю столько любви, оргазма и плотского удовольствия, что порой вампир становился его пленником, снова и снова вкушая запретный плод, удерживая его на поверхности. Земля, которая выходила на стороне вампира, купалась в благодати. Боль оставалась под благодатью. Обновить Зов не представлялось возможным, он накладывался на душу, когда вампиры вступали в брак, связывая себя клятвой, и высказывали пожелания, которые бы летели от них самих. "Ибо Я дам вам уста и премудрость, которой не возмогут противоречить ни противостоять все, противящиеся вам." При полном молчании уста проникали в человека электромагнитной волной, подчиняя и расположивая его к себе. Проклятым после этого жить оставалось недолго — мощные проклятия, которые совершенствовались из года в год, убивали их раньше, чем когда вампиры осознавали недосказанное и желание получить иное, чем то, что пожелали себе по молодости и недомыслию. К наложению Зова готовились основательно, продумывая каждое слово, каждое движение. Некоторые умные вампиры старались оставить души доживать где-нибудь в укромном месте, приставляя оборотней, чтобы иметь возможность протыкать сознание проклятого изнутри и снаружи. Но не каждому дано было столько терпения, ибо каждый вампир, душа которого горела в Аду, в Царствии Небесном, имел возможность рассказать новоиспеченному вампиру, какое неземное наслаждение лилось на вампира, когда он оставался единственным хозяином Царствия Божьего, приблизив к себе Небесное и уперевшись в него одним концом.

Когда душа попадала в Ад, земля, лишившись одного из сознаний, отверзала всю свою мощь на выживание с одним сознанием. Ментал был всего лишь землей, пусть и умной, способной производить миллиард операций в секунду. Говорить своими словами Писец не умел, вытаскивая на поверхность все, что успел собрать за свою жизнь, выставляя сознанию, как доказательство ее либеральности. Писец, вгрызаясь в изучение гранита Бытия, настолько праведно исполнял наложенные на него обязательства, что до самой последней минуты, бился за выживание, снабжая всем необходимым самого достойного, который таковым себя обозначил.

Проклятие же, наоборот, окатывало проклятого таким откровением, что загляни проклятый внутрь себя, он ужаснулся бы, каким пыткам подвергалось его душа из раза в раз — но и он лишь пил откровения, не задумываясь о том, что пьет. Мучить и убивать себя у отверженных было в обычае. Когда приносились жертвы над вампиром, к проклятому обращались с просьбами самоустраниться, красочно расписывая мотивы и его положение, когда самоубийство, или его устранение, или ограбление было выходом из затруднительного положения.

И только Великого Виночерпия, Пилата по призванию, устраивала беспроигрышная для Него смешная картина, когда два сознания, призванные охранять друг друга, протыкая друг друга, проигрывали ему свою землю, поливая ее огнем и серой. Не хуже Дьявола, поставленного над Землею, который видел в комичной ситуации бессовестное отношение к драгоценейшему дару, предназначая обоих на убой, как скот, который мыслить разумно и оценить его имущество не умел. Для него земля под Твердью была не меньше той, которая над Твердью. Голова ее была обращена в его сторон, и сознание его закрывало обе земли, умея и пролить дождь, и произнести слово. Дьявол не был ни правшой, ни левшой, обеими руками он владел одинаково искусно, одна рука другой была в помощь, но он был самым настоящим вампиром, и пил кровь с неменьшим удовольствием, с каким ее пили вампиры.