Ангел-мечтатель (СИ) - Буря Ирина

Ушастый опять обнюхал новое заграждение, просунул нос между двумя ветками — и принялся расшатывать их, протискивая наружу голову.

Первый от всей души треснул его по ней оставшейся веткой — Лилит взвизгнула, оттолкнула Первого, метнулась к охапке гибких стеблей, из которых мастерила свои корявые сооружения для сбора плодов, и начала переплетать их между толстых веток, чтобы те нельзя было больше раздвинуть.

Первый с удовольствием выразил свое полное восхищение ее сообразительностью и двинулся к зарослям, едва сдерживаясь, чтобы не перенестись на новую планету прямо у нее на виду.

А надо было, крякнул он про себя, когда Лилит бросила ему вслед, что имеющихся стеблей ей не хватит.

Острые камни помогли ему ободрать первое же попавшееся дерево с длинными, тонкими, свисающими них ветвями — Лилит напомнила ему, что теперь у них появился еще один любитель оранжевых плодов.

Для копания те же камни подошли ничуть не хуже, чем когти ушастых — Лилит сообщила ему, что так проголодалась, что одними плодами не обойдется.

У коварного водоема от камней оказалось больше вреда, чем пользы. Попытка рассечь ими тут же налетевший на него и тоже изрядно изголодавшийся летающий эскадрон мира ни к какому видимому эффекту не привела.

Следующая, когда он попытался разрубить — для острастки — хоть одного из летающих кровопийц, усевшихся ему на руку, привела к такому эффекту, что он взвился над водоемом с диким воплем, уронив окровавленный камень в воду.

Эскадрон перегруппировался над его рукой, по достоинству оценив облегчение доступа к пище.

Ринувшись вниз — от них и за камнем — Первый с головой ушел под воду и там уже отвел душу, искромсав немедленно вцепившиеся в него корни. Ими он потом связал пойманных птиц — оказалось, что они летают медленнее, чем он. Когда ему нужно спасаться от кровожадного нападения.

Лилит корни привели в куда больший восторг, чем принесенная пища. Услышав, что они намного лучше подходят для плетения, Первый отчаянно затряс головой. Из потока. Он вдруг кристально ясно осознал, что не выйдет оттуда до самого следующего дня. Или хоть пока кровь из руки идти не перестанет. Кто знает, с какого расстояния самостоятельные творения мира ее учуять могут?

Лилит даже ощипанную птицу ему туда принесла. Первому та показалась слишком мягкой — не оставляла ощущения покорения чужой жизни, преодоления ее сопротивления. Но все же это лучше, чем ничего — если Лилит категорически отказывается от настоящей животной пищи, оставалось только придумать, как обойти летающий заслон мира на пути к этой. Там и ему бы плотные покровы не помешали …

Опять все возвращается к добыче шкурок! Никто не спорит, Первый сам придумал пушистых зверьков скорее как развлечение, но не поддающийся никакому объяснению трепет, которые испытывает к ним Лилит, явно является делом рук самоутверждающегося мира.

Первый так и не смог избавить ее от этого внушения — устранил его сам мир. Когда устроил очередное нападение на них.

Глава 9.7

В ту ночь их снова разбудили лохматые. Нет, еще одного ушастого нам не нужно, подумал Первый в полусне и перевернулся на другой бок. Но в звуках, которые издавали лохматые, слышался не азарт охоты, а клокочущая ярость — как тот резкий гортанный клекот, с которым летающий хищник гнал Первого в воздухе. И доносились эти звуки не от пирамид из плодов. И не удалялись от них.

Резко встав, Первый встревоженно оглянулся. Возле ограждения, внутри которого отчаянно били воздух крыльями уже совсем выросшие птицы, метались лохматые тени. Они наваливались друг на друга, уворачивались, отскакивали, чтобы зайти с другой стороны, опять сбивались в беснующийся клубок — Первый даже не сразу разглядел, что теней было три.

Вдруг утробное рычание сменилось пронзительным, острым, взметнувшимся вверх визгом, и одна из теней осела на землю, дергаясь в безуспешных попытках подняться. Рывком стряхнув с себя растерянность, Первый бросился на помощь своим лохматым, но споткнулся в темноте и растянулся во весь рост в нескольких шагах от них.

Пытаясь втянуть в себя выбитый при падении воздух, он услышал свист. Похоже, падение оказалось особо неудачным, пронеслось у него в голове, если пришлось зубы стиснуть.

Попытка пошевелить ногами сопроводилась резким, хриплым и внезапно оборвавшимся всхлипом. Только не перелом, взмолился он, о взлетах прямо на глазах у Лилит не может быть и речи.

Он решил проверить целость рук, приподнявшись на них — в ушах у него застучало мерным, частым топотом. Нет, лучше ноги, тут же передумал он, с поврежденной головой работать будет намного сложнее.

До него донеслось низкое, воркующее, успокаивающее бормотание Лилит. А вот причитать надо мной не нужно, с достоинством поднялся Первый на четвереньки, я — не ушастый. В крайнем случае, у меня запасное тело в башне осталось.

Если случай действительно окажется крайним, лететь за телом нужно сейчас, пока темно. Первый осторожно выпрямился — и так и замер на коленях, размышляя, не вызвана ли картина перед его глазами критическим сотрясением мозга.

Лилит сидела на земле возле ограды с птицами — в окружении лохматых тел. Рядом с ней из земли торчала одна из тех заостренных веток, которые остались после сооружения ограды для нового ушастого. Нет, не из земли, рассмотрел Первый — из одного из мохнатых тел. Но Лилит склонилась над другим — издающим еле слышные жалобные звуки — ощупывая его, распрямляя и поглаживая. Вытянувшийся рядом второй лохматый усердно помогал ей языком.

Вылизав соплеменнику неестественно вытянутую в сторону заднюю конечность, он поднял голову и шумно потянул носом воздух. Повернувшись в ту же сторону, Лилит угрожающе заворчала. Выдернув ветку из неподвижного тела, она, не глядя, отшвырнула ее в сторону — Первый снова вовремя припал к земле — и подняла пришельца за одну из конечностей.

— Лис-с-а! — прошипела она, вертя его перед собой.

Первое, что бросалось в глаза — орудие очередного нападения мира было намного крупнее ушастого. И шкурка у него была более волосатой. И заканчивалась она длинным — почти таким же, как все тело — пушистым хвостом. Лилит подняла его, приложила к лицу, затем с другой стороны, затем обвила им шею …

Лохматый с поврежденной конечностью издал чуть более громкий, настойчивый звук. Лилит отбросила хвост, нашла разрывы на шкурке и принялась сдирать ее с тела — обеими руками и даже не поморщившись.

Когда она поднесла освобожденную пищу к лежащему навзничь лохматому, тот поднял голову — и тут же снова уронил ее на землю. Лилит задумалась, склонив голову к плечу, снова подняла тело — и впилась в него зубами, вырвав приличный кусок. Который она затем вложила прямо в рот лохматого.

Второй нетерпеливо и просительно взвизгнул. Подозрительно покосившись на него, Лилит вырвала зубами еще один кусок пищи, выплюнула его на ладонь и протянула ее лохматому.

Третий кусок она начала жевать сама.

Первый резко выдохнул — оказалось, все это время он затаил дух.

Медленно, все также на четвереньках, он приблизился к Лилит — она отдернула пищу, пряча ее за спину.

Первый старательно скопировал просительный звук лохматого — и получил свою порцию из ее рук.

Так, вчетвером, они и прикончили незадачливого посланца мира. На вкус он оказался жестче ушастого, но Первый всем своим видом изображал чистейшее удовольствие.

С тех пор их жизнь полностью изменилась. В правильном, наконец, направлении.

Лилит начала есть любую животную пищу, которую приносил Первый. Он так и не понял, что, в конечном итоге, сломило ее сопротивление — ранение пришельцем их лохматых или его роскошный хвост — но главное, что теперь она не просто светилась от поглощенной жизни, но и начала поправляться.

И с каждым днем у них увеличивалось количество потенциальных покровов. Вспомнив, что произошло со шкуркой ушастого, Первый сразу сходил за камнем с новой планеты и принялся старательно очищать обратную сторону хвостатого приобретения от приставшей к ней плоти. Камень оказался слишком острым — или Первый слишком старательным. При первом же надрыве Лилит заверещала, отобрала у него камень и больше не подпускала его ни к одной шкурке, даже ушастых.