Набег - Алексей Витаков

Убивает египтянина сам Иегудиил, и второго быть не может. Но подвела ростовщика простая жадность: не протяни он руки к моим пятидесяти тысячам, все могло закончится совсем для него неплохо. Понятно, что от меня, Алорк и Туя нужно избавляться — ни Фаустине, ни Иегудиилу мы даром не нужны. О, Великая Мать, неужели Туй об этом не догадывался? Я думаю, египтянин был отнюдь не дурак. Значит, какой вывод: либо звездочет находился в полнейшей зависимости, либо каким-то образом попал в сети обмана. Ну, теперь это совсем не важно. Голубь мертв, но жив я, видевший в руках Иегудиила пращу, жива Фаустина, затеявшая кровавый спектакль, и жив сам Иегудиил. Непонятно, жив или нет Туй, и участь Алорк неизвестна.

Все эти мысли пронеслись в моей голове, пока я пересекал участок в пятнадцать шагов от забора до стены дома. Теперь нужно встать на карниз и, ухватившись руками за раму, подтянуться, затем пройти по выступу второго этажа до террасы, с которой открывается вид на спальню вдовы эдила города Гадрумета.

Жива или нет Алорк? Это первый вопрос, который волновал меня. Если жива, то где ее прячут? Нет, убить ее не должны, ведь она хорошая приманка, крючок для рыбы по прозвищу Белка. Фу ты, какая дикая игра слов. Им нужно сделать так, чтобы я искал свою девушку. Искал, забывая об осторожности. Стоп! Понять бы весь этот денежный космос: кто кому дает под проценты, кто у кого берет, кто кому одалживает, кто с кем делится? А-а, плевать, на досуге и эту науку постичь можно! И все-таки на чьей стороне находился Голубь? Как вообще спартанец узнал о заговоре против эдила и почему стал на его сторону? Хотел лишний раз выслужиться перед хозяином? Я чувствовал: если разгадаю всю хитроумную комбинацию, то обязательно выясню, где находится Алорк. Интуиция подсказывала: девушка жива. Зачем понадобилось так сложно убивать Магерия? Впрочем, задумано мастерски: гладиатор, умертвив эдила в приступе благородной ярости, пытается скрыться, но его догоняют и насаживают на меч. Начинается паника, сутолока, неразбериха. Но зачем любимому гладиатору вообще нужны были эти игры? Думай, Ивор. Где-то здесь ключ.

Поток моих мыслей приостановил легкий шум, раздавшийся в спальне Фаустины. Я, встав на затемненный квадрат террасы, осторожно заглянул внутрь. Сквозь полупрозрачную ткань я узнал патрицианку, точнее, ее стройный силуэт. Следом вошел мужчина: рослый, крупный, тяжелый. Безутешная вдова добавила свет в лампе, выкрутив до отказа заслонку. И я узнал того, кто был с ней.

Император Священной Римской империи Филипп Араб — собственной персоной.

— Скорее же! Я изнемогаю, Фаустина!

— О да, мой повелитель!

Она мягким движением расстегнула застежку на плече и ткань быстрее горной реки сбежала на пол. Идеальное тело могло ослепить даже в темноте. С чем можно сравнить такое совершенство, пожалуй, только с молодой осенью, сбросившей желтый наряд себе в ноги. Но, Великая Мать, как порой внешность не соответствует внутреннему миру человека! Я ненавидел эту женщину и не мог отвести от нее глаз.

Филипп весь дрожал от нетерпения. Он даже не смог по-человечески освободиться от одежды. В нем проснулся нетерпеливый солдафон, дорвавшийся до заветной цели. Запутавшись в складках тоги, император просто разорвал на себе дорогую ткань и стал похож на безумного дикаря, истекающего половой истомою.

Не хочу описывать сцену, свидетелем которой я тогда оказался. Но и в тот миг, и спустя много дней я убежден, что увиденное мной было безобразным, поскольку для меня эти люди не были достойны высокого слова — Любовь.

Наконец Фаустина сказала:

— О, Филипп, ты не просто император, ты истинный лев своего огромного прайда.

— Это все ты, утоляющая жажду!

— Мы можем теперь спокойно перейти к нашим делам?

— Спрашивай.

— Я хочу поблагодарить тебя за принесенную жертву.

— Да, это было непростое решение. Лишиться своего любимого бойца, своего дитя. Но государственный долг важнее, не правда ли?

— Все вышло настолько естественно, что даже ошеломило.

— Как тебе в голову пришло такое решение? Тебе бы полководцем родиться, а не женщиной.

— Но ведь это ты уговорил его.

— Я знал, что не испытаю ни малейшей трудности. Голубь слишком любил театральные сцены. Опять же он был тщеславен. Как он искал встречи с этим или этой Белкой. Кстати, как поживает наш быстроногий?

— Надеюсь, что уже никак. Завтра Иегудиил придет к Цетегу с бумагами, и это будет означать, что гладиатор с Верхнего Борисфена не только физически, но и юридически мертв.

— Помни, все должно быть идеально. Никакой огласки, иначе все усилия прахом лягут в этот ржавый африканский песок.

— Иегудиил переборщил несколько: зачем-то сунул Туя в храмовый водоем к священным финикийским рыбам.

— Не прост. Ведет еще какую-то линию. Впрочем, мне понятно: ему нужен хаос, резня. Вот тут рыба сама в сети пойдет. Не могу сказать, что и я в хаосе не заинтересован: появится хороший повод перебросить сюда восточные легионы и начать конфискацию у тех, кто плохо любит империю, то есть у предателей. Казна-то ведь как-то должна пополняться!

— Тебе нет равных среди мудрых!

— Брось, Фаустина. Давай обойдемся без взаимных комплиментов. Ты без пяти минут хозяйка всей Проконсульской Африки, но помни: ты здесь мои уши и мое сердце.

— А как же сам проконсул?

— Кукла! Хотя доверять такой женщине, по меньшей мере, глупо. Такую женщину нужно только брать и насаживать на ось до полной потери сил и памяти. Последнее я благополучно потерял.

— Чем мне поклясться тебе, чтобы ты поверил! И все же, согласись, спектакль был великолепен!

— Тебе тоже пришлось многим пожертвовать, например Нигером.

— О, да невосполнимая утрата. Зря смеешься.

— Верю, Фаустина, верю. Мы удивительно устроены, я имею в виду людей, готовы любить жестокую рептилию сильнее, чем представителей рода человеческого.

— В отдельных моментах: да. Но не сейчас.

— Я слышал, ты действительно сгорала от страсти к этому Белке?

— Глупости. Он был мне нужен, вот и все. Хорошо, что в дело вмешалась служанка. Вообще не пришлось тратить время ни на что. Кроме разве что на различные рассказы, например из жизни цезарей за последние десять лет. Чтобы окончательно запутать этого дикаря, пришлось выложить историю Элагабала.

— Хм, зачем?

— Чтобы сразу подчеркнуть: я и Филипп Араб находимся по разные стороны. Мало ли, что в голове у этого парня!

— Значит, ты обрисовала картину таким образом, что мы с тобой заклятые враги. У тебя ведь совершенно реальный повод ненавидеть меня, Фаустина!