Сумеречная роза - Аманда Скотт

— Почему вы так решили?

— Человек, который, вероятнее всего, забрал его из Вулвестона, присягнул Генриху Тюдору и получил амнистию, — поведала она, тщательно подбирая слова, — но меньше чем через месяц он снова попросил о помиловании. Предполагаю, что он совершил что-то ужасное. Думаю, он убил принца.

Николас сел, схватил ее и поднял, пристально посмотрев в лицо.

— Тирелл? Вы думаете, что он у Тирелла!

Она открыла от изумления рот и тем самым выдала себя.

— Я не называла имени, — испугалась она.

— О его прощениях ходило много разговоров, мадам, но он поклялся в верности Тюдору и хорошо служит ему в Гламоргане. — Он вдруг осекся. — Матерь Божия, — воскликнул он, пристально глядя на нее, — так вот почему вы спрашивали о Гламоргане, когда мы ехали в Мерион! Вы думали посетить этого человека и спросить его напрямую, где Ричард? Ну же, отвечайте! — настойчиво потребовал он, встряхивая ее за плечи. Даже в тусклых отблесках камина он увидел ответ на ее лице, потому что отпустил ее с преувеличенной осторожностью и снова откинулся на подушки.

Она тоже села и, глядя ему в лицо, пролепетала:

— У меня действительно промелькнула такая мысль, Николас, но я поняла, что не смогу ничего сделать.

— Какое счастье, что вы поняли, — он взглянул на нее так, что у нее мурашки побежали по коже, — потому что, если бы я застал вас за этим… — Он не закончил, да и так все было ясно.

— Я знаю, Николас. Я сразу поняла, что задуманное осуществить невозможно, да и, говоря по правде, я не знаю, что делала бы, если бы нашла его. Я вряд ли могла бы спросить, не прячет ли он в своем замке принца Ричарда.

— Он не может прятать его, — твердо заверил Николас. — Он поклялся в верности Генриху. Если бы принц Йоркский прятался у него, он по крайней мере сказал бы о нем Генриху.

— Но он также мог скрывать принца и сказать о нем Тюдору. Они все еще не могут объявить о подобном факте всем, не подвергнув опасности положение Генриха на троне. И в то же время Генрих не может убить принца, потому что, если станет известно о его смерти, у него будет гораздо больше неприятностей, чем раньше. А если бы он просто запер его в Тауэре вместе с Недди, со мной и остальными, появилась бы целая толпа заговорщиков, чтобы вызволить его оттуда.

— Если Ричард Йорк все еще жив, почему никто не заявил об этом? — спросил Николас.

— Если он жив, то только потому, что те, кто его прячет, не знают о судьбе Эдуарда Плантагенета, — ответила она. — И даже если Генрих и Тирелл посмели убить его, они не могут оповестить всех о печальном событии, иначе это известие заставит Эдуарда выступить с армией и потребовать трон. Но ведь распространялись еще сплетни, что Ричард убил своих племянников, Николас. Вы сами говорили о них. У Генриха нет доказательств, что они оба мертвы, иначе он мог бы придумать любую сказку, чтобы объяснить их смерть, но думаю, когда сплетнями не удаюсь заставить принца Эдуарда объявиться и потребовать у него корону, он решил, что безопаснее убить принца Ричарда. Когда он отдал такой приказ, сэр Джеймс попросил прощения как выражения лояльности, а во второй раз он просил прощения уже за совершенное деяние.

Николас молчал, и Элис вспомнила, как Ловелл настаивал на том, что сэр Джеймс Тирелл так же предан Ричарду, как он сам, что он никогда не причинил бы вреда ни одному из принцев. Ей вдруг пришло в голову, что, возможно, существует другая причина для второго прощения Тирелла. Что, подумала она, если сэр Джеймс сделал такой же соответствующий моменту выгодный шаг, как ее брат, сэр Лайонел, Линкольн и многие другие, присягнувшие Тюдору, чтобы сохранить свои земли и титулы? Что, если он попросил амнистии, как и многие другие, а потом благополучно переправил Ричарда из Англии во Фландрию, надеясь, что второе прощение защитит его от гнева Тюдора? Возможно, что бредовые слухи о побеге Недди — только прикрытие для передвижений другого, гораздо более важного — Йоркского принца?

Хорошо, что Николас глубоко погружен в собственные мысли, потому что если бы он наблюдал за ней, он бы понял, что она все-таки знает больше, чем рассказывает ему. Ей бы очень хотелось поделиться с ним своими мыслями, но старые страхи вернулись к ней. Она знала, что если доверит ему свои новые подозрения, то его долг будет для него выше желания защитить ее.

— Может быть, вы и правы, — произнес он наконец, и сначала она не поняла, что он имеет в виду. Ей пришлось лихорадочно вспоминать, что она в действительности сказала ему. Прежде чем она ответила, он продолжил:

— Однако все, что вы сказали, не имеет никакого значения, потому что больше вы не будете принимать ни в чем никакого участия. И не спорьте со мной, — добавил он, прикладывая палец к ее губам. — Если нужно, я использую вес права, которые дает мне положение мужа, чтобы позаботиться о вашей безопасности. Мне следовало бы приказать Гуилиму отвезти вас назад в Вулвестон…

— Нет! О, Николас, я обещаю…

— Не волнуйтесь, — успокоил он ее, снова привлекая к себе и укутывая одеялом. — Я не настолько глуп, чтобы настаивать на вашей поездке в такую даль, да еще в неустойчивую погоду, тем более в вашем теперешнем положении. Но вы все-таки покинете двор и переедете в Куиншит, где моя мать сможет проследить, чтобы вы должным образом позаботились о себе. Сейчас вы не можете служить королеве, особенно ввиду ваших сложных отношений с ней.

— Сейчас мы довольно неплохо ладим, — заверила она, сдерживая свое возмущение. — Поскольку Элизабет подарила Тюдору наследника, она вполне довольна собой и милостива ко всем, кто рядом с ней.

— Не важно, вам все равно будет лучше в Куиншите. Как только погода установится, я снова уеду и буду чувствовать себя лучше, зная, что вы в безопасности, с моими родителями. И не думайте, что вам удастся своими уловками заставить их поступать по-вашему, дорогая, — добавил он, — потому что я четко выскажу им свои пожелания, а они знают, что у меня есть не только право приказывать вам, но и воля, чтобы заставить выполнять мои приказы.

Элис спокойно вздохнула, радуясь, что ей удалось пережить прошедший час и не быть изгнанной в Вулвестон. Она прошептала, что изо всех сил постарается хорошо себя вести, но ее вздох смирения рассмешил его.

— Очень хорошо! Приложите все ваши старания, — посоветовал он, — иначе готовьтесь встретиться с моим гневом. — Потом, посерьезнев, он добавил:

— Не думайте, что, если я не наказал вас, я не рассержен, мадам. Вы зашли слишком далеко и оказались на самом пороге предательства. Если бы Элизабет или Генрих узнали о ваших проделках, сомневаюсь, что я смог бы защитить вас. Теперь вы носите моего сына, и, как никогда раньше, важно, чтобы вы безупречно себя вели.