Тьма над Гильдией - Ольга Голотвина

Из шестерых стражников, что вошли в дом вместе с Мрабишем, на ногах держались трое… ну, еще и сам десятник, который пришел в себя и поспешно начал отдавать приказы. Двое стражников остались в спальне, чтобы привести в чувство своих товарищей и заняться раненым. Сам Мрабиш вместе с третьим стражником последовал за Совиной Лапой. «Крысолову» некогда было предаваться мыслям о своем позоре. Надо было не спускать глаз с этого… этого… арестован он или не арестован…

А Шенги спускался по лестнице, не оглядываясь на стражников. Весь он был — как арбалет, который туго взвели, нацелили на врага… и вдруг сняли с прицельной канавки болт и вхолостую спустили тетиву.

Из трапезной Совиная Лапа вышел в полутемную прихожую, где со всех сторон торчали вычурные резные вешалки, не глядя протянул руку к своему плащу, дернул…

Плащ остался на месте. Шенги сердито дернул сильнее. Плащ удержался на вешалке так прочно, словно был прибит к ней гвоздями.

Вроде ерунда… но пустота и усталость в душе вдруг сменились злостью. Что за фокусы вытворяет Заплатка? Почему он, Шенги, должен на глазах у «крысоловов» устраивать танцы в чужой прихожей?!

Шенги рванул ткань изо всей силы. На этот раз плащ подался легко, словно сам спрыгнул в хозяйские руки… вместе с вешалкой.

В волне коричневого сукна глазам Охотника открылась темная, длиннопалая, чешуйчатая лапа.

Она была вырезана из очень темного, почти черного дерева. Размером и пропорциями она точно повторяла живую лапу, что держала ее сейчас. Вот только деревянные когти не отливали стальным блеском.

«Вешалка… просто вешалка, которую Унсай от нечего делать мастерил долгими зимними вечерами… Рабы наверняка видели ее по сто раз на дню, перестали замечать, им и в голову не пришло… о Безликие!»

Дайру ненавидел темноту… вернее, ненавидел свою беспомощность в ней. У него не было ни звериного нюха Нургидана, ни редкой интуиции Нитхи. Он был всего лишь слепым человеком, окруженным древними страхами. А что он не визжал от ужаса и не заставлял других нянчиться с собою… так ведь это само собой разумеется, разве может быть иначе?..

Они шли впятером по скользкому, мягкому руслу подземной реки. Долговязому Фитилю вода была по грудь, Нитхе — по шею, девочка больше плыла, чем шла. Все пятеро были связаны веревкой, все передвигались вдоль стены подземного коридора. Течение волокло их вперед, забирая влево. Но Унсай велел держаться правой стены, ибо та прошита корнями, за которые можно цепляться. А у левого берега — глубина и хищные твари, мелкие, но кусачие.

Живая гроздь на ощупь шарила во мраке, и время от времени тьма оглашалась криками:

— Держу!

— Есть!

— Поймала!

Это означало, что один из пятерых надежно «встал на якорь», а остальные могут выпустить корни и дать течению унести себя вперед. Они отчаянно работали руками, стараясь держаться правее, и когда кому-то удавалось непослушными от холода пальцами нашарить во тьме шершавый корень, счастливчик вопил: «Есть!» — давая спутникам знать, что можно двинуться вперед.

Холод подземных струй мог сгубить человека вернее меча, но Унсай заверил всех что идти по реке придется недолго.

«Костер, — беззвучно шептал Дайру онемевшими губами, — костер, костер…»

Каким счастьем будет усесться у огня, сбросить мокрую тяжелую одежду, которая сейчас норовит утопить своего хозяина… поставить босые ноги у самых углей…

— Скоро еще? — выплюнул он вместе с водой.

— Рядом! — отозвался справа Унсай. — Там громадное дерево, древнее, как сами складки.

Голос Охотника не изменился, словно Унсай и не боролся с ледяным течением. Какое все-таки сильное средство — «счастье Дейдана»!

— У него корни — что колонны, дерево стоит на них… Там размыло землю, зверье приходит к «полынье» на водопой… о, вот!

Дайру был так измучен, что даже не сумел как следует обрадоваться этому чуду из чудес — светлому пятну впереди.

— По корням дерева — и наверх! — распорядился Унсай громче. — Держу!

Дайру выпустил длинный тонкий корешок, за который цеплялся, и забарахтался в потоке, стараясь приблизиться к пятну света. Но веревка, вместо того чтобы натянуться, помочь, вдруг резко ослабла.

Дайру закувыркался в тугих струях, чувствуя, как черная река тащит его все левее. Его то вышвыривало на поверхность, то вновь погружало в ледяной мрак. К телу прильнуло что-то мягкое. Дайру почувствовал, что студенистые пелены закутывают его, тянут все глубже. Заболела грудь, в глазах поплыли яркие пятна, мелькнула мысль о ноже за голенищем, но дотянуться до него не было сил, и разом все стало безразлично… а потом и вовсе исчезло…

Когда в легкие ударил воздух, а в глаза вернулся свет, возвратилась и боль в груди. Руки и ноги почти не слушались, но тело все же дергалось, пытаясь держаться на плаву. Впрочем, больше пользы было от чужой сильной руки, что поддерживала его на поверхности.

Дайру налетел на что-то твердое, большое — и распахнул объятия нежданной опоре.

— Лезь по корню на ствол! — проорал в ухо Фитиль — ах, так это он тащил Дайру к спасению?..

Сбывшаяся мечта потрескивала чернеющим хворостом, приплясывала прозрачными, едва видимыми в солнечном свете язычками пламени, источала благословенный жар.

Дайру блаженно придвинулся к костру — так близко, как только могла выдержать покрасневшая кожа — и спросил:

— Что это была за тварь?

— Не знаю, — откликнулся Фитиль, отхлебнув из маленькой чашечки и протянув ее Нургидану.

Чашечка уже успела обойти всех по кругу. Выточенная из древесины «ходячего ясеня», чашка придавала кипятку мутно-белесый цвет и горький вкус, но как превосходно бодрил этот напиток! Ни один Охотник не отказался бы иметь в своей суме такую чашку… Увы, пытаться срубить «ходячий ясень» или хотя бы сломить ветку мог только недоумок или шальной смельчак, не ценящий свою жизнь ни в медяк. Приходится искать сучья, которые дерево само сбрасывает, как змея — кожу…

Дайру проводил чашку завистливым взглядом и спросил:

— Но она ведь хищная, тварь-то? Охотилась?

— Угу. И он это прекрасно знал. — Фитиль повел взглядом на лежащего рядом Унсая.

Тот не отозвался. Действие древесного гриба подходило к концу, и теперь Охотник расплачивался мучительной слабостью и болью. Но крепился пока…

— Это точно, — вступил в разговор Нургидан. — Еще бы не знал…

— Тише, — сказал ему Дайру и взглядом показал на спящую Нитху. Измученное личико девочки казалось не смуглым, а серым.

Нургидан перешел на громкий шепот: