Что ответить дарвинисту? Часть I - Илья Рухленко

Второй озвученный пункт, что бабочки могут быть ярко окрашенными из-за того, что являются несъедобными – тоже достаточно убедительный. Действительно, легко предположить, что яркая окраска лучше опознаётся и запоминается хищником, и таким образом приносит несъедобной жертве пользу. Потому что позволяет несъедобному насекомому вообще избежать повреждений от тех хищников, которые либо уже научены горьким опытом, либо имеют врожденную способность не нападать на ярко окрашенных несъедобных животных.

Однако в последнее время этот, казалось бы, очевидный тезис попал по сомнение. Потому что в соответствующей работе (Exnerova et al., 2008) было установлено, что птицы учатся избегать ярко окрашенных несъедобных насекомых с такой же эффективностью, как и тускло окрашенных несъедобных насекомых. Конкретно в этой работе было установлено, что птицы научаются избегать ярко окрашенных (в красно-черную предупреждающую окраску) клопов-солдатиков (Pyrrhocoris apterus) не быстрее, чем этих же клопов-солдатиков, покрашенных (исследователями) в неприметный коричневый цвет.

Отсюда может следовать вывод, что даже если насекомое несъедобно, ему всё равно выгодно иметь покровительственную окраску. Потому что пусть сначала птица его найдёт (а может, и не найдет). А уж распознать найденное несъедобное насекомое с неприметной окраской в качестве несъедобного объекта птица сможет точно так же, как и ярко окрашенное насекомое. Получается, что если несъедобное насекомое окрашено покровительственно, то это позволяет ему реже гибнуть от атак неопытных птиц. А опытная птица, даже если найдет, всё равно сумеет распознать это насекомое в качестве несъедобного объекта.

Более того, в этом же исследовании оказалось, что яркая предупреждающая окраска вовсе не гарантирует своему владельцу неприкосновенность даже от опытных птиц. Оказывается, чем крупнее птица, тем агрессивней она ведет себя по отношению к своей возможной добыче. Такие птицы нередко просто игнорируют предупреждающую окраску своих жертв, часто атакуют их и съедают (Exnerova et al., 2008). Так же «неразборчиво» (к окраске своих жертв) вели себя в этом исследовании и определенные виды всеядных птиц. Поэтому яркая предупреждающая окраска против таких птиц мало эффективна. Наверное, она скорее вредит, чем помогает, так как облегчает птице поиск жертвы. В этом случае покровительственная окраска лучше.

С другой стороны, в этом же исследовании (Exnerova et al., 2008) было установлено, что насекомоядные птицы небольшого размера – относятся к выбору пищи «щепетильней», чем крупные и всеядные. И невкусных насекомых, действительно, чаще всего избегают. Причем синица, например, помнит свой «печальный опыт» с ярко окрашенным (красно-черным) клопом солдатиком дольше, чем с коричневым клопом-солдатиком (хотя училась избегать их с одинаковой скоростью). Может быть, яркая окраска хотя бы в этом отношении приносит выгоду своему владельцу?

Получается, что яркая окраска для несъедобного насекомого совсем не обязательна, а здесь имеются как свои плюсы, так и минусы. Яркая окраска может приносить пользу, если несъедобное насекомое является достаточно редким. Поскольку установлено, что птица помнит свой опыт с ярко окрашенным невкусным насекомым дольше, то в случае редкости такого насекомого, яркая окраска, наверное, будет приносить этому насекомому определенную пользу. Но одновременно такое насекомое должно нести повышенный урон, во-первых, от неопытных птиц, а во-вторых, от тех птиц, которые игнорируют химическую защиту этого насекомого. Если же невкусное насекомое не является редким, то ему, наверное, даже невыгодно быть ярко окрашенным. Потому что защитная окраска сама по себе является достаточно эффективным средством вообще избежать внимания хищника. Но если избежать внимания не удалось, то опытные птицы все равно сумеют распознать невкусное насекомое с защитной окраской так же хорошо, как и невкусное насекомое с яркой окраской.

С другой стороны, нельзя рассматривать окраску несъедобного насекомого без учета окружающих его других (съедобных) насекомых. Ведь если вокруг несъедобного насекомого будут находиться очень много съедобных насекомых с такой же окраской, то это будет сбивать с толку хищников. Потому что на одно съеденное невкусное насекомое с определенной окраской будет приходиться много съеденных вкусных насекомых с похожей окраской. И как хищнику ориентироваться в такой мешанине, определяя, каких насекомых следует трогать, а каких нет?

Так может быть, смысл яркой окраски для несъедобного насекомого заключается именно в этом? Чтобы визуально отделить себя от других насекомых. И тогда хищники станут реже убивать его по ошибке? Попробуем представить, что может получиться из такой попытки в конечном итоге, если вооружиться логикой теории эволюции.

Допустим, какое-то несъедобное насекомое «решит» выделить себя из общей (обширной) массы вкусных и защитно окрашенных насекомых, приобретя в ходе (воображаемой) эволюции яркую и броскую окраску. Но кто может гарантировать этому насекомому, что в результате такой же эволюции, через некоторое время это насекомое не получит целую армию «нахлебников», то есть, других, съедобных насекомых, которые, будучи съедобными, тем не менее, начнут получать выгоду от подражания (в окраске) именно этому несъедобному насекомому? В конце концов, этот «комплекс нахлебников» должен настолько разбавить полезный эффект «выделения из среды», что несъедобному насекомому опять станет всё равно, какую окраску иметь – защитную ли (с кучей других съедобных насекомых, тоже маскирующихся под основной природный фон), или наоборот, выделяющуюся, яркую окраску, но со столь же огромной кучей «съедобных нахлебников», полностью обесценивающих роль такого выделения. Ведь с точки зрения съедобного насекомого, для него нет разницы, под кого подделываться – под ядовитую осу, или же под несъедобную кору дерева. Ибо и оса, и кора дерева – это для данного насекомого – лишь разные объекты окружающей среды. Причем под осу подделываться даже удобней, поскольку подделавшись под осу, теперь нет необходимости замирать без движения, а можно спокойно заниматься своими делами прямо на виду у хищника. В то время как насекомое, имеющее защитную окраску, критически теряет все преимущества своей окраски, стоит ему только начать двигаться. Потому что очень трудно убедить птицу в том, что это кора дерева, если эта «кора дерева» вдруг поползёт (или побежит).[158] Поэтому, если мы принимаем тезис о том, что «у эволюции нет границ», тогда огромный груз в виде многочисленных съедобных подражателей несъедобному насекомому обеспечен в любом случае, какую бы окраску это насекомое не имело (если у эволюции будет достаточно времени на соответствующие изменения видов).

Кажется, в конечном итоге такой эволюции «всех и вся» должна получиться мало предсказуемая, хаотичная картина окрасок съедобных и несъедобных насекомых. Но вместо этого мы наблюдаем в природе относительный порядок окрасок. Где яркую и предупреждающую окраску имеют, в основном, действительно, несъедобные или опасные животные. Более того, определились даже конкретные сочетания «предупреждающих» цветов, которые чаще всего свидетельствуют о несъедобности. Например, сочетание красных и черных полос или пятен, или черных и желтых.

Очень интересно, что сопутствующий таким животным комплекс съедобных «нахлебников» (подражателей) далеко не так обширен, как следовало бы из наших теоретических рассуждений. За счет чего предостерегающая окраска обретает нужный смысл, а не обесценивается.

А защитная окраска (под фон окружающей среды) гораздо больше распространена именно среди съедобных животных, чем среди несъедобных (несмотря на то, что таким животным приходится мириться с собственной уязвимостью в случае почти любых движений, которые они вздумают совершить).

В результате возникает ощущение, что животные каким-то образом договорились между собой играть по определенным «правилам игры» (или кто-то за них установил эти правила). И поэтому мы и наблюдаем (относительный) порядок там, где теоретически ожидался полный хаос (исходя из теории случайной эволюции более приспособленных).

Впрочем, этот наблюдаемый порядок можно объяснить и естественными причинами, если ввести несколько небольших дополнительных сущностей, которые вполне допустимы в рамках дарвинизма. Например, можно предположить, что эволюция несъедобного насекомого от защитной окраски к яркой могла протекать легче, чем такая же эволюция съедобного насекомого от защитной окраски к яркой (подражающей). Действительно, как бы ни изменялась окраска несъедобного насекомого, его поедаемость хищниками все равно не будет слишком высокой, поскольку несъедобное насекомое не блефует – оно реально несъедобно. А вот эволюция съедобного насекомого от защитной окраски к подражающей – на начальных этапах такой эволюции представляется весьма проблематичной. Потому что такое насекомое может уже нарушить маскирующие свойства своей защитной окраски, но еще не достигнет нужного сходства с несъедобным насекомым. Это действительно, критический момент. И если этот критический момент в ходе эволюции смогло пройти только небольшое число насекомых подражателей, тогда мы, может быть, и получим примерно ту самую картину, которую наблюдаем в реальной природе. То есть, сравнительную «честность» предостерегающей окраски (животные с такой окраской часто действительно несъедобны), при сравнительно небольшом числе подражателей (которые всё-таки сумели пробиться через только что озвученный эволюционный «барьер»), при одновременно большом числе съедобных насекомых с защитной окраской.