Гибель королей - Бернард Корнуэлл

Мы были на верхнем этаже римского дома, одного из тех великолепных зданий, в которых были сквозные лестницы с первого этажа до последнего. В окно и в дыры в крыше лился лунный свет. Было холодно, и мы кутались в одеяла.

– Королю нельзя бояться, – сказал я.

– Эдуард знает, что люди сравнивают его с отцом. Он все время задается вопросом, что на его месте сделал бы отец.

– Альфред вызвал бы меня, – сказал я, – прочитал бы мне десятиминутное наставление и выдал бы мне армию.

Этельфлед замерла в моих объятиях, размышляя и глядя вверх, на дырявую крышу.

– Как ты считаешь, у нас когда-нибудь установится мир? – спросила она.

– Нет.

– А я мечтаю о том дне, когда мы сможем жить в просторном доме, ходить на охоту, слушать песни, гулять у реки и не бояться врагов.

– Ты и я?

– Только ты и я, – сказала она и повернулась так, что я перестал видеть ее глаза. – Только ты и я.

На следующее утро Эдуард приказал Этельфлед возвращаться в Сирренсестер, однако она проигнорировала приказ.

– Я сказала ему, чтобы он дал тебе армию, – сообщила она.

– И что он ответил?

– Что он король и сам поведет армию.

Ее муж приказал Меревалю возвращаться в Глевесестер, но Этельфлед убедила мерсийца остаться.

– Мы нуждаемся в достойных людях, – сказала она ему, и это было правдой.

Только люди были нам нужны не для того, чтобы прозябать в Лундене. В нашем распоряжении имелась целая армия, более четырех с половиной тысяч человек, а мы занимались лишь тем, что охраняли стены да и оглядывали неменяющийся пейзаж.

Мы ничего не делали, датчане разоряли Уэссекс, однако попыток взять какой-нибудь бург не предпринимали. Осенние дни стали короче, а мы все сидели в Лундене. Архиепископ Плегмунд вернулся в Контварабург, и я подумал было, что в его отсутствие Эдуард осмелеет. Но я забыл о епископе Эркенвальде: тот остался с королем и советовал проявлять осторожность. То же самое советовал и отец Коэнвульф, духовник Эдуарда и его первый советник.

– Я бы не утверждал, что датчане совсем уж пассивны, – говорил он Эдуарду, – поэтому я опасаюсь ловушки. Пусть они сделают первый шаг, лорд король. Не могут же они вечно сидеть на одном месте.

Хотя бы в этом он был прав. Когда осень уступила место зиме с ее холодами, датчане наконец-то задвигались.

Раньше они проявляли такую же нерешительность, как и мы, а сейчас просто переправились через реку возле Кракгелада и вернулись тем же путем, что пришли. Об их уходе сообщила разведка Стипы, а потом каждый день к нам поступали донесения о том, что датчане движутся к Восточной Англии, уводя с собой рабов и домашний скот и увозя награбленное.

– И когда они доберутся туда, – обратился я к совету, – нортумбрийские датчане отправятся домой на своих кораблях. Они ничего не достигли, если не считать того, что теперь у них есть множество рабов и скота. Мы тоже ничего не достигли.

– Король Йорик нарушил условия договора, – с негодованием заявил епископ Эркенвальд, правда, я так и не понял, какое отношение это замечание имело к обсуждаемой теме.

– Он обещал хранить мир с нами, – сказал Эдуард.

– Его следует наказать, лорд король, – настойчиво продолжал Эркенвальд. – Договор был освящен церковью!

Эдуард бросил на меня быстрый взгляд.

– А если нортумбрийцы отправятся домой, – сказал он, – Йорик будет очень уязвим.

– Когда они отправятся домой, лорд король, – произнес я, сделав ударение на слове «когда». – Не исключено, что они будут ждать весны.

– Йорик не сможет прокормить такую ораву, – сказал олдермен Этельхельм. – Они быстро покинут его королевство! Вы взгляните на наши проблемы с питанием армии!

– Значит, вы вторгнетесь зимой? – насмешливо осведомился я. – Когда реки полны воды, когда льют дожди? И мы будем замерзать в жидкой грязи?

– Господь на нашей стороне! – объявил Эркенвальд.

К этому моменту армия находилась в Лундене уже почти три месяца, и запасы продовольствия в городе были на исходе. Так как враг у ворот не стоял, склады постоянно пополнялись, но для этого требовалось множество повозок, волов, лошадей и людей. Что же до воинов, то они устали от безделья. Некоторые обвиняли сентийцев в том, что они опоздали со своим приходом, то и дело, несмотря на устроенную мною показательную казнь, происходили драки, в которых уже погибло несколько десятков человек. Армия Эдуарда проявляла недовольство, мучимая скукой и голодом, но негодование епископа Эркенвальда на Йорика, предавшего нерушимую веру в него, каким-то образом вдохнуло жизнь в совет и убедило короля принять решение. Долгие недели датчане были в нашей власти, и мы их помиловали, сейчас же, когда они ушли из Уэссекса, у совета вдруг откуда-то взялась отвага.

– Мы будем преследовать врага, – объявил Эдуард, – заберем у него все, что он украл у нас, и отомстим королю Йорику за предательство.

– Если мы намерены преследовать их, – сказал я, глядя на Сигельфа, – нам понадобятся лошади.

– У нас есть лошади, – сказал Эдуард.

– Они есть не у всех сентийцев, – напомнил я.

Сигельф тут же возмутился. У меня сложилось впечатление, что он принадлежит к тем людям, которые любую критику воспринимают как оскорбление. Однако он знал, что я прав. Датчане всегда передвигались верхом, и армия с пешими подразделениями, которые замедляли ее продвижение, никогда не смогла бы догнать их или быстро отреагировать на их маневр. Сигельф мрачно уставился на меня, но не поддался искушению огрызнуться.

– Ты мог бы одолжить лошадей? – спросил он, поворачиваясь к Эдуарду. – Что насчет лошадей здешнего гарнизона?

– Веостану это не понравится, – уныло ответил Эдуард.

Любой человек считал лошадь своей главной ценностью, и мало у кого было желание отдавать ее чужаку, тем более отправляющемуся воевать.

На мгновение воцарилась тишина, затем Сигельф пожал плечами.

– Тогда пусть сотня моих людей останется здесь в качестве войска гарнизона, а ваш – как его зовут, Веостан? – пошлет вместо них свою сотню.

Так и порешили. Гарнизон Лундена отдаст армии сотню верховых, а на стенах города их заменит сотня людей Сигельфа. На следующее утро армия покинула Лунден через Епископские и Старые ворота. Мы шли по римским дорогам на север и восток, но едва ли это передвижение можно было назвать преследованием. Некоторые, самые опытные, отправились в путь налегке, однако слишком многие прихватили с собой повозки, слуг и запасных лошадей, поэтому день считался удачным, если мы за час проходили три мили. Стипа вел авангард, состоявший из половины королевских гвардейцев. У него был приказ не уходить далеко и постоянно быть в пределах видимости, и он ворчал, сетуя на медлительность. Мне Эдуард приказал держаться с арьергардом, но я ослушался и проехал далеко вперед, обогнав людей Стипы. Со мной поехали Этельфлед и ее мерсийцы.