Воды дивных островов - Моррисон Уильям

Долго стоял Артур, рассматривая кольцо, что лежало у него на ладони, и, наконец, положил руку на плечо лесной хозяйки, и заглянул в лицо ей умоляюще, и молвил:"О матушка, если и впрямь наделена ты немалой властью, яви же еще и милость, и сжалься надо мною! Ты зовешь меня юношей; таковым я, надо думать, и кажусь в сравнении с тобою; но скажу я тебе, что уже пять долгих лет ничто мне на свете не мило, и ни о чем помыслить я не могу без отвращения; и истерзала меня тоска, и иссушила мою молодость, так что увядает она и меркнет до срока, и обращается в ничто. О, ежели обладаешь ты немалой властью, отведи меня к ней, чтобы хоть раз еще увидеть мне ее перед смертью!" С этими словами юноша бросился перед Абундией на колени, и поцеловал край ее платья, и разрыдался. Но хозяйка леса заставила его встать, и поглядела на него благодушно, как пристало доброй старушке, и молвила:"Нет же, нет, не так уж и трудно меня растрогать и склонить к помощи, не надо ни горячих молений, ни слез; а долее нам тут медлить незачем, так что ежели пойдешь ты со мною, мы отправимся искать деву, что прежде носила это кольцо, хотя как оно к тебе попало, откуда мне знать? Равно как и не знаю я, в самом ли деле владелица кольца - та, которую ты ищешь. Но скажу я тебе сразу, что дева эта - дорогая моя подруга".

Тут Артур заключил хозяйку леса в объятия, и расцеловал ее щеки, и благословил ее, Абундия же расхохоталась над ним и молвила:"Нет, прекрасный сэр, ежели так ты обходишься с засохшей веткой, как же обойдешься ты с благоуханным цветком?" И смутился юноша, и взыграло его сердце от тайной надежды.

А хозяйка леса взяла в руки лук, перебросила через плечо колчан, и перепоясалась коротким мечом, а затем вывела Артура из пещеры, и покинули они долину, и оказались в чаще, и поднялись на поросший дубами косогор; так шли они вдвоем по лесной стране.

Глава 26. Черный Оруженосец рассказывает хозяйке леса о своем житье-бытье с тех пор, как Заряночка покинула Замок Обета.

Пока шли они, сказала Артуру Абундия:"Вот теперь пора тебе разговориться, чтобы путь показался короче, и поведать свою историю, хотя бы и отчасти. Но сначала должна я тебе признаться, ибо, может статься, сам ты этого не помнишь, настолько ты был безумен, что вчера нашли мы тебя в лощине вон там, и играл ты на струнах воистину сладко, но во всем остальном поступал скорее зверю под стать, нежели человеку, засим подивились мы и пожалели тебя".

Артур свел брови, словно пытаясь припомнить нечто, от него ускользающее, а затем сказал:"Ты все говоришь "мы" да "мы", а кто же вторая?" Отвечала Абундия:"Со мною была дорогая подруга". Вопросил юноша:"И она меня тоже пожалела?" "Да, - отозвалась хозяйка леса, иначе не была бы она мне подругой". "О, так пойдем же быстрее, воскликнул Артур, - ибо время не ждет!" И они ускорили шаг, и подкрепились по пути наспех.

И вот снова заговорила хозяйка леса:"С тебя причитается рассказ, о прекрасный сэр, однако же я сокращу его малость, сообщив, что знаю я твое имя, о Артур Черный Оруженосец из Замка Обета!" Юноша вздрогнул при этих словах и мовлил:"Откуда тебе сие ведомо? И как догадалась ты - ты, что прежде меня не видела?" "Мне подруга сказала, - отвечала Абундия, - но это долгая история. Лучше ты мне поведай, как сложилась твоя судьба после того, как узнал ты, возвратившись домой с осады Красной Крепости, что милая твоя замок покинула".

Артур изумленно воззрился на спутницу и молвил:"Что же это за чудо? Или в самом деле знаешь ты мою возлюбленную? Или колдунья ты, и постигаешь мои тайны при помощи чар?" Отвечала хозяйка леса:"Я, может статься, могуществом превзойду любую колдунью, однако не задумывайся об этом, ибо сегодня я тебе друг, но расскажи мне то, о чем спрашиваю, дабы узнала я про тебя все; так путь короче покажется". Отвечал Артур:"А кто, как не я, жаждет сократить его по возможности? - засим не станем же медлить и поспешим вперед, а я поведу рассказ".

И заторопились они вперед, и молвил Артур:"Как я жил? - словно оглушенный, матушка, и не знал, что же произошло на самом деле; а вокруг меня судили да рядили, что, дескать, в этом она поступила дурно, а в том правильно, и я едва с ума не сошел от подобных разговоров. Засим поспешил я назад в Красную Крепость, и стал полководцем Гринфорда, и возглавил охоту за уцелевшими разбойниками; ибо сказал я себе, что ежели нужно мне выместить на ком-то ярость и гнев, так уж лучше на недругах, чем на друзьях. А что потом? Это дело тоже закончилось, и хотя не всех злодеев перебили мы, но из окрестностей Гринфорда их выдворили; и вскорости, стоило лиходеям заслышать мое имя, как бежали они без оглядки. В ту пору каждый новый день походил для меня на предыдущий, и мысль о надежде моей и моем отчаянии изгрызла мне сердце, и никому-то я не был нужен. И вот случилось так, что, в пылу сражений и погонь, оттеснил я банды Красной Крепости в северо-западные пределы лесной страны; и приметил, что даже они, эти закоренелые злодеи, как бы лихо им не приходилось, поначалу старались держаться от леса подальше, хотя под конец забились в самые чащи, уж и не знаю, заключив союз с тамошними дьяволами или нет. И похитили они деревенских женщин, и те родили им детей, и похоже на то, что ныне множится злобный сей род. И еще приметил я, что Эвилшо всем внушает необоримый страх, и, стало быть, маловероятно, что станут мне там досаждать и нарушать мое уединение. А к тому времени три года минуло с тех пор, как отвергла меня в Замке Обета та, что меня любила, и понадобилось ей, видите ли, принести в жертву демону безрассудства и себя саму, и меня тоже. И думалось мне, что ежели стану я искать ее, то вряд ли найду; и, более того, даже если найду, она обойдется со мною столь же сурово,

как и в прошлом, когда меня покинула. Что до меня, я сделался угрюм и вспыльчив, и не о чем мне было говорить с людьми, даже если бы нашелся такой отважный, что обратился бы ко мне. Засим уехал я из Красной Крепости, как некогда из Замка Обета, и дал понять, что намерен принять сан, и запретил всем за мною следовать. Да, собственно, никому это и в голову не пришло. Сперва обосновался я на опушке леса, и сложил там себе хижину, грубую и необтесанную. Редко кто забредал туда, однако бывали гости: углежоги, и охотники с окраин леса, и тому подобные. И почитали они меня святым человеком, а я-то был всего-навсего озлоблен. И отчасти опасались они меня, потому как на охоте, гоняясь за добычей, я использовал всю свою силу, помноженную на мудрость рыцарского сословия, коя была им внове. Был в числе их один человек, от природы одаренный тягою к искусству менестреля; этот прибился ко мне, пока мы не сдружились, и утешал он меня своими рассказами и песнями о людях попроще тех, с коими привык я общаться. Но когда прожил я в том месте два года, друг мой умер от недуга, и остался я один, и снова охватила меня тоска, и я уже не знал, что делать, Засим углубился я в чащу леса, прихватив с собою арфу, что подарил мне друг перед смертью. Было лето, и уходил я все дальше и дальше, и уже не нашел бы дороги назад, даже если бы и попытался. И, наконец, когда пришла осень, я снова построил себе на прогалине жалкое подобие хижины: рядом протекал ручей, и олени водились в изобилии.

А что случилось потом? Здесь мысли мои путаются, ибо к тому времени уже утратил я облик человеческий. Но вот что известно мне: набрели на меня бандиты из числа тех, за которыми я гонялся. Они не узнали во мне былого врага, но лиходеям сим в радость убивать и мучить любого, кто окажется легкой добычей. Однако же в том сражении им пришлось худо, многих зарубил я, и многих ранил, но вот одолели они меня, и раздели, и связали мне руки, и принялись пытать меня так, как поступят с ними дьяволы, когда воздастся негодяям по заслугам. Жизнь во мне еще теплилась, но бандиты сочли меня мертвым; и, когда ушли они, я уполз с того места, и каким-то образом исцелился телом, вот только разум мой с той поры затмился, и мало что помню я из того, что приключилось со мною впоследствии, пока скитался я от места к месту. Одно помню: горько мне было и больно, и еще сдается мне, что являлись мне порою видения; и образы тех, кого знал я в прошлой жизни, дразнили взор мой, когда сидел я и пел или перебирал струны (ибо арфу всегда я носил при себе). И порою сокрушался я и сетовал, и взывал к ним о помощи, они же не могли или не желали помочь мне. А теперь я и не вспомню, сколько лет прожил так в пустыни. Но заклинаю тебя, давай ускорим шаг".