Невеста-обманщица - Кэтрин Коултер

— Мой кузен, лорд Рэтмор.

— Ах, эта женщина, ваша жена. Что с ней случилось? Вся эта кровь… О Боже, Джордж, ты убил ее?

— Нет, — спокойно ответил за него Дуглас. — У нее выкидыш.

Тони наблюдал, как эта женщина заплакала, тихонько причитая, как Джордж Кадоудал обнял ее, пытаясь успокоить. Он осторожно забрал у нее пистолет и незаметно опустил себе в карман. Женщина все причитала и причитала:

— Это я во всем виновата, я виновата, я.

— Прекратите сию же секунду это нытье! — заорал на нее Дуглас. — Успокойтесь, Жанин. Конечно же, это ваша вина, что Александра очутилась здесь, до смерти перепуганная.

— Ха, — сказал Джордж. — Она не была напугана, Дуглас. Она сделана из стали. И она ведет себя так, как ни одна женщина из тех, что до сих пор мне попадались. Она заставила меня почувствовать себя мальчишкой, школьником, которого следует высечь розгами.

На самом деле он знал, что напугал ее, но просто не смог сознаться в этом вслух. Он сомневался, что ему будет по силам выдержать тяжесть той вины, которая тогда падет на него. Он ничего не понимал. В прошлом он стольких убивал, не морщась, да и впредь был готов убивать, если это будет необходимо для возведения на престол Бурбонов. Но что касается этой женщины, то тут было совсем другое.

— Что вам здесь нужно, Жанин?

Услышав вопрос Дугласа, она подняла голову:

— Я приехала, чтобы остановить Джорджа. Я поняла, что должна рассказать ему правду.

— Ив чем заключается правда, cherie?

Жанин отодвинулась от него, опустив глаза на свои пыльные ботинки для верховой езды.

— Он изнасиловал меня — нет-нет, не Дуглас, — генерал. Много раз, и он унижал меня, и отдавал другим мужчинам, и сам приходил посмотреть на это, и всегда, всегда, Джордж, он угрожал, что убьет мою бабушку, если я буду сопротивляться. Ребенок, которого я ношу, никогда не узнает имени своего отца, потому что я сама его не знаю. О Боже!

Повисло тягостное молчание, нарушаемое ее всхлипываниями.

— Зачем же вы обвинили во всем лорда Нортклиффа? — спросил Джордж. Тони вздрогнул от его неожиданно официального и презрительного тона.

— Он был добр ко мне.

— Очень веская причина!

— Она боялась, что вы не примете ее, узнав, что сделал с ней генерал Белесьен, — мягко сказал Дуглас. — И она сочла, что лучше уж назвать отцом меня, чем кого-нибудь из этих подонков.

Джордж присвистнул:

— Все эти люди умрут.

— Очень может быть, — согласился Дуглас. Прошла еще минута напряженной тишины. Тони нарушил молчание:

— Все его очень интересно, но вам не приходит в голову, что мерзавец, на котором лежит ответственность за все эти несчастья, в эту самую минуту вовсю наслаждается жизнью? Все эти подонки нам неизвестны. Но почему бы нам хотя бы этому Белесьену не преподать урок, который он запомнит на всю оставшуюся жизнь? В конце концов, должен же он заплатить за мучения этих женщин!

Джордж Кадоудал редко улыбался. Обычно он бывал безжалостен в достижении своих целей. Он не мог позволить себе быть добрым, веселым и легкомысленным, юмор перестал быть частью его натуры, когда он стал свидетелем гибели своих родителей и сестер, убитых Робеспьером. Он приговорен, приговорен к тому, чтобы не улыбаться.

— Господи Иисусе, — воскликнул он, широко улыбаясь. — Как же мне убить его? Ведь есть так много способов убийства, очень много. Не так-то просто сделать выбор. Пусть он медленно умирает? Или мы заставим его стонать, мучиться и умолять сказать ему, когда же оборвется его несчастная жизнь? Или использовать казнь удушением?

Он потирал руки, глаза его горели, он с воодушевлением излагал все новые планы.

— Вы забываете, — прервал его Дуглас, — что Белесьен постоянно пребывает в окружении солдат, и солдат этих больше, чем я могу сосчитать. Живет он в крепости. Телохранители сопровождают его повсюду. Меня, вас и Жанин он знает в лицо.

Они снова погрузились в молчание.

— Меня он никогда не видел, — сказал вдруг Тони.

— О нет, — возразил Дуглас, — ты здесь ни при чем. Тони.

— Я плохо понимаю, о чем речь, но…

Александра тихо застонала, открыла глаза и увидела Дугласа, с нежной улыбкой склонившегося над ней. Она ощутила на себе его руку.

— Дуглас, я буду жить?

Он поцеловал ее и ответил так спокойно, как только мог:

— О да. Я соскучился по вашему острому язычку, мадам. И по вашим патетическим взлетам французского. Но больше всего я скучал по тебе самой.

Она плакала. Ей хотелось сдержаться, но слезы сами лились у нее из глаз и стекали по щекам. Он вытер ей глаза тыльной стороной ладони:

— Ну что ты, любимая, я не хочу, чтобы ты расхворалась. Ну, не надо. Просто лежи тихонько. Тебе тепло?

Она кивнула, всхлипнув.

— Я еще подержу полотенца на всякий случай. Потом я тебя выкупаю, и все будет в порядке.

— Я потеряла нашего ребенка. Потеряла твоего наследника, Дуглас, а ведь это все, чего ты хотел от меня как от жены. Я обещала стать племенной кобылкой, да вот не получилось. Мне так жаль, но…

— Помолчи. Что случилось, то случилось. Я хочу, чтобы с тобой все было в порядке. Самое важное для меня — это ты. Понимаешь? Я не лгу тебе. Это правда.

Ему было невыносимо видеть эту боль в ее глазах, боль от потери того, что она считала самым главным для него. Рано или поздно он все равно ее переубедит. Он хотел сказать еще что-то, как вдруг заметил, что она уже не плачет, и глаза ее гневно сузились. Поразительно: только что она, казалось, не сознавала ничего, кроме своего горя, и вдруг уже обо всем забыла и зла как черт.

— Что здесь делает эта французская шлюха? Она опять потащилась за тобой? Ну знаешь, это уж слишком. Подскажи мне, что я должна произнести по-французски.

— Хорошо. Скажи: «Je suis la femme de Douglas e je l'aime. II est a moi».

Взгляд у Александры был очень подозрительный.

— Это значит: я жена Дугласа и люблю его. Он принадлежит мне.

— Скажи-ка еще раз.

Он медленно повторил фразу. Александра выкрикнула эти слова Жанин Додэ. Наступила гробовая тишина, потом Джордж задумчиво произнес:

— Боюсь, что мне больше понравилось «merde». В книжной лавке Хукэма это произвело эффект пушечного выстрела.

Дуглас непроизвольно улыбнулся. Александра не отрывала презрительного взгляда от француженки.

— Переведи ей, Дуглас, что если она еще когда-нибудь вздумает оклеветать тебя, я заставлю ее сильно пожалеть об этом.

Дуглас не колебался. На беглом французском он передал ее слова Жанин. Та посмотрела на них обоих и медленно кивнула.

Джордж потирал ушибленный подбородок.

— Спасибо, что хоть не сломали мне его, — обратился он Дугласу.