История России в рассказах для детей - Александра Ишимова

Царевна Софья Алексеевна и стрельцы от 1682 до 1688 года

Кто бы подумал, что Петр, любимый Россией, мог иметь врагов даже в детстве, этом невинном возрасте, еще не умеющем приносить зло и оскорблять кого-либо? Но такова бывает участь людей, одаренных особенными способностями. Это испытал Петр более ощутимо, чем кто-нибудь другой: его врагом была сестра — царевна Софья Алексеевна.

Начиная говорить об этой примечательной царевне, надо кратко познакомить с ней моих читателей. Она родилась 7 сентября 1657 года. Ни одна из дочерей царя Алексея Михайловича не была так щедро одарена природой, как Софья. Пленительная наружность, острый ум, склонность к просвещению, терпение в учении отличали царевну от ее сестер еще в то время, когда все они были в детском возрасте. Тогда она удивляла собой всех окружающих.

При дворе Алексея Михайловича, проявляющего так много заботы о просвещении своих подданных, был даже театр. Он состоял из труппы комедиантов, нарочно выписанных для этого из чужих краев. Директором этого театра был просвещеннейший из придворных того времени — боярин Артамон Сергеевич Матвеев, представления же давались в Преображенском, а иногда и в Кремлевском потешном дворце[205]. Не подумайте, однако, чтоб пьесы того времени походили в чем-то на наши нынешние. Нет, наши добрые предки, совершенно не имея понятия о театральном искусстве, представляли в своем театре только небольшие происшествия из Священной истории. Часто на их сцене можно было видеть и Саула*, и Давида*, и Соломона*, и другие лица из Ветхого Завета*.

Софья Алексеевна (1657–1704) управляла Русским государством в 1682–1689 гг. при двух царях — ее малолетних братьях Иоанне V и Петре I.

На этих представлениях маленькая Софья Алексеевна часто восхищалась больше иной пожилой боярыни, оценивала игру актеров лучше, чем какой-нибудь важный боярин, высоко мнивший о своих знаниях. Иногда не по летам умная царевна, с восторгом относившаяся к драматическому искусству, выбирала несколько детей придворных чиновников и вместе с ними сама играла маленькие пьесы или две-три сцены из больших пьес. С восхищением смотрели на нее и родители, и сестры, и приставленные к ней мамушки, и все придворные рано приучили ее к похвалам и лестному одобрению. Слыша беспрестанное восхищение своим умом и красотой, малютка начала считать себя выше всех членов царского семейства, начала думать, что ее в самом деле ожидает чрезвычайная судьба в будущем. Эти гордые мысли усиливались в ней вместе с годами.

К несчастью, она вовсе не думала, что поступает дурно, так высоко возомнив о себе: напротив того, считала эту гордость необходимой при своих необыкновенных дарованиях. Ее дарования и вправду были необычны, особенно в тот век России: вообразите, друзья мои, что эта молоденькая царевна, едва вышедшая из детского возраста, занималась словесностью, историей и другими науками и в царствование своего брата, царя Федора Алексеевича, не только сама была в числе действующих лиц придворного театра, но даже сочиняла для него драмы[206] и трагедии[207]. И все-таки ей не нужно было гордиться своими великими способностями: они даются нам от Бога, и счастливцы, получающие их, должны, из благодарности за прекрасный дар, стараться всеми силами употреблять его для того, чтобы принести как можно больше пользы ближним, а не для того, чтобы возвеличивать себя перед другими. Эта гордость опасна! Послушайте, до чего довела она царевну Софью, от которой все так много ожидали и так ошиблись в своих ожиданиях!

Судьба дочерей прежних Русских государей редко бывала так радостна и блистательна, как обещало им это их счастливое младенчество. С уничтожением удельных княжеств, управляемых часто знаменитыми князьями, уже не было достойных для них женихов между их соотечественниками; выходить же за иностранных принцев, исповедовавших другую веру, княжны, воспитанные в суеверных понятиях своего века, считали несчастьем. Итак, обычной их участью было окончание жизни в монастыре. Но как далека была прекрасная и гордая Софья Алексеевна от этой печальной мысли! Ей ли похоронить в монастырской келье свой чудесный ум и глубокие познания? Ей ли променять блестящий наряд царевны на смиренную одежду монахини! «О! Нет, нет! — говорила она. — Я с самого детства чувствую свое высокое назначение! Я должна быть царицей, и царицей — в моем родном Отечестве!»

Так, по всей вероятности, думала Софья, смотря на приближавшегося к смерти своего брата царя Федора Алексеевича, на больного и слабого Иоанна, на своих добрых и скромных сестер, всегда покорных ее властолюбивой воле. Что же касается ее маленького брата, Петра, сына второй супруги ее отца, то она совсем не считала его препятствием для осуществления своих намерений, хотя и слыхала, что Федор иногда называл его своим наследником: она знала, что письменного акта на это не было, и потому не считала этого наследника опасным. Но как же удивилась, как огорчилась и встревожилась она, когда тотчас после смерти Федора десятилетний Петр был объявлен царем России, и все духовенство, все бояре и народ с одинаковым усердием присягнули ему в верности! Вовсе не ожидая, что это может случиться, она не успела остановить присягу, и с той минуты возненавидела Петра и решилась во что бы то ни стало не допустить его до нераздельного обладания Россией. Она нашла усердных помощников для осуществления своих замыслов в своем родственнике по матери, боярине Милославском, и в преданных ей стрельцах.

Стрельцы — это войско, учрежденное Иоанном Грозным и используемое им не только для военных дел, но зачастую и для исполнения его жестоких повелений, — они всегда отличались дерзостью и самовольством. Упрямо защищая установления старины, предоставлявшие им больше возможностей поступать: по своей воле, они ненавидели все улучшения, введенные в войске царем Алексеем Михайловичем, и осмеливались даже так открыто противиться новому формированию полков, что добрый государь для спокойствия своих подданных вынужден был: начать это формирование из воинов вновь набранных, которые и составляли семитысячный по-новому сформированный корпус. Стрельцы же остались организованными по-прежнему и согласились только на то, чтобы их офицеров, называвшихся прежде головами[208], полуголовами[209], пятисотенными[210], назвали так, как в регулярных войсках: полковниками, подполковниками, ротмистрами и прочее. Теперь вы, наверное, не удивитесь, что в таком непокорном войске нетрудно было найти желающих идти против государя. Для этого довольно было только объявить, что если будет царствовать не Петр, но его брат Иоанн, то весь новый порядок, введенный в войске царем Алексеем Михайловичем, будет уничтожен. Царевна же и Милославский пошли гораздо далее: они обещали отменить даже и те перемены, которые были проведены Никоном по исправлению церковных книг. Это последнее обещание восхитило стрельцов: все они давно с досадой смотрели на исправление книг, и большая часть стрельцов тайно оставалась староверами. С радостью взялись они исполнять все приказания царевны. Чтобы еще более усилить их усердие, им сказали, что Нарышкины решили погубить весь царский род, что лекарь фон Гаден по приказанию царицы Натальи отравил ядом царя Федора, а ее братья умертвили и царевича Иоанна, а когда ярость стрельцов была доведена этими несправедливыми слухами до высочайшей степени, Милославский и главные его сообщники: Сунбулов, Циклер, Петров и Озеров роздали по полкам списки мнимых изменников, предназначенных быть жертвами честолюбивых замыслов Софьи.

Царь Иоанн Алексеевич (1666–1696) был соправителем своего сводного брата царя Петра Алексеевича. До 1689 г. их опекуном была царевна Софья.

Семейство царя Иоанна Алексеевича:

Супруга: Параскевия Федоровна Салтыкова.

Дочери: Мария, умерла в детстве; Феодосья, умерла в детстве; Екатерина, бывшая в супружестве за герцогом Мекленбургским, Леопольдом; Анна, бывшая в супружестве за герцогом Курляндским, впоследствии императрица Всероссийская; Прасковья.

С этой минуты все было решено, и день бунта назначен: это было 15 мая — спустя три недели после присяги, данной Петру. Боже мой! Как ужасен был этот день! Рано утром стрельцы при звоне набатных колоколов и звуке барабанов вломились в Кремль, подошли к царским комнатам и потребовали, чтобы им выдали боярина Матвеева и Нарышкиных, убийц Иоанна! Напрасно больной и слабый царевич сам вышел к ним и уверял, что никто не думал лишать его жизни: безумцы уже успели убить добродетельного боярина Матвеева, доктора фон Гадена и начальника Стрелецкого приказа, князя Долгорукова.