Атлант расправил плечи. Книга 3 - Айн Рэнд

Реардэн повернулся к двери, мать, схватив за руку, остановила его. Бросив на него взгляд, выражавший тупое удивление, и сделав последнюю попытку обмануть себя, она нетерпеливо простонала со слезливым упреком:

— Ты действительно не можешь простить нас?

— Нет, мама, — ответил он. — Вовсе нет. Я бы простил прошлое… если бы сегодня ты попросила меня бросить все и исчезнуть.

На улице дул холодный ветер, прижимавший к телу пальто, словно в объятии, вокруг простиралось великолепное, свежее пространство земли, протянувшейся от подножья холма к горизонту, а на небе ясный день отступал перед только начинавшими сгущаться сумерками. И подобно двум закатам, венчающим день, на западе ясно и спокойно лилось багряное сияние солнца, а на востоке виднелся еще один красный мерцающий круг — огненное дыхание заводов Реардэна.

Чувство руля под руками, ровное шоссе, проносившееся под колесами машины, когда он спешил в Нью-Йорк, оказывали на него какое-то странное бодрящее влияние. Он испытывал чувство высочайшей четкости и одновременно умиротворения, чувство, что делаешь все без напряжения, и это непонятным образом давало ощущение молодости. Только позднее Реардэн понял, что так он и действовал всегда и полагал, что так и должно быть, в свои юные годы, а то, что он ощущал сейчас, сводилось к простому, недоуменному вопросу: а почему надо действовать иначе?

Когда на горизонте возникли очертания Нью-Йорка, Реардэну показалось, что его силуэт как-то странно светится и очень четок, хотя расстояние набрасывало на город свою вуаль, словно свечение исходило не от города, а от самого Реардэна. Он смотрел на великий город, и ему были безразличны те его образы, которые возникали в сознании других; для него это не был город гангстеров, попрошаек, бандитов и проституток, для него Нью-Йорк оставался величайшим промышленным завоеванием в человеческой истории, и то, что он значил для него, было его единственным значением; в облике города он ощущал что-то очень личное, что брало за душу и принималось тотчас же, без размышлений, как то, что видят в первый раз — или в последний.

Он остановился в гулком от тишины коридоре отеля «Вэйн-Фолкленд», у двери, в которую должен был войти; ему пришлось сделать усилие, чтобы нажать на кнопку звонка, это заняло у него некоторое время, ведь этот номер некогда занимал Франциско Д'Анкония.

Клубы табачного дыма вились в воздухе среди бархатных занавесей и непокрытых полированных столов гостиной. Дорого обставленная, но безликая комната имела уныло-роскошный вид временного пристанища и атмосферой своей мало чем отличалась от ночлежки. В тумане застоявшегося у входа дыма возникли пять фигур: Висли Мауч, Юджин Лоусон, Джеймс Таггарт, Флойд Феррис и тощий, скрюченный тип с физиономией, напоминавшей крысу, похожий на теннисиста. Его представили как Тинки Хэллоуэя.

— Ладно, — прервал Реардэн приветствия, улыбки, предложения выпить и рассуждения о тяжелом положении нации, — чего вы хотите?

— Мы все здесь ваши друзья, мистер Реардэн, — выступил вперед Тинки Хэллоуэй, — исключительно ваши друзья, собравшиеся для неофициальных переговоров с целью более тесной совместной работы в единой команде.

— Мы очень хотели бы воспользоваться вашими выдающимися способностями, — сказал Лоусон, — и вашим опытом для решения проблем национальной промышленности.

— Такие люди, как вы, нужны в Вашингтоне, — вставил доктор Феррис, — у вас нет никаких причин столь долгое время оставаться в стороне, когда ваш голос нужен на самом высоком уровне руководства страной.

Что особенно отвратительно во всем этом, думал Реардэн, так это то, что эти речи — ложь лишь наполовину, другая же половина, судя по истерично поспешному тону, содержала не выражаемое вслух желание, чтобы это каким-то образом оказалось правдой.

— И чего вы хотите? — повторил он.

— Господи… да послушать вас, мистер Реардэн, — сказал Висли Мауч; искажением черт лица он имитировал испуганную улыбку, улыбка была фальшивой, страх подлинным. — Мы… мы хотели воспользоваться вашей оценкой промышленного кризиса в стране.

— Мне нечего сказать.

— Но, мистер Реардэн, — сказал доктор Феррис, — мы хотим иметь возможность работать совместно с вами.

— Я уже заявлял, причем публично, что не умею работать совместно под дулом пистолета.

— Не пора ли зарыть топор войны в эти ужасные времена? — воззвал Лоусон.

— Топор? Вы имеете в виду пистолет? Валяйте.

— Что?

— Это вы держите его в руках. Так заройте его, если сможете.

— Но… но… я просто употребил фигуру речи, — объяснил Лоусон, мигая. — Я говорил в переносном смысле.

— А я нет.

— Не следует ли нам объединиться ради блага страны в это чрезвычайно тяжелое время? — спросил доктор Феррис. — Не можем ли мы переступить через мнения, которые нас разделяют? Мы согласны пройти свою половину пути. Если в нашей политике есть что-то, против чего вы выступаете, просто скажите нам, а мы выпустим указ и…

— Завязывайте, ребята. Я приехал сюда не затем, чтобы помогать вам делать вид, что я совсем не в том положении, в котором сейчас нахожусь, и что между нами возможны какие-либо компромиссы. А теперь к делу. Вы подготовили какой-то новый трюк, чтобы заграбастать сталелитейную промышленность. Что это?

— Кстати, — заявил Мауч, — нам предстоит обсудить жизненно важный вопрос, касающийся сталелитейной промышленности, но… что за выражения, мистер Реардэн!

— Мы не хотим ничего заграбастать, — сказал Хэллоуэй. — Мы просили вас приехать, чтобы обсудить это с вами.

— Я приехал получить приказы. Давайте, приказывайте.

— Но, мистер Реардэн, нам бы не хотелось, чтобы вы рассматривали все таким образом. Мы не хотим приказывать вам. Нам нужно ваше добровольное согласие.

— Реардэн улыбнулся:

— Я понимаю.

— Да? — радостно начал Хэллоуэй, но что-то в улыбке Реардэна смутило его. — Что ж, тогда…

— И ты, голубчик, — заявил Реардэн, — знаешь, что в этом-то и заключается твой просчет, роковой просчет, который взорвет все. А теперь скажи мне, что за удар по моей голове ты готовишь, столь упорно не давая мне ничего замечать, или, может, мне пора домой?

— О нет, мистер Реардэн! — вскричал Лоусон, внезапно бросив быстрый взгляд на часы. — Вы не можете покинуть нас сейчас! То есть, я хочу сказать, что вы не захотите уйти, не услышав того, что мы должны вам передать.

— Тогда дайте мне это выслушать.

— Он увидел, как они переглянулись. Висли Мауч, казалось, боялся обратиться к нему; лицо Мауча приняло выражение упрямого недовольства, которое, как приказ, было обращено к остальным в комнате, — какое бы положение они ни занимали в смысле их возможности решать судьбы сталелитейной промышленности, здесь они присутствовали только с целью поддерживать и защищать Мауча во время переговоров. Реардэн на минуту задумался о причине присутствия в комнате Джеймса Таггарта; Таггарт сидел в мрачном молчании и, надувшись, потягивал коктейль, стараясь не смотреть в его сторону.

— Мы выработали план, — весело начал доктор Феррис, — который поможет решить проблемы сталелитейной промышленности и который вы полностью одобрите в качестве меры достижения общего благосостояния, одновременно защищая ваши интересы и обеспечивая вам безопасность в…

— Не надо говорить мне, что я одобрю или не одобрю. Дайте мне факты.

— Этот план справедлив, основателен, взвешен и…

— Мне не нужны ваши оценки. Только факты.

— Этот план… — Доктор Феррис замолчал, он утратил способность приводить факты.

— Исходя их этого плана, — вмешался Мауч, — мы гарантируем пятипроцентную прибавку к цене стали. — Он торжествующе умолк.

Реардэн молчал.

— Конечно, потребуются кое-какие мелкие поправки, — мягко вступил в разговор Хэллоуэй, как входят на пустой теннисный корт. — Определенную прибавку придется предоставить производителям железной руды, скажем, не больше трех процентов, из-за дополнительных трудностей, с которыми некоторые из них, например, мистер Ларкин из Миннесоты, теперь столкнутся, так как должны будут перевозить руду довольно дорогим способом — на грузовиках, после того как мистеру Джеймсу Таггарту пришлось пожертвовать своим отделением в Миннесоте во имя благосостояния страны. И конечно, повышение тарифов на перевозки должно быть предоставлено железным дорогам, ну, грубо говоря, семь процентов — ввиду абсолютно необходимой потребности в… — Хэллоуэй замолк, подобно игроку, вынырнувшему из водоворота беспорядочных ударов, заметив, что никто из противников его удары не отбивает.

— Но зарплату мы повышать не будем, — поспешно заметил доктор Феррис. — Одним из существенных пунктов плана является то, что мы не позволим увеличить размеры заработной платы рабочим-сталелитейщикам, несмотря на их настойчивые требования. Мы хотим быть честными с вами, мистер Реардэн, и защищать ваши интересы… не считаясь с риском вызвать недовольство и возмущение в обществе.