Удар гильотины - Павел Амнуэль

– А где-то в это время, – вставил Манн, – сидел человек, прекрасно помнивший, что именно он убил, и радовавшийся тому, что дураки-полицейские ошиблись в сборе доказательств…

– В юности, – сказал Мейден, – я увлекался детективными романами. Они поддерживали во мне убежденность в том, что мир построен правильно: логично и определенно… Шерлок Холмс, Эркюль Пуаро, Неро Вульф… Потом я эти книги больше не перечитывал – и времени не было, и не хотелось: вдруг, думал я, логика этих романов на самом деле имеет изъяны, и я их обнаружу с высоты своих новых знаний, впечатление окажется испорченным… А на самом деле истинной логики там нет вовсе! Детективное расследование, когда расставляешь по местам нужные тебе причины и следствия, невозможно в мире, где сознание манипулирует элементами пазла, переставляет с места на место кадры разных фильмов…

– Вы совсем растерялись, старший инспектор, – сочувственно произнес Манн.

– Растерялся? Вы меня не поняли, дорогой Тиль! Я пытаюсь вам объяснить, почему для меня неприемлема та картина мироздания, которую вы нарисовали. Время – порождение нашего сознания? Причины и следствия – результат игры с разбросанными тут и там кадрами-мирами? Вы хотите, чтобы я в это поверил? Это невозможно, Манн! Это все равно, что сказать: все, что я делал до сих пор, было лишено смысла. Раскрыть преступление можно по чистой случайности. Вся современная криминалистика – большая игра, правила которой мы сами придумали. Детективная литература – красивая сказка, игра ума, не имеющая отношения к реальности. Вы хотите, Манн, чтобы я…

– Но вы сами, старший инспектор, только что говорили: половина обвиняемых не признает себя виновными!

– Идиоты! Человек теряет себя, понимая, что проиграл, он не желает смириться и не соглашается с очевидными фактами!

– Кто убил Веерке, старший инспектор? Кто оставил его отпечатки пальцев? Кто закрывал и открывал окно в его комнате? Куда исчезли очки Кристины? Почему в ее комнате появилась лужа воды из Мертвого моря? Кто послал мне факс? Кто сделал фотоснимок? Как описание убийства оказалось в книге девятилетней давности? Почему отрывок из книги мы нашли в колонне? Кого, черт возьми, видели в больнице? Меня или Веерке? Что это было, в конце концов? Убийство? Самоубийство? Если мироздание – это бесконечный пазл, бесконечные кадры фильма, который мы сами складываем в своем сознании, то ответ на все вопросы существует, и он очевиден. Густав Веерке. А если, старший инспектор, принять вашу версию, то ответов столько же, сколько версий, версий столько же, сколько мотивов, связать все вместе невозможно…

– Связать можно, – произнес Мейден, глядя в потолок. – Нет доказательств, это так.

– Против кого?

– Против вас.

– Вы все еще считаете, старший инспектор… – пораженно сказал Манн.

– У меня нет другого выхода, – Мейден поднялся. – Я хочу жить в устойчивом мире. В мире причин и следствий. Я найду доказательства, Манн. Мы продолжим разговор – надеюсь, не в этой комнате.

Манн тоже поднялся, он не мог смотреть Мейдену в глаза, это были глаза больного человека. Человека, не желающего расставаться с иллюзией. У Манна иллюзий не осталось.

– Да, – сказал он, – я понимаю, что обречен. Какой-то из бесконечного числа элементов пазла содержит нужное вам доказательство. Сейчас его нет в вашей причинно-следственной цепочке. Но вы будете перебирать кадры, и, возможно, быстро, а возможно, через десять лет найдете этот элемент, вставите его в свою картинку, и ваш пазл сложится, причины сойдутся со следствиями, и вы арестуете некоего Манна за убийство некоего Веерке.

– Да, – сказал Мейден твердо, – я это сделаю.

– Наверно, это будет другой Манн, и мне его жаль. Все улики будут против него, но в преступлении он не признается, потому что не будет помнить, что сделал то, в чем его будут обвинять.

– А вы помните? – ухватился Мейден за показавшуюся ему важной оговорку.

– Наверно, помню, – кивнул Манн. – Каждый из нас – вы, старший инспектор, не исключение – помнит все, что с ним произошло в его жизни, и все, что не произошло в этой жизни, но случилось в бесконечном числе других вариантов, и все, что еще не произошло, но случится или сможет случиться. Если это записано в пазле мироздания, значит, я должен это знать, чтобы иметь возможность выбрать. Эта возможность всегда при нас – выбор того кадра, того элемента пазла, куда мы перейдем и тем самым заставим время двигаться. От прошлого к будущему. От причины к следствию.

– В вашем мире, Манн, – сказал Мейден, – криминалистика не имеет смысла, а детективный жанр – фикция, игра воображения, не больше. Мой мир устойчив, причины и следствия в нем стоят на своих местах, и время движется из прошлого в будущее. Я остаюсь в своем мире, Манн.

– Вы надеетесь когда-нибудь найти убийцу Веерке?

– Я его знаю. Я надеюсь найти доказательства.

– Вас не смущают противоречия?

– В уголовных делах всегда множество противоречий. Я разберусь.

– Вот еще что, Манн, – сказал Мейден, подойдя к двери и обернувшись, – вы и ваша подруга… Кристина Ван дер Мей… не уезжайте из Амстердама. Я не ограничиваю ваши передвижения и деятельность в пределах города, но если вы уедете…

– Вы решите, что это признание, – усмехнулся Манн. – Не беспокойтесь, старший инспектор, мы с Кристиной не уедем. Я так понимаю, что мы обречены всю оставшуюся жизнь провести в Амстердаме.

– Ваша ирония неуместна, – раздраженно сказал Мейден и, выйдя из комнаты, хлопнул дверью.

Через секунду в кабинет заглянула Эльза.

– Все в порядке, шеф? – спросила она.

– Все в порядке, – сказал Манн. – Вопрос в том, что такое порядок.

– У Мейдена такой вид, будто он неожиданно ослеп. Чуть не спутал окно с дверью.

– Где-то и когда-то, – сказал Манн, – он их действительно спутал. Или спутает.

– Принести вам кофе, шеф?

– Эльза, – сказал Манн, – ты ведь не оставишь меня, если мы с Кристиной поженимся?

– Нет, – сказала Эльза, подумав. – Года три назад я бы попросила вас найти себе другую секретаршу… Сейчас, пожалуй, останусь. Вы довольны?

– Приходи с Эдуардом в гости, хорошо? Можете даже сегодня.

– К вам или Кристе?

– Не знаю, – сказал Манн, – как сложится пазл.

Он долго сидел перед компьютером и смотрел на фотографию: Веерке выглядывал на улицу, над ним нависла, будто Дамоклов меч, оконная рама, а там, внизу, Криста, возможно, обернулась и посмотрела вверх. Увидела она в окне белое в ночи лицо Густава?

«А чье лицо я увижу, – подумал Манн, – если этот человек на фотографии вдруг обернется? Неужели – свое? Непременно – свое. Если я – это он, тот, что в окне. А кто в окне?»