Хромые кони - Мик Геррон

— Еще раз повторяю. Мне нужен мой аттестационный рапорт. Где он?

— Ты в меня не выстрелишь, — сказал Паук.

Ривер саданул его рукоятью в скулу. Паук взвизгнул, и на ковер вылетел осколок зуба.

— Точно знаешь?

— Сволочь…

— Паук… Я буду бить тебя до тех пор, пока не получу то, что мне надо. Понял?

— Да нет у меня твоего рапорта! На кой он мне вообще сдался?

— Лондонские правила. Помнишь? Ты сам это сказал. Ты играешь по лондонским правилам. И всегда прикрываешь свою драгоценную жопу.

Паук сплюнул кровищу на бежевый ковер.

— Как ты думаешь, сколько тебе осталось? Сколько осталось до того, как твои мозги окажутся на полу рядом с моим зубом?

Ривер ударил его еще раз:

— Это ты завалил Кингс-Кросс, и нам с тобой обоим это прекрасно известно. Синяя рубашка, белая футболка — или наоборот. Не важно. А надоумила тебя Тавернер, потому что ей было нужно срочно от меня избавиться. Но ты ведь не поинтересовался у нее почему, правда? Тебя это не волновало. Тебя волновал отдельный кабинет в Парке, и встречи с министром, и обещанный карьерный рост. Но копию моего аттестационного рапорта ты себе оставил. Потому что играешь по лондонским правилам и меньше всего доверяешь тем, кому оказал услугу. Где эта копия?

— Отсоси и выкуси, — сказал Паук.

— В последний раз спрашиваю.

— Если ты меня пристрелишь, то минутой позже пристрелят тебя. И тогда ты точно никогда не увидишь своего рапорта. Как тебе вариант?

— То есть ты признаёшься, что он у тебя.

В коридоре послышались шаги. Паук раззявил окровавленный рот, чтобы позвать на помощь, но не успел. Следующим ударом Ривер гарантировал устойчивую тишину.

* * *

Хасан, должно быть, вырубился. Да и кто бы не вырубился от удара топором? Керли огрел его обухом, коротко и быстро, прямо в лоб. Наверное, с минуту назад. В любом случае прошло достаточно времени для смены мизансцен. Ларри уходил по грунтовке, Керли бросился следом, нагнал и заорал на него. Холодный, пахнущий мхом ветерок доносил «тупой», «ссыкло», «мудила»…

Керли небрежно держал топор в руке. Похитители переругивались. Теперь, разумеется, они уже не три балбеса. Теперь они Лорел и Харди. Стэн и Олли. Снова вляпались в историю.

А вот и смешная реплика: иногда удар по башке помогает отряхнуть пыль с мозгов.

Это, конечно, было неправдой. Но сейчас Хасану хотелось думать, что это правда, а еще он думал о том, что сделал бы, если бы это и впрямь оказалось правдой. И решил, что в таком случае он бы поднялся на ноги. И он поднялся на ноги.

Вот. Уже лучше.

Покачиваясь на неверных ногах, он увидел вокруг себя огромное пространство. Пространство, окаймленное деревьями, но без стен, а над головой — небо. Теперь он его видел. На его фоне все отчетливее вырисовывались ветви. И где-то еще должно было быть солнце. Хасан не помнил, когда в последний раз видел солнце.

Он пошел вперед.

Земля под ногами была податливой и незнакомой. Это отчасти объяснялось его теперешним состоянием, а отчасти тем, что он находился в лесу. Хасан мог стоять на ногах и мог их передвигать; наверное, он даже мог изобразить некое подобие бега. Главное было смотреть под ноги. Смотреть, куда ступаешь. Он глядел на землю и воображал, что движется намного быстрее, чем на самом деле.

Если он оглянется, то увидит, как Керли и Ларри, забыв о ссоре, бросаются за ним. Керли — с топором в руках. Поэтому он не оглядывался, а сосредоточился на земле под ногами и на том, сколько уже прошел. Куда он шел, он не знал. Может, он уходил все глубже в лес, а может, перед ним вот-вот распахнется чистое поле… Последнее представлялось маловероятным. Все вокруг было таким густым и лесистым, что вряд ли внезапно сдаст свои позиции. Но с этим Хасан ничего поделать не мог, зато мог контролировать свое продвижение. С этой мыслью он споткнулся; упал головой вперед, выбросив руки перед собой, и не сдержал крика, когда резкая боль, начиная с запястий, обожгла все тело. Крик имел куда более серьезные последствия, чем боль.

Лишь теперь он оглянулся. Он думал, что ушел намного дальше. Расстояние, отделяющее его от Керли и Ларри, было вдвое меньше того, что ему представлялось. До них можно было дошвырнуть табуреткой. Оба пристально смотрели на него.

Хасан словно бы услышал, как лицо Керли расколола кривая ухмылка.

* * *

Поспешные шаги в коридоре миновали кабинет Уэбба, и Ривер выдохнул, одновременно разжав пальцы на воротнике Паука. Паук, будучи не в состоянии продолжать беседу, завалился на ковер.

Ривер немного выждал, но звуков из коридора больше не доносилось. Тут он сообразил, что будь это умельцы, их шагов он бы ни за что не услышал: навыки умельцев не ограничиваются способностью одеваться соответствующим образом. Вслед за этой мыслью у него возникла одна идея, на претворение которой в жизнь ему пришлось потратить еще пару минут, прежде чем приступить к поискам.

Папки с документами занимали семь полок на дальней стене кабинета, от одного угла до другого. На каждой полке запросто могло быть по сотне папок. А на то, чтобы найти нужную, у Ривера оставалось минуты три, да и то если искомый документ хранится где-то на полках, а не заперт в ящике стола. Поэтому сначала он принялся за стол, где в ящиках обнаружилось обычное барахло, но запертым оказался только один. Ривер вытащил из кармана Паука ключ. В запертом ящике лежали банковские выписки и паспорт на имя Уэбба. Отбросив ключ, Ривер подступил к полкам. Память услужливо предоставила моментальный снимок, на котором Ривер сдает свой предварительный аттестационный отчет, в черной блестящей пластиковой папке; по меньшей мере с треть корешков блестели точно таким же черным цветом, а остальные были оранжевыми, желтыми, зелеными. Он наугад вытащил черную папку. В углу обложки красовалась этикетка «Эннис». Предположив, что это фамилия, он проверил черные папки на «К» и обнаружил среди них Картрайта, но не того; на всякий случай проверил «Р», но Риверов не обнаружил совсем. Затем принялся за «А» — «аттестация» — и нашел целую стопку рапортов в черных папках, из которых ни один не имел к нему отношения.

Он отступил на шаг и окинул взглядом полки, пытаясь воспринять их множество как единое целое. «Паук, Паук, Паук… — вполголоса бормотал он. — Лондонские правила…» Уэбб сам сказал, по каким правилам ведет игру. Следовательно, умышленно