Ричард Длинные Руки – рауграф - Гай Орловский

– Уточнить границы, – распорядился я, – и прислать сюда священников. Если и у них не получится, то это природный феномен… Будем думать на досуге. А пока, конечно, объедем. Благородные лорды, это не трусость, а мудрая осторожность. Мудрая!

Перед закатом я остановился, ожидая подхода основного войска, и залюбовался, увидев, как мчатся по раскаленной степи в облаке золотой пыли. Показалось, что скачут в озере расплавленного солнца, что передвигается вместе с ними.

Я напряг слух и расслышал грозную музыку в бешеном грохоте копыт, от которой у каждого мужчины начинает чаще стучать сердце, а кровь вскипает.

Подъехал сэр Норберт, обвел рукой окрестности:

– Привал?

– Заночуем, – согласился я. – Место удобное. Завтра с утра двинемся дальше.

Закат на равнине всегда великолепен, если небо чистое или вот так, с белоснежными горами облаков, что сперва заалели, потом стали пурпурными, а в конце налились багровостью так, что должны бы обвиснуть, как вата, пропитанная кровью, однако цвели пышно и нежно, библейски величественные, громадные, намекающие на неизведанные выси и глубины.

Солнце пламенело так, что глазам больно рассматривать его разбухший диск, затем слишком быстро померкло, угасло еще до того, как коснулось темного края земли, а туда опустился уже едва различимый глазом остывающий диск.

Почти прозрачное пламя костров с наступлением сумерек становилось все материальнее, ощутимее, и тьма шарахалась испуганно от каждого движения языков огня.

У нашего костра жарили мясо и насыщались сэр Растер, сэр Альвар, Зигфрид, последний со все возрастающим беспокойством поглядывал на сэра Растера.

– Ну и жрет, – сообщил он встревоженно. – Может быть, зря мы его с собой взяли?

Сэр Растер пробурчал с набитым ртом:

– Есть люди, у которых обедов больше, чем аппетита, а есть и такие, у которых аппетита больше, нежели обедов. Так что ж мне, разорваться? У меня вообще-то аппетит всегда приходит вовремя, а вот с едой у нас обычно запаздывают.

– Хорошо бы, – буркнул Альвар, – если бы у него аппетит приходил вместо еды.

Подошел сэр Норберт, присел на правах не столько гостя, как хозяина, ибо вне пределов городов он чувствует себя самым главным.

– Хорошее место, – сказал он. – И красиво.

Сэр Растер посмотрел на него с подозрением:

– Сэр Ричард, а не побрызгать ли на сэра Норберта святой водой?

– Зачем?

– А хочется посмотреть, – объяснил он, – каким голосом он закричит, когда превратится в огромного волка… или в летучую мышь… или в сову…

– Почему в сову? – удивился сэр Альвар. – Наш дорогой друг больше потянет на медведя.

– Так все-таки побрызгаем?

Сэр Арчибальд потряс головой:

– Ни за что. Разве нам не жаль потерять такого друга? А то, что он восхищается ночью, луной и прочими нечистями… просто промолчим перед инквизицией.

Сэр Норберт, человек суровый и старомодный, к шуточкам не больно склонный, молча сопел и даже улыбался, делая вид, что зубоскальство молодежи его не задевает.

Утром позавтракали как можно быстрее, все горят желанием побыстрее добраться до замка самоуверенного лорда Сулливана. Я выехал во главе головного отряда и размышлял, что любая война популярна лишь в течение первых тридцати дней. Потому и с этим походом нужно решить все как можно быстрее, пока энтузиазм не угас. Но решить… гм, умело. Если поступать слишком жестоко, постигнет неудача, если слишком мягко, сам окажешься в оковах. Пусть не в реальных, но когда тобой руководят обстоятельства или соратники – тоже вариант не лучший.

Я вздрогнул, рядом раздались взрывы хохота, рыцари весело ржут над незамысловатыми шуточками, я прислушался, темой был отставший в арьергарде сэр Растер и его богатый опыт общения с военнопленными, который он перенес и в залы дворцов Геннегау.

– Да, – сказал сэр Арчибальд, – наш дорогой сэр Растер довольно бесцеремонен.

Палант поддержал:

– Все верно. В прошлый раз он вломился ко мне в покои в самый неподходящий момент…

– Какой?

Палант скромно и в то же время скабрезно улыбнулся:

– В очень интимный. Ты же знаешь, я пользуюсь вниманием местных девушек…

Альвар сочувствующе сказал:

– Хорошо, что в тот интимный момент ты был один.

Остальные захохотали, Палант не сразу понял, почему такой довольный рев, конфузливо улыбался, отчего хохот стал громче. Его хлопали по плечам, клялись в дружбе и предлагали за это выпить. Громче всех ржал Альвар, совсем как жеребец во время гона, Палант наконец всмотрелся в него с проснувшимся подозрением на честном лице.

– Сэр Альвар, – проговорил он, – а что вы имели в виду насчет моего одиночества… в неподходящий момент?

Сэр Альвар заржал еще громче, но Палант стиснул челюсти и начал смотреть с вызовом.

Альвар махнул рукой и сказал весело:

– Не обращайте внимания!.. га-га-га!.. Я просто пошутил.

– За такие шутки, – объявил сэр Палант, – войну объявляют! Да что там войну, могут вообще в морду дать.

Сэр Ульрих подъехал ко мне ближе, в чистых глазах проступила непонятная печаль.

– Здесь все другое, – сказал он, – и солнца слишком много, и деревья другие, и птицы, и люди одеты иначе… Я уже начинаю скучать о суровом крае моей Армландии. Там проще, беднее, но роднее. А как вам, сэр Ричард?

Я посмотрел в его ясные глаза и вроде бы уловил невысказанный вопрос.

– Хотите спросить, не боюсь ли погибнуть так далеко от дома?..

Он торопливо кивнул:

– Простите за такую откровенность…

Я успокаивающе кивнул:

– Все правильно, всяк иногда задумывается о таком. Но разве это место дальше от небес, чем мой дом?.. Господь увидит меня всюду.

Он перекрестился торопливо, лицо прояснилось.

– Простите, сэр Ричард, как-то об этом не подумал.

Я добавил:

– Потому дикари и язычники – недалекие люди, что завещают переправить их труп в родные земли и захоронить в определенном месте. Для Господа – нет мест лучше или хуже, он все сотворил с любовью. И, добавлю, для него вообще нет мертвых, сэр Ульрих!

Он отъехал, на лице глубокая задумчивость, старается понять последнюю фразу, временами лицо вспыхивает внутренним светом, приближается к пониманию, но справа и слева уже едут сэр Альвар и сэр Арчибальд с его скабрезными орифламскими шуточками, толкают и теребят, приглашая присоединиться к обсуждению прелестей леди Ксантии, и глаза Ульриха меркнут, хотя губы раздвигаются в готовности улыбаться и смаковать некие интересные моменты из богатой истории леди Ксантии.