Русский сыщик И. Д. Путилин т. 2 - Иван Дмитриевич Путилин

— Скажи, пожалуйста, Иван Дмитриевич, что, собственно, подозреваешь ты тут? Уверяю тебя, как доктор, что об отравлении не может быть и речи. Рвота больной исследовалась три раза, и если бы там находилась хоть йота яда...

Путилин спокойно заметил:

— Кажется, я на этот раз попался на удочку. Но... знаешь ведь мой характер — я люблю доводить дело до конца. Пойдем в спальню больной... Я хочу посмотреть, как она.

И мы несколько раз входили.

В углу горели лампады, бросавшие тихий, мирный свет на фигуру спящей девушки.

Ее прелестное личико, окаймленное прядями каштановых волос, было неспокойно... Губы шевелились, словно старались забрать как можно более воздуха.

Моментами из ее бурно подымавшейся груди вылетали тихие, подавленные стоны, бормотания:

— Душно... пустите меня... Господи... задыхаюсь... Ах!..

Бормотания переходили в громкий крик.

Ее руки судорожно хватались за дорогое плюшевое одеяло, и она вдруг вскакивала с кровати, сейчас же опять бессильно опускаясь на нее.

— Этого ты никогда не наблюдал, доктор? — тихо спрашивал меня Путилин.

— Нет.

— Почему же?

— Да потому, что, когда я навещал ее, с ней ничего подобного не случалось.

— Плохой доктор... плохой доктор... — в раздумье произносил Путилин.

— Иван Дмитриевич! — вспылил я. — Может быть, ты желаешь преподавать мне медицину?

— И очень. Но... только — судебную медицину, мой друг...

Было около двух часов ночи.

Путилин обратился ко мне:

— Вот что — иди и спи. Я побуду около твоей пациентки вплоть до утра. Я вздремну в этом кресле.

Лишь только я собирался выйти из комнаты больной девушки, как в нее вошел Приселов.

Он был, видимо, слегка навеселе. От него несло сигарами и шампанским.

— Как, господа?! Вы не спите? Но, Боже мой, дорогой профессор, такое ночное бдение может плохо отразиться на вашем здоровье...

— О, не беспокойтесь, господин Приселов, я привык бодрствовать у одра погибающих... — с еле заметной усмешкой ответил Путилин. — Теперь я попрошу вас отсюда удалиться. Я должен следить за дыханием бедной девушки...

Приселов ушел. Ушел и я. Меня клонило ко сну, и я скоро погрузился в него, прикорнув на великолепной тахте.

Не спалось только Путилину.

Мрачнее тучи ходил он взад и вперед по спальне бедной девушки, над которой отвратительная старуха смерть уже заносила свою костлявую руку.

— Бедный ребенок! — вслух тихо шептал он. — Как мне спасти твою молодую жизнь?.. Для меня совершенно ясно, что я — лицом к лицу с самым гнусным, с самым подлым преступлением... И враги — тут, бок о бок со мной... И тайна совершаемого злодеяния — вот здесь, в этой самой комнате, у меня перед глазами... О, какой это поистине дьявольский трагизм: сознавать смертельную опасность и не быть в силах немедленно ее отстранить, парализовать!

И он, нервно хрустя пальцами, подходил к постели сиротки-миллионерши.

На него глядело прелестное молодое лицо, искаженное мукой неведомых страданий. Моментами по нему молнией проносились судороги, грудь начинала особенно бурно подниматься, конвульсивные движения трогали руки и ноги, и из широко раскрытого рта с воспаленными губами вылетали хриплые бормотания-стоны:

— А-ах... душно мне.

Раз, когда Путилин близко наклонился над умиравшей девушкой, она раскрыла глаза и поглядела на великого сыщика долгим жалобно-испуганным взглядом.

— Ну как, дитя мое, вы себя чувствуете? — спросил он.

— Я умираю... Я, наверное, скоро умру... — тихо слетело с ее уст.

— Нет, нет, вы не умрете, я спасу вас.

И этого взгляда, полного жалобной тоски, и этого шепота, в котором звенело столько затаенной грусти, Путилин, как он рассказывал мне позже, не мог забыть всю жизнь.

Больная опять впала в полукошмарное забытье.

Холодное отчаяние охватило Путилина.

— Ужасно... ужасно... — хрипло вырвалось у него, и он бросился в кресло. — Ведь это — не единственный случай в моей практике. Ведь напал же я на верный след страшного отравления старика мужа Никифорова его молодой женой.

И перед мысленным взором Путилина воскресло это темное дело, словно он раскрыл его только вчера. Воскресли образы, поплыли знакомые лица, фигуры этой мрачной житейской трагедии.

Богатый старик откупщик Никифоров... Высокий, кряжистый, с некрасивой, почти безобразной головой. На шестом десятке, вдовец, вдруг безумно влюбился в молоденькую красавицу девушку из семьи бедного мещанина, Федосью Тимофеевну.

«Краля» была девица — что и говорить. Высокая, кровь с молоком, походка — лебединая, брови — соболиные, глаза — искрометные.

Деньги что не делают? Повенчались.

«Я уж тебя ни в чем стеснять не буду, раскрасавица ты моя!» — захлебывался в экстазе последней старческой любви старик миллионер.

«Ни в чем?» — сверкала глазами мещанская дочь-красавица.

Но это уверение было только до свадьбы. Лишь только окрутились, старик из тихого голубя обратился в лютого волка. Он начал ревновать свою пышную жену до безумия, до болезненного уродства. Уходя куда-нибудь, он запирал ее в роскошном доме на ключ, на «крепкие запоры». Прошло около года. И вдруг старик заболел. Болезнь была диковинно страшная: день-два — здоров, потом — рвота, мучительные колотья в кишках. Половина медицинского Петербурга перебывала у экс-откупщика. Доктора взапуски, утирая нос друг другу, старались поставить верный диагноз, дабы сорвать солидный гонорар за исцеление миллионера.

— Вылечите! Ничего не пожалею!.. Бери сколько хошь тыщ! — умолял старик муж, мучающийся втройне: и физической болью, и ревностью, и сознанием, что он пасует перед молодой женой.

Это была тяжелая картина... Глаза старика вылезали из орбит, он судорожно хватался за руки докторов. Но — увы! — ничего не помогало. Страдания все усиливались и усиливались, доктора теряли голову, ничего не понимая.

Случайно ему, Путилину, довелось услышать о страшной болезни Никифорова. Сильно заинтересованный, он учредил негласный надзор над семейством, домом миллионера.

«Да, да, я помню, что у меня сразу мелькнула мысль, не отравляют ли старика каким-нибудь особенным образом...»

Он встал с кресла и прошелся по комнате больной девушки. Что это с ним? Как тяжелы и холодны его ноги, каким неровным биением бьется его сердце, какое сильное стеснение в груди!..

Да, так о чем думал он сейчас? Ах, вот, о старике миллионере. Ну, он и принялся за свое исследование.

После целого ряда розысков ему удалось узнать, что у молодой красавицы купчихи имеется зазноба в лице красавца, молодого мануфактуриста Холщевникова. Это еще более усилило его подозрение об отравлении мужа-старика.

«Да, да, тогда я безошибочно начал выводить мою «кривую»...» — вспоминал Путилин, с удивлением замечая,