Вспоминая Владимира Высоцкого - Анатолий Сафонов

Как его только не называют сейчас: король бардов, гворец городского романса, песен-ретроспекций и так далее, и тому подобное. А он был сложнее и проще, жестче и человечнее. Помню, как он начал свое первое выступление в Усть-Каменогорске Восточно-Казахстанской области:

— Я не поэт и не певец, не гитарист и не выдающийся актер. Я приехал к вам не выступать, а говорить с вами. Говорить о том, что волнует всех нас и наболело. Соглашаться со мной или протестовать — дело ваше: публика всегда права. Но я хочу, чтобы мы дольше помнили друг друга.

Леонид Мончинский

ВМЕСТЕ ПУТЕШЕСТВОВАЛИ ПО СИБИРИ

Сегодня интерес к Высоцкому — поэту, певцу, актеру — не ослабевает. Интересуются его творческой судьбой, работой в кино, театре.

Владимир Высоцкий бывал в Сибири, узнал и полюбил сибиряков.

Сказать, что я был его другом, не смею. Просто в последние годы его жизни частенько с ним встречался, беседовал, работали вместе над сценарием фильма, где он надеялся сыграть роль героя, реального человека с почти фантастической биографией. А как-то летом вместе путешествовали по Сибири.

…Вертолет завис над крохотным поселком старателей Хомолхо в Бодайбинском районе. Слева заходила чернобрюхая туча, под ней сплошная стена дождя.

— Это надолго! — кричит пилот Высоцкому. — Возможно, до конца недели. Поворачиваем на Бодайбо?

— Прошу вас, садитесь. Я обещал.

Вечером его будут слушать пятьдесят усталых мужчин, большинство из которых трудно чем-либо удивить, люди серьезные, как принято говорить, с большим жизненным опытом. Старатели..

Высоцкого всегда тянуло к людям нестандартным, к тем, которые могли встать грудью к течению. Рядом с ними он становился тихим, незаметным, стараясь слушать и понять. В крохотной деревушке Большая Глубокая, что по Култукскому тракту у Байкала, беседовал до первых петухов с седой, много пережившей старушкой, а в шумной компании петь отказался наотрез и, сославшись на недомогание, уехал. По дороге, уже улыбаясь, говорил:

— Не заметил, они смахивают на свои кошельки — тугие, самодовольные? Песни им нужны для лучшего усвоения пищи.

…К вечеру в поселке старателей набралось человек сто двадцать. Мы ломали голову: как узнали, откуда бы им взяться? По холодной северной распутице, через грязь, болота многие километры шли люди из лесных кордонов, геологических палаток, зимовий.

Разместить 120 человек в столовой показалось делом невозможным, и поначалу хозяева повели себя со всей определенностью.

— Товарищ Высоцкий приехал до нас. Очень сожалеем, но…

Высоцкий попросил:

— Ребята, давайте что-нибудь придумаем. Мокнут люди…

И минут через тридцать был готов навес… Открыли окна, двери настежь. Высоцкий тронул струны гитары… Мы слушали его под шум дождя. Неизреченные истины, томящиеся в нас, выражались в тот вечер им в потрясающих балладах. Каждое слово ложилось на душу.

Мы тогда молчали, все четыре часа, ни хлопочка он не получил — время экономили. Володя стоял на сколоченном из неструганых досок помосте, потный, с усталой улыбкой. Добрый такой, приятный человек, вид немного беспомощный — дескать, все, мужики.

Потом он ушел отдыхать к старателям, но никто не расходился до самого утра, да и некуда было многим уходить. Бережный разговор получился, для кого-то, может быть, единственный в этой жизни скитаний и поисков.

А утром — прощание. Бульдозеристы, сварщики вытирали о спецовки потные ладони, жали ему руку, просили не забывать…

А потом был Иркутск. Тихая летняя ночь. В Сибири в конце июля бывают такие ночи. Володя с гитарой вышел на балкон, то ли не спалось, то ли просто попеть захотелось для себя. Пел тихо, без высоких нот. Одна песня, другая… Потом ненароком глянул вниз. А там, на газонах сквера, в тихом уюте, расположились влюбленные, постовые милиционеры, рабочие со второй смены…

В Иркутск Высоцкий прилетел с великолепной французской гитарой. С ней он никогда не расставался. Вообще к вещам Владимир Семенович относился спокойно, но гитара… она занимала особое место в его жизни. Бессонными ночами поэт брал ее в руки, и тогда мерцающие в темноте струны начинали переливаться, точно струи ночного ручья. И голос над тем «ручьем», не громкий, но глубокий, осторожно раздвигает темноту. Она постепенно рассеивается: ярче — струны, белее — руки, недосягаемо лишь лицо, отчего голос кажется вполне самостоятельным, рожденным этой темнотой.

Его ночные песни волновали и тревожили мягкой, недоступной измерению силой. Она не давала вам уснуть, но приглашала к покою. Похоже, он лечил ночью натруженную за хлопотливый день душу. И те, кто был рядом, становились причастными к маленькому таинству. Жаль, забывали включить магнитофон…

Впрочем, разговор мы поведем о гитаре. Много дней прекрасный инструмент путешествовал с ним по Сибири: Байкал, Иркутск, Бодайбо, Нижнеудинск. А в день перед отлетом его пригласили выступить в Чистых Ключах. Концерт получился неудачным: пел без настроения и закончил быстро.

Попрощались с хозяевами. Поехали в Иркутск. Но перед самым выездом из поселка на трассу увидели стоящего у обочины человека. Он поднял руку. Водитель Толя хотел «не заметить», но Высоцкий попросил:

— Возьмем его.

Открылась дверца. Вместе с улыбкой Гиви (так звали нового пассажира) принес в салон бодрящий запах коньяка.

— Гамарджоба!

— Здравствуй! Садись!

Гиви сел. Раздался треск. Высоцкий побледнел и, глядя перед собой, произнес:

— Ну вот и все…

Анатолий остановил машину. Выскочил. Распахнул дверь.

— Оставь его. — Высоцкий уже улыбался. — Неосторожность — это ведь не грех.

Гиви догадался: он совершил что-то непоправимое. Приподнялся, вынул из-под себя чехол, в котором лежала гитара. Она уже состояла из двух вполне самостоятельных частей…

— Владимир Семенович… Дорогой! — начал Гиви.

— Да ладно. Поехали, Толя!

…А вечер был чудный, такие вечера не часто случаются в Иркутске. И ночь обещала стать замечательной. Все молча сидели вокруг стола. Владимир Семенович побрился, вышел из ванной, спросил:

— О чем грустим?

— Так вот, гитара…

— Это точно. Не удалась у нее судьба. Другой в этом доме не найдется?

…Он пел до первых петухов. Когда они заголосили в поселке Боково, приветствуя высокими, чистыми голосами молодой рассвет, Владимир Семенович отложил гитару:

— Через пять часов вылет. Отдохнем.

Хорошо спали. Бодро встали. В дверной ручке обнаружили букет росистых полевых цветов. Он по-детски обрадовался: