Вердикт - Джон Гришем

Кейбл подвергался в этот момент такой же экзекуции. У него аудитория была побольше — дюжина адвокатов, несколько консультантов по вопросам жюри присяжных и множество представителей среднего персонала. Он настроился уложиться в полчаса. Жюри оценит такую краткость, Pop наверняка будет говорить дольше. Контраст окажется в пользу Кейбла — сдержанный Кейбл, строго придерживающийся фактов, против велеречивого краснобая Рора, давящего на эмоции.

Он произносил свою заключительную речь, потом просматривал запись на видеопленке, и так снова и снова, весь воскресный день до позднего вечера.

Ко времени прибытия в штаб на берегу Фитч опять напустил на себя осторожно-пессимистический вид. Четверо исполнительных директоров, только что покончив с прекрасным обедом, поджидали его. Дженкл был пьян и сидел отдельно ото всех у камина. Фитч взял чашку кофе и представил отчет о самых последних предпринятых им усилиях. Разговор тут же переключился на денежные переводы, которые Фитч потребовал от них в пятницу, — по два миллиона с каждого.

До пятницы на балансе у Фонда было шесть с половиной миллионов, чего, конечно, более чем достаточно, чтобы завершить процесс. Зачем понадобились дополнительные восемь миллионов? И сколько у Фонда денег теперь?

Фитч пояснил, что внезапно возникла необходимость непредвиденных очень крупных трат.

— Кончайте свои штучки, Фитч, — сказал Лютер Вандемиер из “Трелко”. — Вы что, сумели купить вердикт?

Этим четверым Фитч старался не врать. В конце концов они были его хозяевами. Всей правды он им тоже никогда не говорил, они и не ждали. Однако на прямой вопрос, тем более столь существенный, он постарался ответить с максимально возможной честностью.

— Похоже на то, — сказал он.

— Вы распоряжаетесь голосами? — спросил другой исполнительный директор.

Фитч выдержал паузу, посмотрел поочередно на всех директоров, включая Дженкла, который вдруг стал необычно внимателен, и ответил:

— Думаю, что да.

Дженкл вскочил на ноги и, нетвердо ступая, вышел на середину комнаты.

— Повторите, Фитч, — потребовал он.

— Вы уже слышали, что я сказал, — ответил Фитч. — Этот вердикт куплен. — В его голосе невольно зазвучали нотки гордости.

Остальные тоже встали, и все четверо плотным полукольцом обступили Фитча.

— Как вам это удалось? — спросил один.

— Этого я вам никогда не скажу, — холодно ответил Фитч. — Подробности роли не играют.

— А я требую, — заявил Дженкл.

— И не думайте. Часть моей задачи состоит в том, чтобы ограждать вас и ваши компании от грязной работы. Если вы хотите расторгнуть договор со мной, — пожалуйста. Но подробностей вы не узнаете.

Они долго стояли, уставившись на него. Потом кружок начал сужаться, и все вдруг разом подняли бокалы в честь своего героя. Восемь раз они были на краю гибели, и восемь раз Рэнкин Фитч, проделав свои грязные трюки, спасал их. Теперь он сделал это в девятый раз. Он непобедим.

И никогда в предыдущих восьми случаях он не обещал победы. Как раз наоборот. Перед каждым вердиктом он мучился сам, пророчил поражение и получал удовольствие, мучая их. Нынешний случай совершенно нетипичен для него.

— За сколько? — спросил Дженкл.

Этого Фитч скрыть не мог. По вполне понятным причинам четверка имела право знать, куда ушли деньги. Схема функционирования Фонда была на редкость проста: каждая компания вносила равные суммы, когда Фитч говорил, что они необходимы, и каждому исполнительному директору ежемесячно представлялся отчет о расходах.

— За десять миллионов, — признался Фитч. Пьяный Дженкл не сдержался:

— Вы заплатили десять миллионов одному присяжному?! Остальные директора тоже были шокированы.

— Нет. Не одному присяжному. Скажем так: я купил вердикт за десять миллионов, это вас устраивает? И это все, что я могу вам сказать. На балансе Фонда сейчас четыре с половиной миллиона. Каким образом я передал деньги, рассказывать тоже не собираюсь.

Может, и можно было представить себе мешок с деньгами, переданный кому-то под столом, если бы речь шла о пяти, пусть о десяти тысячах, но вообразить; что у кого-то из этих провинциалов хватит мозгов даже только подумать о десяти миллионах, было невозможно. Наверняка деньги попали в руки не одного человека.

Все четверо сгрудились вокруг Фитча, и у всех в головах вертелись одни и те же мысли. Разумеется, Фитч охмурил десятерых присяжных, предложив каждому по миллиону. Это чертовски умно. Десять новоиспеченных миллионеров на побережье залива. Но как им удастся скрыть наличие таких денег, а тем более пустить их в ход?

Фитч улучил момент.

— Разумеется, полной гарантии нет, — сказал он. — Никогда ничего нельзя сказать наверняка, пока жюри не огласит вердикта.

Что ж, было бы гораздо лучше, черт возьми, если бы гарантии были, за десять-то миллионов! Но никто ничего не сказал вслух. Лютер Вандемиер отступил первым. Он налил себе бренди покрепче и сел на пуф от кабинетного рояля. Ничего, ему-то Фитч все потом расскажет. Он подождет месяц-другой, вызовет Фитча по какому-нибудь делу в Нью-Йорк и вытянет из него всю эту историю.

Фитч сказал, что у него дела. Он хотел, чтобы все четверо завтра во время дебатов сторон присутствовали в зале.

— И не садитесь вместе, — предупредил он.

Глава 37

У присяжных было такое чувство, что ночь с воскресенья на понедельник может оказаться последней ночью их вынужденного заточения. Перешептываясь, они высказывали предположение, что если получат дело в понедельник днем, то к вечеру смогут вынести вердикт и разойтись по домам. Открыто это не обсуждалось, потому что такие разговоры неизбежно повлекли бы за собой обсуждение самого вердикта, а этого бы Херман не потерпел.

Однако настроение было приподнятым, и многие потихоньку паковали вещи и прибирались в комнатах. Они намеревались после всего лишь забежать в “Сиесту”, молниеносно схватить уже уложенные вещи, зубные щетки и — поминай как звали.

“Личные визиты” в воскресный вечер для многих оказались перебором. Особенно для супружеских пар. Три семейных вечера подряд в тесной комнатушке для большинства женатых людей — испытание. Даже неженатым требовался перерыв. Подруга Сейвелла не пришла. Деррик сказал Энджел, что приедет попозже, у него важное дело. У Лорин приятеля не было, но дочери-подростки за эти выходные ей тоже поднадоели. У Джерри с Пуделихой случилась первая небольшая размолвка.

В воскресенье вечером в мотеле царила тишина — ни футбола под пиво в “бальной зале”, ни шахматных турниров. Марли и Николас ели пиццу в его комнате. Они проверяли списки намеченных дел и уточняли последние детали завершающего этапа своего плана. Оба нервничали, были напряжены и поэтому лишь немного посмеялись, когда Марли пересказала Николасу печальную историю Фитча про то, что произошло в офисе у Хоппи.

Марли ушла в девять. На машине, взятой напрокат, она отправилась на арендованную квартиру и упаковала последние вещи.

Николас пересек коридор и зашел в комнату, где Милли и Хоппи сидели рядом, как парочка молодоженов. Они не знали, как его благодарить. Ведь он разоблачил этот ужасный обман и освободил их. Страшно подумать, на что способны эти табакопроизводители, чтобы завладеть голосом даже одного-единственного присяжного.

Милли выразила сомнение: стоит ли ей оставаться членом жюри? Они с Хоппи много говорили об этом, и она боится, что после всего случившегося не сможет быть достаточно объективной и справедливой. Николас это предвидел, но считал, что Милли ему нужна.

Существовало и еще одно важное обстоятельство. Если бы Милли рассказала судье Харкину о том, какую западню подстроили ее мужу, тот бы, вполне вероятно, объявил суд несостоявшимся. И это стало бы трагедией, так как означало бы, что через год или два то же самое дело будет слушать уже другое жюри. Каждая из сторон должна будет снова истратить состояние, чтобы повторить все то, чем она занимается сейчас.

— Мы должны это сделать, Милли. Нам выпал жребий решить это дело, и на нас лежит ответственность за то, чтобы вердикт был вынесен. Следующее жюри будет не умнее нашего.

— Согласен, — сказал Хоппи. — Суд завтра заканчивается. Стыдно срывать его на этом последнем этапе.

И тогда, закусив губу, Милли приняла новое решение, осуществить которое ей поможет ее друг Николас.

Клив встретился с Дерриком в спортивном баре казино “Самородок” в воскресенье вечером. Заказав по кувшину пива, они молча наблюдали футбольный матч по телевизору. Деррик дулся, желая продемонстрировать, что его не проведешь, он прекрасно понимает, что его пытаются “кинуть”, — оттого так и сердит. Пятнадцать тысяч долларов наличными в небольшом коричневом пакете Клив, положив на стол, пододвинул Деррику. Деррик пакет взял и сунул в карман, не поблагодарив и вообще не произнеся ни слова. Согласно последней договоренности, остальные десять тысяч он получит по вынесении вердикта, разумеется, если Энджел проголосует за обвинительный приговор.