Записки о большевистской революции - Жак Садуль

Тем не менее та роль, которую мне пришлось играть, вынужденно поставила меня первым на союзнической афише, и русские журналисты, обладающие богатым воображением, высказали на мой счет целый ряд предположений, столь чрезмерно лестных, что они не могли не вызвать некоторой подозрительности в официальных кругах.

В печати неоднократно утверждалось, что, учитывая мои социалистические убеждения, открывшие мне двери недоверчивых Советов, мои качества дипломата, позволившие мне заручиться доверием осторожных Ленина и Троцкого, французское правительство, стремящееся добиться сближения с большевиками и желающее одновременно отметить и более эффективно использовать мои услуги, рассматривает возможность назначить меня послом вместо г-на Нуланса, окончательно потерявшего доверие правительства.

Эти многократные похвалы в мой адрес сначала меня развеселили, затем вызвали опасения, и в конце концов я просил бюро печати не пропускать более ни в официальной, ни в неофициальной прессе неточную информацию, способную лишь причинить ущерб моим интересам и интересам моих политических друзей. С тех пор левые газеты позабыли мое имя.

Но обет молчания не был соблюден правыми и центристскими газетами, которые отнюдь не с благими намерениями, а с коварным расчетом продолжали время от времени публиковать похожие сообщения, надеясь тем самым спровоцировать конфликт между моим начальством и мною, — а такой конфликт неизбежно завершится уничтожением наиболее слабого.

Такая же позиция была занята одновременно по отношению к англичанину Локкарту и к американцу Робинсу, которые вот уже более трех месяцев пытаются, как и я, убедить своих послов и министров, что вместо того, чтобы оставлять большевиков наедине с самими собою и хладнокровно констатировать их непоправимые ошибки, более разумно было бы, вероятно, помогать им советами, контролировать их, использовать их влияние и объявить общий сбор всех антигерманских демократических сил не против большевиков, а вокруг них, на нашей стороне.

Не далее как несколько дней назад буржуазные и реакционные газеты, послушно следуя примеру, поданному заведомо германофильским «Ранним утром»{132}, опубликовали три схожих если не по форме, то по смыслу заметки, по существу утверждающих, что Локкарт и Робинс будут выполнять обязанности послов Англии и Америки, что, поскольку г-н Нуланс оставляет свой пост, «глава Военной миссии» капитан Садуль принимает руководство защитой французских интересов.

После публикации этих, говоря местным языком, провокационных заметок те же самые газеты поместили вчера три более или менее официальных опровержения. В том, которое касалось меня, говорилось: «Капитан Садуль является лишь офицером, работающим под командованием своего непосредственного начальника, генерала Лаверня».

Кроме того, мне только что передали содержание телеграммы, отправленной послом генералу, в которой говорится, что в настоящий момент некоторые офицеры предпринимают шаги с целью добиться сближения между левыми партиями и большевиками. Посол заявляет, что если столь неосмотрительные переговоры приведут к каким-либо осложнениям между упомянутыми партиями, замешанные в этом офицеры будут немедленно отозваны.

«Некоторые офицеры» — это я. Мне не было нужды каяться в своих грехах перед генералом, поскольку он прекрасно знает о всех смягчающих и отягчающих вину обстоятельствах, как, впрочем, и посол, которого постоянно информируют о моих действиях, при том, что я лично беседовал с ним о них и как будто получил тогда его одобрение.

Мне, как, кстати, и многим другим, не хватает в данном случае прозорливости, чтобы понять, каким образом действия, направленные на достижение примирения между партиями, могут помешать кому бы то ни было из людей, настаивающих на том, что они способны положить конец гражданской войне и поддержать усилия Антанты, направленные против Германии.

Однако приказ мне был дан категорический. Я больше не буду вести никаких переговоров. Они, кстати, и без того уже достигли того уровня, когда, как я и писал, их практическое завершение возможно отныне только путем официально начатых с заинтересованными партиями переговоров с участием от имени Антанты уполномоченных представителей.

Что же касается меня, то я, видимо, буду теперь послан в Сибирь, куда обычно и ссылали политических преступников, но для выполнения, кстати, весьма полезной и интересной миссии. Будет возможность дать отдохнуть глазам и голове, вдохнуть свежего воздуху и несомненно привезти из этой поездки на природу новую информацию.

Реакционные газеты, как только им станет известно о моем отъезде, возрадуются и не замедлят поздравить посла с тем, что он наконец-таки избавился от подчиненного, чрезвычайно мешавшего им выстраивать весьма мало благоприятные для союзников комбинации. Большевики же, требовавшие отзыва г-на Нуланса, а получившие в виде слабой компенсации отъезд Садуля, вряд ли поймут, если я им не объясню, — а сделаю я это только непосредственно перед тем, как покинуть Москву, — что ссылка моя временная и, что отчасти правда, добровольная.

Дорогой друг,

Здесь, как, впрочем, наверное, и на Западе, все больше говорят о росте в России немецкого уклона. Многие союзники хотят увидеть в этом растушую тенденцию в Советах в пользу договоренностей с Германией.

На мой взгляд, более неверного и опасного толкования быть не может.

Общеизвестно, что еще задолго до революции и до войны в монархистской партии присутствовало значительное германофильское крыло. Февральская революция, которую многие в России несправедливо ставят в заслугу или в укор союзникам, обострила эту позицию.

Либералы и кадеты, — я говорю об основной массе членов этих партий, поскольку известно, что многие деятели их еще сопротивляются чарам германской сирены, — основная их масса, будучи до Октября прозападной, предпочла затем, во всяком случае в политическом плане, германофильство, поскольку ненавидит большевиков и считает, что покончить с ними сможет только военная интервенция Центральных империй.

Прибытие Мирбаха, возобновление экономических отношений со вчерашним неприятелем, надежда на то, что давление немцев вынудит русское правительство свернуть гражданскую войну и поступиться некоторыми принципами в пользу промышленников и банкиров, составляющих ядро этих якобы демократических партий, все более явственно привлекают их на сторону немцев. Пока о своем предательстве они еще открыто не сказали. Но оно проступит сквозь факты по мере умножения деловых связей, и особенно если станет вполне очевидным то, что Антанта решительно не способна победить. Но если бог войны склонит чашу весов судьбы в нашу пользу, все эти вполне сентиментальные капиталистические партии, несомненно, повернутся к нам. Они готовы склонить голову перед силой. Сила же пока, похоже, на стороне Германии, и они спешат попасть в ее свиту.