Горячий след - Олег Верещагин

— Ойце… дядо… еж дядо… еж дядо, й еж… перше брача, дрги брача… — он вздохнул. — Све загинули…

— Отец, четыре дяди и два брата? — тихо спросил Олег. — Погибли? — Станац кивнул медленно. Добавил:

— Й племеники, й двоеродни брача… Много. Три племенника, восьме двоеродни брача… Баргаи забийе…

Олег промолчал. Что тут он мог сказать? А Станац продолжал:

— Ми забийе велки много баргаев. Шест, семье на едано наше… Аже баргаев тмы. А уррвы саме уступовают…

— Почему вы им помогаете, если они… — начла Олег. Станац вспыхнул, как огонь костра:

— Ми ротили!

— А? — не понял Олег. Станац обмяк, улыбнулся:

— Ну… тэ й… Слово…

— Клятва, — понял Олег. — Это называется клятва, Станац… — он посмотрел в ту сторону, где горело небо — и повторил: — Клятва.

* * *

Грраурс оказался почти разрушен. Когда-то это был, судя по всему, довольно большой город — может, ненамного меньше Тамбова. Теперь — несколько километров руин, над которыми тут и там поднимались полуразваленные, а иногда — и вполне целые знания, смотревшиеся тут почему-то особенно нелепо и даже страшно. Тут и там виднелись выгоревшие, чёрные коробки бронетехники, непонятно — чьей. И — трупы. То ли их не озаботились убрать, то ли — некому.

— Видишь знамя над башней? — прошептала Светка в ухо Олегу. Тот кивнул, не отрываясь от бинокля. Позади ребята Станаца тихим слаженным хором напевали:

— Хай, шта се оно чуйе из далине:

Дал су вйетри, дал су вихорови,

Ил шуморе горе йаворове,

Ил са земьом трава разговара,

Ил певайу на небеси звезде?

182.

Нит су вйетри, нит су вихорови,

Нит шуморе горе йаворове,

Нит са земьом трава разговара,

Нит певайу на небеси звезде…

А Олег видел знамя — вертикальные полосы: ярко-синяя, ярко-алая, ярко-синяя. Ему уже сказали, что это знамя баргайцев. — Станац сказал — дождёмся темноты и пойдём.

— Ты тоже пойдёшь? — спросил Олег, отдавая бинокль лежащему рядом Станацу и переворачиваясь на бок. Светка молча кивнула. Потом спросила:

— А что ты будешь делать потом?

— Мне надо будет найти Марата, — Олег закинул руки под голову, ложась на спину. — А потом — наших… И обратно.

— Марат, наверное, в Сантокаде, — девчонка села, скрестив ноги, оттянула тонкими пальцами затвор автомата. Щёлкнула. Вздохнула. — Мы тоже пойдём в Сантокад… Драгило и Манче уже тоже там, должно быть…

— Зачем тебе это? — тихо спросил Олег. — Потому что ты и Станац…

— Разве этого мало? — спросила девчонка.

— Тебе же всего тринадцать…

— Тебе ненамного больше.

Олег достал револьвер и принялся проверять его. Станац, наблюдавший за этим, одобрительно сказал:

— Добра зброя… Узми ще палер, — он похлопал по стволу своего автомата.

— Нет, — Олег покачал головой. — Незнакомая модель, боюсь, подведёт… У меня гранаты есть… Ну-ка, покажи ещё раз, где они держат пленных?..

…Ночь пришла рокочущая и светлая от пожаров. Пожары были вокруг, невидимые при дневном свете, они охватывали всё побережье. Огни плыли в небе — над Сантокадом шёл бесконечный бой дирижаблей. Дирижабли сражались и над горами.

Олег поправил за плечами переделанную перевязь палаша, заткнул револьвер спереди за пояс. Бойцы Станаца деловито разбивались на группы по три человека: один с ручным пулемётом, другой — с автоматом и кучей ручных гранат, третий — со снайперской винтовкой.

— Обок меня, — Станац сунул в рот длинную щепку. Олег кивнул, вставая рядом. Достал револьвер. Станац пожевал щепку, выплюнул её. Стеклянным взглядом несколько секунд смотрел на огни — и, подняв руку, махнул вперёд…

…Скорее всего, баргайцы не ожидали, что враг войдёт в только что отбитый город с тыла. Во всяком случае, никакого боевого охранения не было ни на окраине, ни на окраинных улочках. Отряда пробирался между витых клубков колючей проволоки, полузасыпанных окопов, разбитых укрытий из мешков с песком, подбитой техники… Неслышными тенями разбегались в развалины собаки.

Олег несколько раз наступал на трупы. Он понимал, что это трупы — и не испытывал ничего. Никаких эмоций. Впереди была цель. Может быть, мальчишки были ещё живы. Эти, вокруг — мертвы. Им уже ничего не могло помочь.

Первый раз баргайцев встретили в каких-то двух кварталах от башни с флагом. Проскочили несколько легковых машин с установленными пушками-безоткатками — и всё. Но уже через сотню шагов впереди послышались выстрелы и крики.

Отряд остановился. Станац легкой побежкой пошёл вперёд, и Олег, подумав секунду, последовал за ним.

Передовая тройка распласталась по стенам у поворота в другую улицу. Её

183.

старший повернулся к Станацу и что-то быстро сказал. А Олег, присев на корточки, выглянул из-за угла.

Наискось стояла машина. Поставленный в ней прожектор широким лучом освещал стену дома — щербатые окна, пролом у земли… Полдюжины баргайцев, переговариваясь, вытаскивали из пролома людей.

Нет, не людей — уррвов. Женщину в разорванном платье… ещё одну… детей — мальчика младше Олега, ещё мальчика, совсем маленького, двух девочек лет по 10–12… Олег думал о них именно как о женщинах и детях, не как о нелюдских существах… Женщины обхватили детей. Старший мальчик, сжав кулаки, стоял перед ними, оскалив зубы. Один из баргайцев кинул что-то в пролом — там ухнуло, полыхнуло алым, затрещало. Уррвы закричали — скорее, завыли, страшно и жалобно, одна из женщин рванулась к проёму, и другой баргаец ударил её — без размаха — по шее саблей. Она шарахнулась в сторону, ударилась в стену, но устояла на ногах и побежала, запрокинув голову — кровь выбрызгивала по сторонам. Мальчишка бросился на баргайцев — ему несколько раз выстрелили в грудь, и он упал под стену. Прозвучали ещё выстрелы — стреляли в одну из девочек, бросившуюся за раненой женщиной. Девочка упала с криком и поползла; женщина повернулась, зажимая ладонями разрубленную шею, пошла обратно и рухнула рядом с девочкой. Они обнялись и замерли…

— Грррр… — услышал Олег рядом. А следующее, что он понял — мимо него тенями мчатся хрипло рычащие тени, и Станац кричит:

— Хха-ай, йих майком… — и дальше ещё что-то полузнакомое, свирепое.

Всё кончилось мгновенно. В свете прожектора Олег увидел, как кто-то запрыгнул на спину водителю машины и перерезал ему горло. Один из баргайцев стоял, прижавшись к стене, поднял руки к лицу — и Станац вспорол ему живот, потом — перерубил шею.

Уцелевшие женщина, мальчик и девочка жались к стене. Кто-то из девчонок подошёл к ним, начал что-то говорить. Ещё кто-то нагибался над убитыми уррвами. Баргайцы лежали мёртвые. Кровь растекалась в свете прожектора.