Белые искры снега - Анна Джейн

– Ах, точно, на тебе и формы нет. Ты из другой школы, да? У нас сегодня как раз проходит олимпиада по геометрии, – припомнила Светлана Георгиевна.

– Нет, я вообще-то из университета, – поведала я правду.

– А что тут делаешь? – удивилась Тамара Георгиевна.

– Анастасия Владимировна – практикант по русскому языку, – объяснил вовремя Ярослав. Вид у него был довольный, и только позднее я поняла, почему – он ведь чувствовал себя героем.

– Да? – удивилась женщина. Тут до нее дошло, что бюст чуть не пришиб почти что преподавателя, и она заволновалась еще больше. – Может быть, вам в медкабинет?

– Со мной все хорошо, – заверила я ее, и Тамара Георгиевна опять принялась обрабатывать несчастного Бугаева.

– А все благодаря кому? – прошептал около уха вкрадчивый голос Яра. – Благодаря мне.

– Спасибо. – Эх, знали бы вы, как тяжело мне дались эти слова. Но я правда была благодарна ему за спасение. Не думаю, что бюст из гипса меня бы убил, но много неприятных минут доставил бы точно.

– В знак благодарности поможешь мне. Поняла?

– Как же?

Наш коротенький разговор оборвали извинения Бугаева.

– Простите, я не хотел, – сказал он с несчастным видом.

Ярослав великодушно кивнул, мол, я, барин, прощаю тебя, холоп, что ты чуть не прибил меня. Я ведь такой благородный.

– Да все нормально, – не держала я на него зла. – Ты же не специально… Наверное.

– Не специально! – испуганно замахал руками паренек.

– Специально или не специально, но родителей я твоих хочу увидеть, – велела Тамара Георгиевна. – Ты в этом месяце себя отлично показал, Саша. И финальным аккордом твоей деятельности стало то, что ты чуть не уронил на голову учителю бюст Ивана Петровича Павлова!

Бугаев так тяжело вздохнул, явно не желая, чтобы его родители посещали школу, что я вдруг сказала:

– Мне кажется, мальчику было очень тяжело, вот и не удержал.

– Что? – удивилась учительница.

– Я заметила, что когда он мимо нас проходил, у него руки дрожали. И видно было, что идти тяжеловато, – сказала я и добавила негромко: – И вообще, вдруг родители возмутятся, что детей заставляют таскать тяжести?

– Они же сами вызывались!

– Ну, родителям-то они могут и другое сказать, – вздохнула я и понизила голос, изображая кого-то из гневных родителей: – «Из-за вас мой ребенок едва не стал преступником!» Да, наверное, мальчик и сам испугался, – я посмотрела на Бугаева, который вопреки значению своей фамилии бугаем не был или еще только обещался им вырасти – обычный среднего роста и телосложения парень с широкой физиономией оптимиста и весельчака.

– Они и так постоянно другое говорят, факты переиначивают и жертв из себя строят, – покачала головой Тамара Георгиевна, явно взвешивая факты «за» и «против». – Есть родители понимающие, а есть… Ох ладно, Бугаев, не нужно родителей. Но о твоем поведении сообщу классному руководителю. И уберешь это сам, – она кивнула на распавшийся на части бюст. Бугаев радостно затряс головой, понимая, что уборка убережет его от посещения урока, и побежал за всем необходимым для уборки, бросив на меня благодарный взгляд. Яр заметил его и тихо фыркнул.

Тамара Георгиевна, еще раз удостоверившись, что со мной и Ярославом все в порядке, тоже ушла, напоследок стряхнув с плеча Зарецкого невидимую пылинку. Кажется, она была очень восхищена его поступком.

– Иди на урок, милый, – сказала она. – А если спросят, почему опоздал, скажи, что все вопросы ко мне. Ты настоящий герой, спас свою учительницу.

– Да что вы, – совершенно искренне улыбнулся парень. – Какой я герой. Просто сделал то, что любой бы сделал. Главное, Анастасия Владимировна не пострадала.

– Не зря тебя сделали президентом школы, – чуть не пустила слезу женщина. – Проводи учительницу до дверей и иди в класс.

Как только она скрылась из виду, Енот тут же перестал быть милым. Провожать он меня явно не собирался и тут же набросился со словесной атакой, как ненормальный.

– Короче, теперь ты мне должна, Анастасия Гладиолусовна, – вновь «забыл» он мое отчество.

– И что я должна? – спросила я устало. Вроде бы я чувствовала себя хорошо, и страх прошел, но в душе осталось какое-то неясное волнение, горячим солнцем припекающее мне левую сторону груди. Я до сих пор чувствовала аромат темной снежной декабрьской ночи, хотя сейчас был день, и за окном не пролетела ни одна снежинка.

– Немногое, – заявил Зарецкий с довольной миной. – Я реально тебя спас, так что ты должна отработать.

– И я реально тебе благодарна, – сказала я.

– Это хорошо. Я люблю благодарных людей. Короче, Настенька, – вдруг назвал он меня уменьшительным именем, и я аж вздрогнула, – ты скажешь моему другу Вану, что это ты все подстроила. Поняла?

– Что подстроила? – вздохнула я, чувствуя себя какой-то разбитой. Что вообще такое происходит?

Яр закрыл глаза, вздохнул и открыл их, делая вид, что негодует. А может быть, правда негодовал. По крайней мере, когда он захлопнул свои зеленые зенки, ресницы у него дрожали.

– Я, конечно, подозревал, что ты не знаешь, что ты – тупая, и не ведаешь, что такое благодарность, но не настолько же. Короче, – он сдвинул брови. – Ты. Запоминай. Идешь к Вану. И говоришь ему правду.

– Какую правду?

– Такую. Говоришь, как все было.

– И как все было? – решила узнать я.

– Не строй из себя дуру! – рявкнул Яр. – Тебе это, конечно, идет, но надо знать меру. Знаешь, классно, когда от тебя пахнет духами, но ужасно, когда ты вылила на себя весь флакон.

Я криво улыбнулась.

– Так что ты хочешь?

– Немногого. Ты рассказываешь моему другу, что в субботу в клубе это ты прислала цветы и ту тупую записку про Женю. Чтобы отомстить мне за произошедшее на улице.

– Ты о чем?

– А ты будто не знаешь! – презрительно хмыкнул он.

– Так. Что мне еще рассказать? – гнев медленно начал подниматься у меня из самых глубин души. Но быстро застыл на слабом уровне, потому что за спиной Яра я вдруг увидела сына Инессы Дейберт, который неслышно приблизился к нам, сложив руки на груди. На его загорелом взрослом лице играли желваки – он отлично слышал наш разговор. Мы встретились с ним взглядом, и я заметила в его карих глазах жесткое выражение, которое с трудом прикрывало обиду и, кажется, страх.

– Можешь рассказать, какая ты идиотка, но Вану все равно, – не почувствовал ничего подозрительного Зарецкий. – Главное, скажи ему, что записка – твоих рук дело, а я тут ни при чем. Поняла?

Не успела я и рта открыть, чтобы посоветовать своему спасителю заткнуться и обернуться, как Иван Дейберт опередил меня.