Позволь ей уйти (СИ) - Монакова Юлия

— Как? — на автомате переспросила Даша, хотя на самом-то деле и слышать больше ничего не желала о его гениальных детективных способностях.

— Я подумал, что… если бы мы были парой и ты меня бросила… я непременно набил бы Пашке морду. Да я бы убить его захотел. А может, даже и убил бы.

— Почему? — голосовые связки ей внезапно отказали, поэтому вопрос прозвучал почти шёпотом.

— Потому что ты… невыносимо классная. Просто потрясающая, — так же шёпотом отозвался он, делая ещё один крошечный полушаг по направлению к ней — всего-то на пару сантиметров ближе, но из-за этого оказавшись прижатым к Даше практически вплотную. У неё закружилась голова, она ощущала исходящий от него жар и терялась, горела, буквально плавилась в нём. Отступать было некуда — Даша и так упиралась лопатками в стену.

Таиров, точно играя, подцепил прядь её волос, провёл пальцем по щеке, легко дунул Даше в лицо… Она закрыла глаза, боясь, что сейчас упадёт. Рухнет в обморок. Просто нестерпимо было чувствовать его обжигающее дыхание на своих пылающих губах.

— Ты безумно красивая, — продолжал шептать он. — Такая… что у меня от тебя реально крышу срывает. Всегда, когда тебя вижу. Эти твои глазюки… просто космос. А губы… Так и хочется потрогать, погладить… поцеловать…

И в следующее мгновение она уже ощутила его жадные губы на своих губах. Сердце дрожало как у трусливого зайчонка, Даша чуть не сползла по стеночке на пол, но Марсель поддержал её, рывком прижал к себе — ещё теснее, ещё ближе, ещё сильнее, с глухим стоном, словно человек, который очень долго хотел пить и наконец прикоснулся к сосуду с прохладной чистейшей водой. Не отрываясь от её губ, он запустил пальцы ей в волосы, нежно ласкал кожу головы, заставляя её дрожать, и обмирать, и блаженствовать в его объятиях.

И всё-таки она опомнилась первой. Вдруг словно увидела себя со стороны: она целуется с Таировым, да ещё где? В доме Павла…

Она вырвалась, тяжело дыша и презирая себя за эту слабость, вся красная от стыда и потрясения. Хотела было грозно приказать ему: “Уходи!”, но из горла вырвался лишь какой-то жалкий писк.

Впрочем, Марсель и сам догадался, что она собиралась сказать.

Он закусил губу, отодвинулся, растерянно взъерошил свои волосы, словно не знал, куда девать руки…

— Извини, — выговорил он наконец. — Сорвался. Обещаю, что больше подобного не повторится.

=118

Москва, 2018 год

Рейс чуть было не отменили из-за разыгравшегося в Москве сильного снегопада, однако в итоге Павел с Милой благополучно прилетели домой.

Эти последние часы перед возвращением стали для обоих самыми сложными. Они наконец открыто заговорили о том, чего так боялся Павел, а именно — сколько у Милы осталось времени.

— Врачи дают от двух до четырёх месяцев. На последнее я бы не слишком рассчитывала, при моём-то образе жизни, — храбро улыбнулась она чуть подрагивающими губами.

Павел не мог поверить своим ушам.

— Даже если принимать все необходимые лекарства?!

— Паш, ну какие лекарства? Они всего лишь помогут снизить боль.

— И… что ты собираешься делать? — спросил он, совершенно растерявшись. Наверное, не то нужно было говорить и не так, как-то иначе подобрать слова, подбодрить, утешить… но уж слишком его оглушило это безжалостное “от двух до четырёх”.

Мила не обиделась такому вопросу, просто пожала плечами.

— Хотела бы я тебе сказать сейчас, что поступлю как во всех этих жалостливых голливудских мелодрамах. Ну, ты в курсе, должно быть: когда герой узнаёт о смертельной болезни, то обязательно продаёт всё, что у него есть… или грабит банк… и на все деньги отправляется в грандиозное Путешествие Мечты. Только, к сожалению, в жизни всё не так просто, как в кино. Мне даже поездка в Таганрог тяжело далась, чего уж говорить о длительном путешествии, тем более за границу… Так что мне только и остаётся, что мечтать… и ждать, когда всё кончится.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А куда бы ты поехала? — торопливо спросил Павел, чтобы заговорить, заболтать, отвлечь её от пугающей темы смерти.

Мила грустно и мечтательно улыбнулась.

— О, непременно — во Францию, в Париж! Знаю, звучит банально, но… я хотела бы завтракать по утрам в кафешке с видом на Эйфелеву башню. Что они там едят по утрам? Круассаны, джем, кофе?.. И на мне был бы такой симпатичный красный берет и короткое платье. А за соседним столом сидел бы какой-нибудь сексуальный парижанин, пялился на мои ноги, строил глазки и пытался завязать разговор, а я бы отвечала ему только “о-ля-ля!”, потому что больше ни черта не знаю по-французски…

Павел нашёл её руку и легонько сжал.

— А ещё… ещё, конечно же, я отправилась бы в Диснейленд. Обожаю диснеевские мультики! — вздохнула Мила, благодарно принимая его пожатие.

Как бы он хотел пообещать ей сейчас, что отвезёт её и в Париж, и в Диснейленд… Но Павел понимал, что это было бы слишком жестоко.

Никто из них даже не заикнулся вслух о том, что Мила видит свой родной город в последний раз. Но это подразумевалось во всём: в их взглядах, исподтишка бросаемых друг на друга, в Милкином минорно-ностальгическом настроении, в том, что Павел нарочно попросил таксиста ехать в аэропорт помедленнее, чтобы лучше рассмотреть и запомнить напоследок знакомые места, увезти их мысленно с собой — туда, откуда не возвращаются…

В такси Мила прильнула к стеклу и молчала всю дорогу, провожая глазами родные улицы, почти про каждую из которых они с Пашкой могли спросить друг друга: “А помнишь?..”

В самолёте ей стало хуже, хотя она и стремилась это скрыть. Павел ввёл её в салон, поддерживая под руку, и в тысячный раз задал обеспокоенный вопрос: может, не нужно лететь прямо сейчас, а стоит задержаться и подождать, пока ей хотя бы чуть-чуть не полегчает?

— Лучше уже не будет, Паш, — отозвалась она. — Разве ты до сих пор этого не понял?..

Он не выпускал её ладонь весь полёт. Мила отказалась от питания, чая и прохладительных напитков. Откинув голову на спинку кресла, она закрыла глаза и как будто дремала, хотя Павел чувствовал, что она не спит. В какой-то миг ему показалось, что она что-то ему сказала. Он наклонился к её лицу, переспросил… но понял, что Мила обращается вовсе не к нему. Она просто вполголоса читала стихи. То ли для того, чтобы успокоиться, то ли чтобы отвлечься… А может, сочиняла прямо на ходу. Он не посмел больше перебивать её вопросами.

— Упадём на дно тёплого океана, — еле слышно бормотала Милка. — Будем, словно больные коты, друг другу зализывать раны… Болючие, полные грязи, сырой земли. Что же мы натворили, как мы могли…

=119

В Москве Милу встречали родители и муж.

Из самолёта она вышла совсем зелёная, шатаясь от слабости, и сейчас супруг просто молча подхватил её на руки и зашагал к выходу из аэропорта.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Паша, спасибо тебе за то, что присмотрел за ней в Таганроге и в пути, — торопливо сказала тётя Ника, неловко приобняла Павла на прощание, забрала у него Милкин чемодан и заспешила вслед за зятем и дочерью. Её муж быстро двинулся за ней.

Павел некоторое время растерянно стоял посреди зоны прилёта, словно забыл, что делать и куда идти, и тут вдруг услышал неожиданно громкий голос Милы.