Блондинка в черном парике - Кэтрин Коултер

– Сорт, которым мы торгуем на этой неделе, – ореховый крем с бананом, – окликнула ее Хелен. – Обязательно зайдите с мистером Квинланом и попробуйте! Это не совсем то, что готовила моя бабушка, но мне нравится придумывать новые сорта. Ральф любит бананово-ореховое, он говорит, оно такое вкусное, что обязательно должно быть вредным.

Салли вспомнила, что Ральф Китон – хозяин похоронного бюро. Она увидела и Ханкера Доусона, ветерана второй мировой войны, который всегда носил свои две медали на кармашке байковых рубашек. Доусон подтянул мешковатые брюки и крикнул с другой стороны улицы:

– А вы знаменитость, Салли Брэйнерд! Пока вы не уехали, мы и не разобрались, что вы сумасшедшая. А теперь оказалось, что вы даже и не сумасшедшая. Я думаю, репортеры здорово разозлились, что вы не чокнутая. Помешанных да злодеев они любят гораздо больше, чем невинных или жертв.

– Ага, точно, – вступил Пурн Дэвис. – Газетчикам страсть как хотелось, чтобы вы были полным психом и кидались на людей. Им было явно неприятно сообщать, что вы оказались нормальной. Зато потом они накинулись на вашего папашу.

– Я рада, что они в конце концов занялись этим, – откликнулась Салли.

– За своего папашу можете не волноваться, Салли, – крикнул Гас Эйснер. – Его физиономию показывают чаще, чем президента. Они его схватят.

– Да, – присоединился Ханкер Доусон, – как только репортеры как следует запустят в него свои когти, они позабудут про все остальное. Они всегда так делают. Для них это теперь главный материал дня.

– Я очень на это надеюсь, – крикнула в ответ Салли.

– Ханкер Доусон, оттягивая пальцами подтяжки, равнодушно, просто констатируя факт, прокричал:

– Моя жена, Арлен, всегда раскачивалась в своем кресле-качалке. Она годами качалась, пока не померла.

Пурн Дэвис крикнул, поясняя:

– Ханкер имеет в виду, что она была малость не в своем уме.

– Такие вещи случаются, – сказала Салли, но, вероятно, недостаточно громко, чтобы они ее услышали.

Четверо стариков прервали игру в карты и все уставились на нее. Даже уже отвернувшись, она знала, что они смотрят ей вслед, пока она шла по этому прекрасному деревянному тротуару к коттеджу Амабель. Она заметила жену Гаса, Бельму Эйснер, и помахала ей рукой. Бельма ее не заметила – опустив голову, она шла в направлении универмага Пурна Дэвиса.

Коттедж Амабель выглядел свежим, как сама весна. На недавно высаженной клумбе красовались лиловые ирисы, желтые крокусы, белые пионы и оранжевые маки – все это было безупречно расположено и имело на редкость ухоженный вид. Оглядевшись по сторонам, Салли заметила цветочные ящики и маленькие садики, полные свежих цветов. Кругом множество и множество оранжевых маков и желтых нарциссов. Какой все же прекрасный городок! Похоже, горожане гордятся тем, как выглядят их дома и садики. Все тротуары чисто подметены. Интересно, нет ли у Коува викторианского побратима в Англии?

По дороге Салли раздумывала о том, что рассказал ей Джеймс по поводу всех этих исчезнувших людей. Она понимала ход его мыслей, но не принимала его. Просто не могла принять. Это невозможно, оскорбительно. Салли ступила на небольшое крылечко Амабель и постучала в дверь.

Нет ответа.

Она постучала еще раз и окликнула тетю. Похоже, Амабель нет дома. Что ж, несомненно, она скоро вернется. Салли знала, куда она хочет пойти – куда должна пойти.

И вскоре она уже стояла в центре небольшого кладбища. Оно было распланировано как большое колесо – самые старые могилы расположились в середине. Кладбище было таким же ухоженным, как и все в городе, газон недавно скосили, и от него исходил восхитительный аромат травы. Салли положила руку на верхнюю грань мраморного надгробного камня и прочла:

Элайя Бэттери.

Лучший бармен в Орегоне,

Умер 2 июля 1897 года.

81 год.

Канавки шрифта были тщательно прорезаны и оглажены. Салли взглянула на другие надгробия. Некоторые были невероятно разукрашены, на многих могилах сначала были деревянные кресты, которые, судя по всему, не раз заменяли. Надгробия, которые плохо сохранились, тоже были заменены.

Неужели в этом городе ничего не упускают из виду? Неужели все должно быть в безупречном состоянии, все – включая каждый надгробный камень?

Салли прошла от центра кладбища к краю. Здесь надгробия становились новее. Она нашла захоронения, относящиеся к двадцатым годам нашего века, потом – к тридцатым, сороковым и так далее, до восьмидесятых. Те, кто проектировал кладбище, были очень точны, разрабатывая его от центра так, что если вы хотите быть похороненным здесь в девяностых годах, то вам придется покоиться почти что на границе кладбища. Насколько Салли могла судить, они придерживались этой радиально-кольцевой планировки с самого начала. Сейчас здесь было очень много могил. Она представила себе, что, когда первые горожане решили заложить кладбище, участок земли, который они отвели под захоронения, наверное, казался им безграничным. Однако он таким не был. Сейчас здесь осталось очень мало места, потому что с западной стороны границей служили скалы, а с востока и севера его ограничивали церковь и чей-то коттедж. С юга оно почти упиралось в единственную дорожку, что вела вдоль скал.

Салли прошла к западному краю кладбища. Здесь могилы были совсем новые и столь же хорошо ухоженные, как другие. Она наклонилась, чтобы прочесть надписи на надгробиях.

Там были имена, даты рождения и смерти, но больше – ничего. Ничего оригинального, ничего личного, ни слова о том, что здесь покоится чей-то необыкновенный муж, отец, жена, мать... Только голые факты.

Салли достала из сумочки небольшой блокнотик и принялась записывать имена, высеченные на надгробиях. Она дошла до периферии кладбища, и у нее набралось добрых три десятка имен. Все эти люди умерли с начала и до конца восьмидесятых годов.

Что-то тут не так. Ведь город очень мал и становится с каждым десятилетием все меньше и меньше. Что же, тридцать человек умерло всего лишь за восемь лет? «Впрочем, все может быть», – подумала Салли. Возможно, стариков скосила какая-нибудь эпидемия гриппа.

Потом она заметила еще кое-что и почувствовала, как волоски на ее руках встают дыбом.

На каждом из этих камней было написано мужское имя. Ни одного женского. Ни одного имени ребенка – ни единого. Здесь были похоронены только мужчины. На одной из могил и вовсе было выбито: «Билли» и дата смерти. И ничего более. Что здесь происходит? Неужели за этот отрезок времени не умерла ни одна женщина, только мужчины? Это казалось странным.

На миг Салли закрыла глаза, думая о том, что она обнаружила. Она поняла, что обязана показать свой список шерифу Маунтбэнку и Джеймсу. Как же ей хотелось верить, что эти люди действительно жили здесь и умерли. Необходимо было удостовериться, что все они не имеют никакого отношения к тем, объявленным пропавшими. От одной мысли о том, что такая связь может быть, ей хотелось схватить Джеймса за руку и бежать из этого проклятого города как можно быстрее и как можно дальше.