Окраина - Бентли Литтл

Грехи отцов передаются их детям, подумала Агафья.

Зло всегда возвращается.

Нет, подумала она, Господь этого не допустит. Он не будет равнодушно стоять и смотреть, как страдают невинные.

Но Яков тоже был невинен. Он ведь выступал против вызова демона. Он не имел к этому никакого отношения.

И все-таки его убили.

Зло не играет по божьим правилам.

И Зло всегда возвращается.

В дверном проеме, который когда-то вел в ее дом, Dedushka Domovedushka повернулся и посмотрел на нее. У него было лицо человека средних лет с древними, как мир, глазами. Он улыбался, приглашая ее войти, но Агафья дальше не двинулась и в дом не вошла. «Чей же он?» – опять подумала она. Его что, забыли во время исхода из Рашнтауна? Она помнила, как ее отец приглашал Главного в Доме, когда они переезжали, и хорошо помнила, как в то страшное утро дети со смехом освобождали место на тележке, хотя никого и не видели.

Нет, это не их.

Все еще улыбаясь, мужичок вошел в ее бывший дом и быстро исчез в полумраке.

В ту ночь Агафье приснился пророк.

Она опять была в пещере, на этот раз наедине с ним. Он оторвался от своего костра, посмотрел на нее и ухмыльнулся. Она отвернулась – ей хотелось уйти как можно скорее, но кости загородили ей дорогу, а она была босиком.

Пророк что-то прокудахтал, и она заметила, что его неестественно белые зубы куда-то исчезли. Его рот был полон коричневых, сгнивших пеньков.

Вытянув руку, он еще раз разрушил город, который построил рядом с собой на песке, и произнес по-английски голосом Грегори:

– Здесь. Пора.

IV

Грегори встретил Одда в баре. Пол разорвал все отношения как с ним, так и с этим умельцем, и последние несколько дней они страдали по этому поводу, жалея самих себя и заливая свое горе пивом. Грегори хорошо видел, что бармену он не нравится, что бармен был одним из тех туповатых горожан, которые поверили в полную ахинею насчет того, что Грегори и его семья привезли с собой в Макгуэйн несчастья, зло или как там это еще называли. Но, как и всегда, вера потерпела поражение перед золотом, и так как они с Оддом были завсегдатаями этого бара, то бармену пришлось заткнуться и обслуживать их.

Однако в их разговорах бармен участия не принимал. Он отошел на дальний край стойки и притворился, что протирает стопки, стараясь держаться от них на приличном расстоянии.

А вот ушки он держал на макушке и внимательно прислушивался к тому, кто и что сказал, на тот случай, если эта информация понадобится в будущем.

Это насторожило Грегори.

Это была одна из многих вещей, которые его настораживали. Сейчас он с ними ничего не мог поделать, но, как и бармен, старался за всем уследить, ничего не забыть и намеревался, когда наступит время, щедро расплатиться по всем счетам.

Грегори закончил свое пиво и знаком попросил повторить. Последние несколько дней голова просто разламывалась, он чувствовал себя гораздо хуже, чем обычно, и подумывал, не обратиться ли ему к врачу. Аспирин и «Тайленол» на него уже не действовали, и он решил, что с ним случилось что-то серьезное, например опухоль мозга.

Однако Грегори заметил, что алкоголь притупляет боль, и сейчас он был его единственным лекарством.

Бармен принес пиво, и Грегори улыбнулся в знак благодарности. Бармен улыбку проигнорировал и вернулся на свое место у дальнего конца стойки.

Подняв кружку к губам, Грегори сделал длинный глоток прохладного напитка, а потом уставился на деревянную столешницу. Он не мог понять, что с ним происходит. Вроде бы они с Джулией помирились или хотя бы притворились, что помирились, но почему-то именно с того момента он стал ее избегать. Как будто ее согласие подождать еще немного каким-то образом очернило ее в его глазах. Если раньше он слишком часто с нею ссорился, то теперь она была ему просто противна. Всякое уважение к ней у него пропало, более того, он с трудом мог вспомнить, зачем вообще на ней женился.

Сегодня ему не хотелось возвращаться домой, и Грегори понял, насколько он пьян, только после того, как почувствовал, что вот уже несколько минут пытается загипнотизировать Одда, чтобы тот пригласил его к себе переночевать. Он бесконечно произносил про себя одну и ту же фразу, при этом настолько сильно сосредоточивался, что голова начинала болеть еще сильнее: Пригласи меня спать к себе. Пригласи меня спать к себе.

Наконец это ему надоело, и он перешел прямо к делу.

– Джулия выставила меня за дверь, – соврал он. – Ты не знаешь, где бы я мог перекантоваться ночь, пока она остынет?

– Ты это о чем? Вы что, расходитесь? – сощурился Одд.

– Нет, нет. Это только на сегодня. Всего на одну ночь.

– Черт, – сказал Одд, – мы с Люрлин будем счастливы, если ты переночуешь у нас.

Именно это и надо было Грегори.

– Спасибо. Ты настоящий друг, – сказал он.

– Хоть один у тебя пока остался, – усмехнулся старик.

Грегори молча кивнул. Он не был уверен, почему ему так не хочется домой. И не понимал, почему не обращается в гостиницу, если ему надо просто где-то переночевать. Но ему показалось, что он поступает правильно, и он был рад, что Одд пригласил его.

Иначе мне пришлось бы его убить.

Откуда взялась эта мысль? Этого Грегори не знал, но испугался и отодвинул свою кружку, решив не допивать ее.

– Я готов, – произнес он. – Давай, пошли.

Оба они были слишком пьяны, чтобы садиться за руль, и поэтому пошли через весь центр города пешком, не обращая внимания на осуждающие взгляды прохожих. Одд уже говорил, что в городке неладно, и он оказался прав. В воздухе висело какое-то напряжение, соединенное с чувством непредсказуемости, и это напомнило Грегори обстановку в Лос-Анджелесе накануне волнений[87].

Он вспомнил отца и подумал, что бы тот сказал по поводу всего происходящего.

Одд жил в убитом одноэтажном деревянном домишке сразу же за деловым районом города. Он совершенно не следил за домом – что для такого умельца было по меньшей мере странно, – но сад был тщательно ухожен и включал в себя, помимо всего прочего, два апельсиновых дерева и большую лужайку.

Старик с гордостью указал на траву на лужайке:

– Люрлин отказывается жить в доме без лужайки. Счета за воду просто смертельные, но выглядит совсем неплохо, осмелюсь доложить.

Грегори кивнул в знак согласия, и они вдвоем поднялись по ступенькам крыльца к двери.

– Милая! – крикнул Одд.

Ему никто не ответил.

– Скорее всего на кухне. – Старик провел своего гостя через довольно запущенную гостиную и распахнул вращающуюся дверь, которая вела на кухню. Его лицо расплылось в улыбке. – Грегори, – произнес он, гордо поворачиваясь к своему гостю, – позволь представить тебе мою жену.