Игра лисиц. Секретные операции абвера в США и Великобритании - Ладислас Фараго

На первом этапе секретной войны на швейцарской земле немцы некоторое время пользовались преимуществом, прежде всего потому, что раскрыли шифры, используемые дипломатами союзников, включая даже Даллеса. Несколько лет немцы читали их секретную переписку. Они также сумели внедриться в считавшуюся лучшей в мире швейцарскую секретную службу, в первую очередь благодаря загадочному соглашению с ее начальником полковником Рожером Масоном, считавшим разумным дружить с обеими сторонами. В Швейцарию заслали двух немецких агентов: журналиста по кличке Хабакук, чьим объектом был МИД, и писателя по кличке Якоб, числившегося внештатным агентом в ведомстве Масона.

Летом 1941 года Хабакук добыл копию телеграммы швейцарского посла в Вашингтоне в дипломатическое ведомство его страны, содержащую подробное изложение исторической встречи Рузвельта и Черчилля в Пласентиа-Бэй[146], результатом которой стала Атлантическая хартия. Там были приняты совершенно секретные решения, в том числе и о позиции США в отношении Японии.

В то время проходили судьбоносные американо-японские переговоры, на которых решался вопрос о войне и мире. Черчилль, отчаянно стремившийся вовлечь США в войну, настаивал на твердой политике, а Ф.Д.Р. склонялся к тому, чтобы придерживаться того, что он называл «средней линией».

В добытом Хабакуком документе содержалась и информация о совещании в Белом доме, состоявшемся 17 августа 1941 года, где Рузвельт сообщил членам своего правительства о результатах совещания с Черчиллем. По вопросу о Японии он заявил, что «твердо убежден в необходимости сделать все возможное, чтобы предотвратить развязывание войны».

Согласно телеграмме, добытой Хабакуком, вице-президент США Генри Уоллес, не проронивший на заседании ни слова, позже направил президенту «частное письмо», где упрашивал Ф.Д.Р. занять «самую твердую позицию»: «полное или частичное умиротворение в долговременной перспективе приведет к негативным последствиям» как в том, что касается Японии, так и Германии.

Через несколько дней после Пёрл-Харбора Хабакук достал еще один подобный документ. В нем содержался подробный отчет о двух заседаниях в Овальном кабинете Белого дома, проводившихся 7 декабря в 20.30 и в 21.30. Первым было заседание правительства, которое президент назвал «самым серьезным после заседания правительства Линкольна в начале Гражданской войны»; на втором президент встречался с лидерами конгресса[147]. Президент подробно проинформировал руководителей страны о разрушениях в Оаху. Единственным, кто, кроме Рузвельта, присутствовал на обоих заседаниях, был вице-президент Уоллес.

В сопроводительном письме в Берлин к добытому Хабакуком документу германский посол в Берне (он подписывал все исходящие из резидентуры абвера документы) подчеркнул, что отчет содержит «точную и надежную информацию», поскольку основывается на телеграмме швейцарского посла в Вашингтоне Шарля Бругманна, получившего сведения «строго конфиденциально» от вице-президента «Уоллеса».

Профессиональный дипломат, пятидесятидвухлетний доктор Бругманн (который, несомненно, был невинной жертвой воришек) был зятем вице-президента. После пребывания в России, Бельгии, Франции и Чехословакии он в 1923 году был назначен в США. Там он познакомился с Мери, сестрой Генри Уоллеса, и на следующий год в Париже женился на ней.

Тесные семейные отношения поддерживались между мужем Мери и ее братом и до повторного назначения Бругманна в Вашингтон к началу сороковых годов. После этого их связи еще больше укрепились. Уоллес старался встречаться со своим зятем как можно чаще, ежедневно разговаривал с ним по телефону. Уоллес полностью доверял своему зятю. Он без колебаний делился с ним самыми сокровенными сведениями и не мог даже в страшном сне вообразить, что его откровенные замечания могут дойти до немцев.

Немцы воспользовались ситуацией. Хабакук получил задание отслеживать все донесения доктора Бругманна, отправляемые из Вашингтона в Берн, а Якобу было поручено добывать копии отчетов, исходящих от швейцарского военного атташе. Практически на следующее утро после поступления этих донесений в Берн их копии попадали через МИД Германии в берлинское управление абвера.

Поток непрерывно шел весь 1942-й и 1943 годы, вплоть до января 1944 года, но, как обычно и бывает, в конце концов эта золотая жила иссякла. К тому времени Аллен Даллес крепко утвердился в Берне в качестве представителя американской разведки – управления стратегических служб (УСС), установил прочные отношения с важными членами антифашистского подполья в Германии. Через двух из них он узнал о деятельности германского МИДа и абвера.

Первым из агентов абвера был младший чиновник министерства иностранных дел Германии, значившийся под псевдонимом Джордж Вуд. В действительности это был Фриц Кольпе, работавший в аппарате посла Карла Риттера. Вторым информатором Даллеса был молодой юрист Ганс Гивезиус, член группы близких сотрудников Канариса, который находился в Берне под крышей должности вице-консула и числился у Даллеса под кодовым именем «доктор Берндт»[148].

Кольпе похищал из министерства иностранных дел буквально сотни документов и доставлял их Даллесу, когда удавалось добиться командировки в качестве дипкурьера, либо передавал их Гизевиусу, который курсировал между Берлином и Цюрихом с единственной целью доставки материалов Кольпе Даллесу.

В самом начале 1941 года в очередной партии материалов, добытых Кольпе, находилось донесение Хабакука с изложением телеграммы Бругманна в его МИД с сопроводительной запиской, гласившей:

«В сообщении доктора Бругманна содержится столь много конкретной информации, потому что, как вам известно, вице-президент Уоллес доверительно беседует со швейцарским послом в Вашингтоне, являющимся его зятем».

Последняя телеграмма Бругманна относилась к самым злободневным событиям и содержала массу «конкретной информации». Немцев особенно заинтересовало сообщение о совещании министров иностранных дел союзных стран в октябре 1943 года в Москве. Швейцарский посол сообщил, что его зять пессимистически настроен в отношении состояния русско-американских отношений, и привел его высказывание о том, что Великобритании и Соединенным Штатам придется одержать победу в войне «в одиночку» и, «возможно, даже воюя против русских». В послании Бругманна говорилось:

«Главным результатом Московской конференции является неясность – сохранилась ли решимость в осуществлении концепции мировой революции. Хотя Россия и согласилась с большинством американских и британских предложений, все равно остаются лазейки. Предполагается, что Россия поставит западные державы в положение обороняющихся тем, что после войны коммунистическим организациям различных стран будет обеспечена свобода действий. Поскольку это в корне противоречит американским мирным идеалам, американское правительство будет вынуждено в конечном счете принять серьезные решения».

В какой степени подобная информация могла оказаться немцам полезной, остается гипотетичным. Нельзя сказать, что она не имела для них никакой ценности. Они всегда надеялись на то, что альянс между западными демократиями и большевизмом окажется нежизнеспособным, и в Берлине радостно встречали любую информацию о трениях внутри коалиции. Донесение из Берна, цитирующее высказывание вице-президента США, показывало, что назревает раскол в лагере союзников.

Получив сигнал о серьезной утечке информации из высших эшелонов, Даллес немедленно уведомил об этом Вашингтон.

Вопрос был весьма деликатным – явное нарушение секретности вице-президентом. Было выдвинуто предложение положить конец утечке, попытавшись предупредить Уоллеса, чтобы он был более сдержан в беседах со своим зятем. В конечном итоге в УСС решили обойти вице-президента и сообщить об этом деле непосредственно президенту. Начальник УСС генерал-майор Уильям Донован передал сообщение Даллеса вместе с донесением германской разведки начальнику штаба президента адмиралу Уильяму Лихи, отвечающему за секретность.

Во время своего ежедневного совещания 11 января 1944 года встревоженный и обескураженный адмирал Лихи сообщил о случившемся своему верховному главнокомандующему, лишь для того, чтобы увидеть, как тот пожал плечами. Как рассказывал позднее Лихи, «по-видимому, доклад УСС не удивил Рузвельта… он никак не прокомментировал происшедшее, заметив лишь, что это довольно интересно».

Мне неизвестен конец этой истории, о которой я не смог найти никаких упоминаний на этот счет в архивах Рузвельтовской библиотеки в Гайд-Парке. Возможно, президент побеседовал об этом с Уоллесом, и нет ничего невозможного в том, что неосмотрительность вице-президента имеет отношение к последующему решению Рузвельта заменить его при выдвижении своей кандидатуры на четвертый срок на сенатора Гарри Трумэна, у которого не было зятя в Швейцарии.