Тропа Исполинов - Феликс Эльдемуров

Здесь, в лагуне, оставшаяся за спиной полоса Рифов не давала волнам разгуляться. Поставив паруса, под вновь сменившим своё направление, теперь - восточным ветром они с разгона влетели на мель - совсем рядом с берегом.

- А теперь, господа, сухой или мокрый, - пробираясь по качающейся палубе, крикнул Терри. - шагом марш в воду!

- А ну, веселее! - в тон ему поторопил солдат Гурук.

Поддерживая над головой карабины, подпрыгивая при каждом накате волны, они, где по пояс, где по грудь в воде, поспешили к берегу.

- Все здесь? - спросил Таргрек.

В непрестанных отблесках далёких молний пересчитали людей - все двенадцать человек выбрались на берег. В сапогах хлюпала морская вода, ни на ком не было сухой нитки.

- Воду из сапог - вон!.. - скомандовал Гурук. - Отделение, шагом...

- Может, тебе ещё и песню? - осведомился кто-то. - И так зуб на зуб не попадает...

- Р-разговорчики! - прошипел Гурук. - Кто вякнет ещё хоть слово - придушу на месте!.. Отделение... Бегом... ма-арш!

К городу выбрались, когда начинало светать. В небе одна за другой угасали звезды. Ветер почти стих, на смену ему потянулся по земле белый вяжущий туман.

Коугчар, как и предполагалось, с северной стороны почти не охранялся. Они успешно миновали окраинные улицы, где один раз едва не наткнулись на патруль. Благополучно переждали в узкой улочке, покуда мимо, борясь со сном, проковыляли келлангийские пехотинцы.

Ближе к центру города пробираться по улицам стало сложнее. Несмотря на темноту, тагркоссцев мог легко выдать простой отблеск на пластинах их курток. И тут, как из-под земли, перед ними появился мальчишка.

- Стойте! Куда вы! Нельзя туда идти! - заговорил он громким шёпотом.

- Инта каммарас! Ты откуда свалился, черномазый?

- Не черномазый, а смуглолицый, - строго поправил мальчик. - Зовут меня Пиро.

- Пиро... - прошептал Таргрек.

- Неужели в Коугчаре остались элтэннцы? Быть того не может...

- Я ушёл. Но я вернулся! У меня здесь остался друг... А вы - тагркосские драгуны? Вы идете прямо к келлангийской заставе!

- Вот что, парнишка, - серьёзно сказал Гурук. - Если ты здесь всё так хорошо знаешь, то не покажешь ли путь к соборной площади?

- А зачем вам туда? Там полно келлангийцев и этих... балахонщиков.

- Значит, надо. Только, как проводишь, в драку не ввязывайся. Беги стремглав со всех ног. Понял?

- Да понял, понял... Пойдёмте!

В полном молчании они проходили темными переулками, дворами, чертыхаясь - перелезали через ограды... Рассвет, рассвет торопил их! В любую минуту тагркосские части могли начать штурм, а это значило, что в эту же роковую минуту чья-нибудь торопливая рука подожжёт запал. Наконец, Пиро, прижимая палец к губам, чуть слышно прошептал:

- Всё, пришли!

Гурук настороженно выглянул из-за угла.

Предрассветная площадь была почти пуста. Несколько костров, возле которых дремали келлангийские кавалеристы, одинокий часовой, привалившийся щекой к крыльцу двухэтажного деревянного дома... Более - никого.

- Спасибо, друг, - горячо пожав Пиро его смуглую руку, сказал драгун. - Теперь - уходи... Нет! беги, что есть мочи, понял?!

И прибавил, медленно вынимая из-за голенища тонкий длинный, с острым как бритва лезвием чаттарский нож:

- Теперь начнётся наша работа...

2

В углу одной из комнат на втором этаже дома, неподалеку от зарешёченного, с выбитыми стеклами окна, примостился на полу Тинч. Иногда ему удаётся, забывая про холод и горькие мысли о том, что его ожидает завтра, ненадолго задремать. Перед его взором возникают Айхо, верхом на поднимающей фонтанчики песка вороной, Хэбруд с его нравоучениями и уроками по рукопашному бою, Айхо, Тайри и Кайсти - почему-то вместе, оживленно беседующие - почему-то о нём, отец... каким он его запомнил в последний раз, три года назад. И снова, и снова снится ему багровая, вся в тюльпанах и маках, весенняя степь.

"Ты ещё не раз увидишь её такой, Тинчи!" - говорил невидимый голос. "Ой, вряд ли", - отвечал ему мысленно Тинч. "Увидишь, увидишь", - говорил голос, и это почему-то был ломающийся хрипловатый голос Тиргона Бычье Сердце. "Надо что-то делать, ребята!" - говорил Тиргон. "А что тут поделаешь?" - отвечал ему Йонас. "Посохами отмахаемся!" - твердила Кайсти.

"Ну-ну! Что это ещё за крестовый поход детей!" - возражал Пекас, почему-то жёстким голосом отца...

"Он оставил книгу! Посмотрим, что скажет книга!"

"Здесь закладка! Его чётки!"

"Открыл? Читай, Йонас!"

"- Не подходи! Не подходи! - в отчаянии закричал патер Юниус. Нашарив в темноте оружие, он направил его в грудь незнакомца. - Как тебя зовут? Кто ты?

- Меня не зовут никак. Или, точнее, зовут только малодушные. И эта ваша игрушка вам нисколько не поможет, - устало ответил тот. - Я не боюсь смерти.

- Но почему, почему?!.

- Потому что я и есть Смерть, - с грустью объяснил незнакомец..."

"- Я понял! - крикнул Тиргон. - Смерть балахонщикам!"

"- Смерть балахонщикам!" - подхватили остальные.

Предназначенных в жертву людей разместили на втором этаже. Сквозь проломленные насквозь полы первого этажа спустили в подвал четыре бочки с керосином. Керосином провонял весь дом, от подвала до крыши, и то, что несмотря на холод, сквозь разбитые стекла окон проникал свежий воздух, было даже хорошо. Тесно, навалом прижавшиеся друг к другу старики, женщины и дети, словно в дурном сне наяву ожидали наступления дня.

Ближе к утру рваные темно-серые облака, что вершили бег над Коугчаром, ушли далеко на юго-запад и в нарастающем Бальмгриме на небосвод высыпали гаснущие звезды. Сквозь прутья решётки, как сквозь забрало боевого шлема, Тинч смотрел в светлеющее небо.

Скоро, ближе к полудню это должно навсегда пропасть из моей жизни... Или нет, это я пропаду из жизни, а звезды - они навечно, как навечна жизнь. И новые люди на смену придут, а меня не будет... Что ж, и ладно. Трабт ансалгт! Я до конца был верен себе и завершаю жизнь, от первого крика до последнего вздоха, не совершив того, что было бы хуже смерти. Мне есть, что сказать перед Господом.

Хм... Ха-ха. Как вытаращил глаза этот "Великий Олим"! Подумаешь, "сильный". Как когда-то сказал Хэбруд: "Ежели слабый везёт на себе сильного, то кто из них сильный, а кто слабый?"

Сильный - это я. Потому что я стерплю, и это - и моё право, и моя обязанность. Жаль, правда, тех, кто разделит мою судьбу. Я ничем не могу помочь им. Хотя... ведь сейчас я с ними. Это уже кое-что.

А всё же интересно, как всё это будет. Быть может, прав Пиро, и я снова приду на эту землю, не помня, кем был раньше? И меня, беспомощного, снова кто-то будет укачивать и кормить молоком? Это правда? А что есть правда? Она зависит от веры? И вера может быть разной, и верить можно в разное. Создавая в самом себе картины будущего, мы верим в них. Это - правда, но истина ли это?..