Берсеркер - Фред Саберхаген

Конечно, берсеркер его подстерегает. Сидит в засаде или отправился в погоню. Атака на Винченто была проведена всерьез, как любой первый удар в важном поединке. Но именно второй удар мог быть рассчитан на то, чтобы вызвать серьезные повреждения. И человечество не было защищено от него...

Деррон то бегом, то шагом двигался в том направлении, которое указали ему из Сектора.

— Кого мне искать? — спросил он.

Услышав ответ, Деррон подумал, что мог бы догадаться и сам. Один взгляд на ласковое лицо должен был подсказать ему, что этот человек очень важен.

В чаще кустарника парил разгром. Должно быть, он был устроен дня два тому назад, потому что обломанные ветки успели совсем завянуть. И хотя в куче костей и серого меха все еще суетились жуки-падальщики, похоже, поживы им уже не осталось.

— Это был очень большой волк, — задумчиво сказал брат Джованн, поднимая с земли обломок челюсти. Кость была переломана мощным ударом, но на челюсти еще сохранились внушительные зубы.

— Да, очень, — согласился брат Сейл, хотя он плохо разбирался в волках и отнюдь не стремился узнать больше. Он по-прежнему боязливо озирался. Солнце клонилось к горизонту, и лес вокруг показался брату Сейлу угрожающе тихим.

— Что же это должно быть за создание, которое сумело расправиться с крупным взрослым волком? — размышлял вслух брат Джованн. — Бывало, я сам в своей алчности расправлялся так с косточками жареной птички... Но нет, эти кости не обглоданы. Они просто переломаны, да еще в нескольких местах, словно тут потрудилось существо, куда более дикое и злобное, чем волк!

Для историков Современного мира имя брата Джованна было символом любви и кротости. Его чтили все, от скептиков-мирян до самых ортодоксальных церковников, считавших его святым. Как и Винченто, святой Джованн давно сделался легендой, полускрытой дымкой домыслов.

— Мы только сейчас осознали практическую важность Джованна, — говорил голос командующего в голове Деррона. — Поскольку положение Винченто не вызывает опасений и все наши наблюдатели сосредоточились на той эпохе, где вы находитесь, мы сумели внимательнее присмотреться к ней. Исторически жизненная линия Джованна продолжается еще на пятнадцать лет от точки вашего пребывания, и на всем своем протяжении она излучает поддержку для других линий. Эти другие линии, в свою очередь, тоже начинают излучать поддержку, и этот процесс распространяется на всю историю вплоть до наших дней. Мы пришли к выводу, что, если святой Джованн погибнет в ваше время, договор о разоружении, заключенный почти через триста лет после смерти Джованна, потерпит крах и наша цивилизация будет уничтожена ядерной войной.

Когда командующий сделал паузу, внезапно вклинился девичий голос:

— Новые сведения для полковника Одегарда!

Деррон снова перешел на шаг.

— Лиза?

Она запнулась, потом продолжала деловитым тоном: долг прежде всего!

— Полковник, жизненная линия, о которой вам раньше говорили, как о линии нерожденного младенца, выходит за пределы зоны безопасности следом за двумя другими. Она движется с большой скоростью, куда быстрее человека или даже ездового животного. Мы не можем дать этому объяснений. Кроме того, вам следует свернуть на пять градусов влево.

— Вас понял!

Деррон взял немного влево, на глазок определив пять градусов. Он приближался к горам, и дорога сделалась не такой грязной, так что идти стало полегче.

— Лиза!

— Деррон, мне разрешили выйти на связь только потому, что я обещала говорить исключительно о деле!

— Понял. Умолкаю.

Деррон прошел еще пятьдесят шагов и снова перешел на бег. Дыхание тут же сбилось.

— Лиза, я только хотел сказать... Мне хотелось бы, чтобы ты родила мне ребенка.

В переговорнике раздался судорожный, типично женский вздох. Но, когда Лиза заговорила снова, она придерживалась чисто делового тона. Она выдала Деррону новые указания относительно направления движения.

Брат Сейл краем глаза увидел нечто несущееся к ним сквозь деревья и кусты. Он обернулся, щурясь навстречу заходящему солнцу, и, сам удивившись своему спокойствию, понял, что они нашли своего волка. Волка ли? Приближающуюся тварь вернее было бы назвать демоном или чудовищем. Но все же брат Сейл не усомнился, что именно она сеяла ужас среди крестьян. А вот теперь решила напасть на смельчаков, дерзнувших отправиться ее разыскивать.

Существо было ростом с человека и выглядело ядовитым, точно серебристая оса. До них оставалось еще ярдов сто. Чудовище мчалось сквозь подлесок, мягко, бесшумно, на четырех ногах. Брат Сейл понял, что сейчас самое время пожертвовать жизнью ради спасения друга, заслонить собой брата Джованна и ринуться вперед, чтобы попытаться отвлечь зверя... Но почему-то у него ничего не вышло. Живот и ноги точно налились свинцом, и монах застыл на месте словно статуя. Он попытался крикнуть, предупредить, но у него даже язык отнялся от страха.

Наконец Сейлу удалось схватить брата Джованна за руку и указать на тварь.

— А-а! — сказал брат Джованн, пробуждаясь от забытья и оборачиваясь, чтобы посмотреть. Чудовище замедлило бег и остановилось в паре десятков шагов, присев на своих тонких лапах, переводя взгляд с одного монаха на другого, как бы решая, кого съесть первым. Крестьяне, видевшие тварь только мельком, действительно могли принять ее за волка. На ней болтались клочья серой ткани, точно тварь была одета, а потом, как зверь, выдралась из своего одеяния. Обнаженная, безволосая, бесполая, жуткая и прекрасная одновременно, она сделала еше пару шагов в сторону людей, скользя над землей, точно ртуть. И снова застыла безмолвной статуей.

— Давайте уйдем, во имя Г-господне! — пробормотал брат Сейл прыгающими губами. — Это не живое существо! Идем отсюда, брат Джованн!

Но Джованн только вскинул руки и осенил чудище знаком клина. Казалось, он не столько изгонял, сколько благословлял его.

— Брат Волк, — ласково произнес он, — ты действительно не похож ни на одного из зверей, которых мне доводилось встречать прежде, и я не знаю, что могло породить тебя на свет. Но в тебе есть живой дух, а потому не забывай, что ты сотворен нашим Отцом небесным, Творцом всех тварей, так что все мы — дети Единого Господа.

Волк рванулся вперед — и остановился, шагнул — и снова остановился, словно в нерешительности. В разинутой пасти Сейлу почудились клыки — не только длинные и острые, но еще и угрожающе движущиеся, точно зубья пилы. Наконец существо издало звук, напомнивший Сейлу одновременно звон мечей и человеческий стон муки.

Джованн опустился на колено, глядя в морду припавшему к земле зверю. Он протянул руки, словно желая обнять это странное создание. Тварь рванулась к нему — и опять замерла, словно остановленная невидимым поводком, шагах в шести от коленопреклоненного человека. Она снова издала странный звук — Сейлу послышались в нем скрип дыбы, слившийся с криком жертвы.

В голосе Джованна не было слышно страха — только строгость, соединенная с любовью:

— Брат Волк, ты убивал и разорял людей, точно преступник, и за это ты заслуживаешь наказания! Но прими вместо наказания прошение всех людей, которым ты причинил зло. Иди же ко мне, вот моя рука. Во имя Господа-Творца, подойди ко мне и поклянись, что отныне ты будешь жить в мире со всеми людьми. Подойди!

Деррон, приближавшийся к тому месту усталой рысцой, услышал сперва человеческий голос, а потом увидел брата Сейла, который стоял неподвижно, глядя на что-то, скрытое кустарником. Деррон остановился, вскинул посох, но не спешил целиться. Теперь он знал, что Сейл — не берсеркер. То, что ему сообщили из Сектора насчет жизненной линии, напоминающей эмбриона, совпало с тем, что берсеркер сказал ему в соборе. Это было удивительно, но похоже на истину. Деррон сделал несколько шагов в сторону и наконец увидел то, на что смотрел Сейл.

  Он явился как раз вовремя, чтобы увидеть, как волк-берсеркер сделал последний нерешительный шаг, поднял металлическую лапу — и осторожно коснулся своими стальными когтями-пальцами протянутой руки коленопреклоненного монаха.

— Так что я правильно догадался: он стал живым, — говорил Деррон. Его голова покоилась на коленях Лизы, и, если поднять взгляд, он мог увидеть макушки деревьев парка и сияющее над ними искусственное солнце. — И, как всякая живая тварь, подчинился влиянию святого Джованна. Его любви... Это звучит странно, но иначе не скажешь.

Лиза, поглаживая его по лбу, вопросительно вскинула бровь.

Деррон пожал плечами:

— Да нет, конечно, можно найти и более рациональное объяснение. Это была самая сложная и компактная машина, построенная берсеркерами, результат двадцатитысячелетней эволюции — в ней просто не могла не зародиться жизнь. По крайней мере, так считают теперь. А Джованн, как и некоторые другие люди, имел странную власть над всем живым. Это зафиксировано в документах, хотя с точки зрения логики это объяснить сложно.