Статьи и речи - Чарльз Диккенс

Мистер Диккенс, чье имя упоминается в первых же строках настоящей статьи, и является ее автором. Он не желает прятаться под вымышленным именем, ибо прежде, чем указать на любопытную опечатку, допущенную "Эдинбургским обозрением", он хотел бы высказать несколько прочувствованных, хоть и сдержанных слов протеста. Сдержанных - из уважения к Литературе. Сдержанных - из благодарности к неоценимым услугам, которые "Эдинбургское обозрение" в свое время оказало и хорошей литературе, и хорошей государственной политике. Сдержанных - из чувства признательности к покойному мистеру Джеффри * за его нежную любовь и к покойному Сиднею Смиту за его нежную дружбу и к обоим вместе - за сочувствие, которое мистер Диккенс неизменно у них встречал.

"Вольности современных сочинителей" - заглавие заманчивое. Но оно подсказывает нам и другое: "Вольности современных критиков". Клевета мистера Диккенса на английское правительство, славящееся удивительной слаженностью, четкостью и энергией, с какой оно работает, своей постоянной готовностью к действию, тем, что никогда в нужную минуту не спасует, - клевета мистера Диккенса - одна из поэтических вольностей сочинителя. Мистер Диккенс надеется, что "Эдинбургское обозрение" не будет на него в претензии, если он позволит себе указать на то, что, по его мнению, является одной из вольностей критических:

"Даже катастрофа в "Крошке Доррит" явно заимствована из недавних событий, когда обрушились дома на Тоттенхем-роуд, о чем своевременно сообщалось в газетах".

Это пишет критик. Сочинитель же позволяет себе спросить, нет ли известной вольности в этих словах, которые выдают предположение за правду, между тем как всякий, у кого имеется критический навык, перелистывая "Крошку Доррит", заметит, что катастрофа была тщательнейшим образом предуготовлена с самого первого появления старого дома на страницах романа; что, когда Риго, погибший под обломками дома, впервые переступает порог его (несколько сот страниц от конца), его охватывают неизъяснимые ужас и дрожь, что автор всякий раз, когда показывает читателю дом, старательно подчеркивает, что он прогнил насквозь, пришел в состояние крайней ветхости; что путь, ведущий к гибели человека и крушению дома, тщательно вымощен на протяжении всей книги, для чего автор то и дело прибегает к повторам, ибо, к сожалению, этого требуют условия публикации романа в периодическом издании - иначе за те два года, что выходит роман, читатель рискует потерять нить повествования. Допустим, что можно ни во что не ставить публичное заявление самого мистера Диккенса, скрепленное к тому же его честным словом, заявление о том, что катастрофа была описана, выгравирована на стали художником, прошла через руки наборщиков, корректоров и печатников и в гранках предстала в типографии господ Бредбери и Эванса еще до того, как произошел несчастный случай на Тоттенхем-Корт-роуд. Но добросовестный критик должен был прийти к этому выводу сам, на основании внутренних признаков, которые заключены в книге, прежде чем выдавать за факт то, что во всех отношениях есть чистейший вымысел от начала до конца. Более того. Если бы сам редактор "Эдинбургского обозрения" (оторвавшись на минуту от суровых обязанностей, возложенных на него, как на представителя одного из образцовых департаментов Министерства Волокиты) снизошел до того, чтобы взглянуть на упоминаемое место, и посоветовался хотя бы о фактической стороне дела со своими издателями, эти опытные господа, несомненно, указали бы ему на зыбкость его позиций; они должны были бы сказать ему, что из сопоставления даты выпуска, в котором содержится иллюстрация к упомянутому эпизоду, с датой публикации всей книги в одном томе явствует, что Диккенс проявил бы оптимизм более отчаянный, чем оптимизм самого мистера Микобера, если бы ждал обвала домов на Тоттенхем-Корт-роуд, в надежде, что эта катастрофа поможет ему справиться со своими трудностями и вместе с тем уложиться в срок. Не повинно ли "Эдинбургское обозрение" иной раз в необоснованных обвинениях? Тому, кто живет в стеклянном доме, лучше бы не швыряться камнями. А что, как желтые и голубые стены конторы "Эдинбургского обозрения" - из стекла? Может быть, вольнолюбивый критик все же принесет извинения вольнолюбивому сочинителю от имени своего отделения Министерства Волокиты? Может быть, он "исследует справедливость" и своих собственных "слишком туманных обвинений", а не только тех, которые выдвигает мистер Диккенс? Может быть, он приложит свои собственные слова к себе и придет к заключению, что "небезынтересно было бы задуматься, какими полномочиями должен быть отмечен человек, который решается говорить таким языком?"

Теперь сочинитель перейдет к любопытной опечатке, допущенной критиком. Критик в своем похвальном слове великим министерским учреждениям и своем горячем отрицании наличия малейших признаков Министерства Волокиты среди этих учреждений желает узнать "мнение мистера Диккенса о работе Почтового департамента и дешевом почтовом тарифе." И, взяв на буксир Сен-Мартин-Легран *, разгневанный корабль Министерства Волокиты, обдавая мистера Диккенса клубами пара и готовясь раздавить его своим почтенным весом, предлагает на рассмотрение "хотя бы такой широко известный пример, как карьера мистера Роуланда Хилла: джентльмен, занимающий скромное положение в обществе, не имеющий государственной должности, издает брошюру, в которой предлагает внести в структуру одного из самых важных разделов государственного управления изменения, равносильные революции. И что же? Подвергался ли он бойкоту и гонениям со стороны Министерства Волокиты, разбившего ему сердце, разорившего его карман? Нет, они приняли его проект, отвели ему ведущую роль в проведении проекта в жизнь. И это - то самое правительство, которое мистер Диккенс объявляет заклятым врагом таланта и систематическим противником всякой новой мысли!"

Любопытной опечаткой здесь является имя мистера Роуланда Хилла. Должно быть, наборщику прислали совершенно другое имя. Мистер Роуланд Хилл?! Да ведь если бы мистер Роуланд Хилл не был один из тех железных людей, какие попадаются на сто тысяч, если бы целеустремленность не сделала его неуязвимым, если бы он не был из тех, что умеют глядеть не мигая в лицо отчаянию, Министерство Волокиты давно бы уже стерло его в порошок! Мистер Диккенс, в довершение к прочим своим дерзостям, смеет утверждать и то, что Министерство Волокиты от души ненавидело мистера Роуланда Хилла, что Министерство Волокиты сопротивлялось ему самым характерным для себя образом, покуда только можно было сопротивляться; что Министерство Волокиты было бы счастливо разлучить душу мистера Хилла с телом и загнать его имеете с его надоевшим проектом в могилу.

Мистер Роуланд Хилл?! Нет, невозможно, чтобы "Эдинбургское обозрение" именно это имя направило наборщику в типографию! "Обозрение", должно быть, рассчитывает, что из деликатности к ныне здравствующим мистер Диккенс не станет рассказывать, как и кому раздавались должности в почтовом ведомстве еще в те времена, когда в стенах ведомства нельзя было произносить имени мистера Роуланда Хилла. "Обозрение" не напрасно уповает на скромность мистера Диккенса. Однако каждые три месяца ветер доносит с южной стороны центрального отрезка Стрэнда (город Лондон) довольно ощутимый и по сей день аромат былых времен. Но нет, разумеется, "Эдинбургское обозрение" не собиралось призывать имя мистера Роуланда Хилла для того, чтобы опровергнуть праздную фантазию мистера Диккенса о Министерстве Волокиты. Слишком уж явная это была бы "вольность", слишком явная нелепость, слишком очевидно было бы пристрастие и подобострастие "Эдинбургского обозрения" к Министерству Волокиты!

"Министерство Волокиты приняло его проект и отвело ему ведущую роль в проведении проекта в жизнь". Ясно, что слова эти никак не могут относиться к мистеру Роуланд у Хиллу. Неужели критик забыл историю проекта мистера Роуланда Хилла? Сочинитель ее помнит и берется изложить в точности - вопреки незыблемому закону, в силу которого критику положено быть всеведущим, в то время как сочинителю - совершеннейшим невеждой.

Мистер Роуланд Хилл опубликовал свой проект учреждения единой марки достоинством в один пенс в начале тысяча восемьсот тридцать седьмого года. Мистер Уоллес, представляющий округ Гринока в парламенте, давний противник существовавшей тогда системы почтового тарифа, предложил создать комиссию для обсуждения этого вопроса. Создание комиссии встретило противодействие со стороны правительства, или, скажем, Министерства Волокиты. Однако со временем это противодействие было сломлено. Еще до образования комиссии Министерство Волокиты и мистер Роуланд Хилл постоянно спорили друг с другом относительно фактической стороны дела, и всякий раз неизменно оказывалось, что Роуланд Хилл прав, а Министерство Волокиты ошибается. Даже в таком простом, казалось бы, вопросе, как среднее количество писем, проходящих одновременно через Почтовый департамент, вышло, что мистер Роуланд Хилл прав, а Министерство Волокиты ошибается.