Пирамида жива… - Юрий Сергеевич Аракчеев

последние годы разделили с ним очень многие. Так что судьба типичная, только вот спастись удалось не многим.

Квалифицированный рабочий-электрик, рационализатор /более 300 предложений внедрены/, ударник коммунистического труда. Работал на заводе «Красная звезда» в г. Кировограде. И все бы хорошо, да надо же такому случиться – выбрали его в комитет народного контроля завода. Столкнулся с хищениями, приписками, бесхозяйственностью и не стал молчать, а назвал вещи своими именами: «экономическая диверсия, подрыв государства со стороны администрации». Власти отмахнулись от него, как от назойливой мухи. Он так был ошеломлен круговой порукой, бездной коррупции, что неожиданно для себя заговорил стихами:

Я отвык от того, что лелеял в мечтах,

Что когда-то мне грудь согревало.

Разуверился я в голословных речах,

Ибо в жизнь-то внедряется мало…

Не найти мне тропы заповедной туда,

Хоть трудились с мечтой мы завзято.

В коммунизм долгожданный – святыню труда –

Я не верю, как верил когда-то.

Всюду взятки, порука и дерзкий обман

Зажиревших «товарищей» подлых,

И от злобы бессильной кровавый туман

Всплыл в глазах моих непокорных…

Не судите строго поэтическое мастерство Василия Андреевича: свой бесхитростный опус он понес не в литературный журнал, а Брежневу, на день рождения, и отдал заведующему Приемной ЦК КПСС, Николаеву… Нечто подобное он послал также Первому секретарю Кировоградского обкома партии, тов. Кобыльчаку.

Отчаянный крик рабочего-контролера на этот раз был услышан – в ноябре 1980 г. его посадили в тюрьму, в одиночную подвальную камеру, где держали пять месяцев без следствия. Когда же ему предъявили обвинение в клевете на государственный строй, он объявил голодовку почти одновременно с нашумевшими ирландскими террористами, даже несколько раньше, но газеты о нем не писали, так бы и умер – никто не узнал. Однако ему умереть не дали – мучили: вводили насильно через рот соленую жижу и затем не давали воды. Он сопротивлялся – выбили зубы. Он изнемогал не столько от голода, сколько от жажды – снова вливали соленый раствор. И лишь где-то на краю гибели отправили его в больницу, не в обычную, разумеется, а в психиатрическую – кто поверит чокнутому, что бы он ни рассказывал…»

Прерываю рассказ Василия Андреевича «Современный манкурт» и привожу кусок из другого его сочинения, озаглавленного так: «МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ПОЛИТБЮРО ЦК КПСС от рабочего Мостового В.А. НЕГАТИВНЫЕ ЯВЛЕНИЯ, ТОРМОЗЯЩИЕ ПЕРЕСТРОЙКУ» Часть II: Враги перестройки, их лицо и маски».

«Разговор с Анной Павловной Кравцовой /зав. отд. Одесской психбольницы/.

– Вот Вы, Анна Павловна, сказали, что у вас в Одессе дела творятся хуже, чем у нас в Кировограде. А где же вы, коммунисты-ленинцы? Куда вы смотрите? А ведь мы, не давая себе отчета, удивляемся: вот, дескать красивую, добротную, высокого качества выпускают продукцию там, за границей, не вникнув в то, что мы сами и никто другой и не для кого-то, а именно для себя изготовляем то, что нам самим не нравится. Почему же так получается? Кто виноват? Да ведь мы сами в том виноваты: я, ты, он и никто другой.

И не надо удивляться, что вещь, привезенная из загранки, так хороша. Ведь ее делали люди такие же, как мы, только им мешают делать плохо… Они боятся потерять свое место, их бьет конкуренция, за забором на его место ждут в головокружительной очереди тысячи безработных.

Я не хочу сказать, что и у нас на рабочее место должна быть конкуренция, нет! У НАС ДОЛЖНА БЫТЬ СВОЯ РАБОЧАЯ ГОРДОСТЬ – ЭТО СДЕЛАЛ Я! И перестаньте удивляться. Вспомните историю с Блохой, и вам сразу станет ясно, что мы можем, мы обязаны делать лучше. Но… Вы никогда не были за границей?

– Нет, – отвечала Анна Павловна.

– А жаль. Я тоже не был. Но вот хочу рассказать, как однажды я был приглашен к своим знакомым сразу после их возвращения из-за границы. А вы никогда не были в гостях у побывавших за границей? – обратился я опять к Анне Павловне.

Она немного помолчала. По тени на лице во время ее молчания, я понял, что натолкнулся на какое-то воспоминание, заставившее ее глубины души коснуться… но, справившись с мимолетным чувством, она ответила:

– Нет, не была.

Хотя по ее лицу я видел, что она врет. И зачем меня природа одарила такой наблюдательностью? Сам не знаю. Полемика между тем продолжалась…

– Так вот, – сказал я, – сама соль в том, что когда начались обозрения всего привезенного… и эти восхваления, похвальные удивления: «Вот это вещь!»… то мне, поверьте, стало обидно, что эти люди так восхищаются заграничной вещью. Я принял эти восхваления как личное унижение себя, унижение нашего советского рабочего… И тут жена нашего героя, побывавшего за границей, принесла мужские сандалии. Скажу вам откровенно, что я был поражен изяществом, цветом и ароматом натуральной кожи, чуть не начал охать и ахать, подражая ихним излияниям душ. Но когда повернул сандаль, то четко увидел надпись: фабрика «Скороход», Ленинград. Как я обрадовался, я беспредельно был горд за изготовителя /вроде бы сам это сделал/. Поистине мастера своего дела!

Да, видите, могут делать и у нас! И чтобы мы не удивлялись хорошему, надо нам привыкнуть ВОЗМУЩАТЬСЯ. Возмущаться, когда плохо работает рядом товарищ! Возмущаться, когда плохо делаешь ты сам, он… Вот поэтому, Анна Павловна, я и буду возмущаться за это все! А вы же при том хотите приклеить мне ярлык невменяемости. Так возмущайтесь же над собой! Ведь я вскрывал неэффективность труда, приписки, авантюризм в руководстве, бюрократизм и другие изъяны…

– А разве это Вас касается? – спросила тут Анна Павловна.

– А как же, – ответил я.

– Молодой человек, перед Вами стена!

– Анна Павловна, а знаете, что на это ответил Владимир Ильич Ленин?

– Что? – задала она тут же мне вопрос.

– Стена… да гнилая, ткни и развалится, ответил Ленин. – Так сказал и я Анне Павловне.

– Так что же, Вы думаете, что наше государство гнилое? – хитро улыбаясь, спросила Анна Павловна.

– Нет! Анна Павловна, не гнилое. – тотчас ответил я. – Но я не хотел бы, чтобы на здоровом теле нашего общества образовалась плесень. А Вы как врач знаете, что любую болезнь лучше лечить в начальной форме, а не тогда, когда ее запустишь.

– Но Вы, Мостовой, еще и стишками увлекаетесь? – лукаво улыбаясь, проговорила еще Анна Павловна.

– Да, иногда имею такой «грешок», – ответил я. – Немножко подражаю Остапу Вишне. Конечно, не так талантливо, как это делал он, раскрывая в нашем обществе бюрократизм и изъяны другие, но я, хоть и со