Диверсанты. Легенда Лубянки – Яков Серебрянский - Иосиф Линдер

Однако похищение Седова так и не состоялось – в феврале 1938 года он умер после операции по удалению аппендицита. Споры о причинах его смерти не прекращаются и сейчас. Некоторые историки считают, что Седов был отравлен сотрудниками или агентами группы Серебрянского.

С учетом испанского опыта летом 1937 года при СГОН начала работу спецшкола разведчиков-нелегалов диверсионного профиля. Руководил школой непосредственно Я.И. Серебрянский, секретарем была В.Я. Сыркина. Многие из выпускников школы в годы Великой Отечественной войны стали крупными специалистами по диверсиям в тылу врага. Один из них – К.К. Квашнин[215].

Здание одной из школ специального назначения, работавшей в Москве под началом Я.И. Серебрянского

«В середине 1937 года, – рассказывает он, – мне через партком института передали, что меня вызывают в НКВД, в дом 2 на Дзержинку (теперь Лубянку), что было неожиданностью. В то время аббревиатура НКВД звучала достаточно серьезно. Я воспринял сообщение с некоторым беспокойством, но и с интересом.

В назначенное время я явился в указанный мне кабинет. Меня встретил высокий, стройный, почти спортивной выправки человек в военной форме с двумя ромбами в петлицах. Помнится его крупное, умное, волевое лицо, серьезный взгляд, а особенно „ромбы“, означавшие очень высокий военный ранг. Он поздоровался со мной и неожиданно спокойно, негромким, почти добрым голосом представился – Серебрянский. Кратко поговорив со мной о моих делах в институте, самочувствии, жизненных планах, он без особых переходов сказал, что есть решение партии об укреплении органов безопасности и усилении борьбы с происками империалистов и что-то еще в этом же роде, и [спросил], готов ли я выполнять такое решение.

Для меня, коммуниста, ответ был однозначен: конечно да. Так началось новое время в моей жизни.

Так состоялось знакомство с Яковом Исааковичем Серебрянским, встреченным мною первым среди замечательной плеяды советских разведчиков, о которых говорят, что это люди „широко известные в узком кругу“. И это действительно так. Чем меньше известно об их реальных делах – тем они талантливее.

Я.И. Серебрянский, в прошлом член ЦК партии эсеров, пришел в ВЧК в первые годы Советской власти. Личность в разведке легендарная. Теперь известны некоторые его блестяще проведенные разведывательные операции, но очень скупо описан их характер и масштаб. Известно, например, что ему принадлежит операция по краже в Париже руководителя белогвардейской организации генерала Кутепова; нелегальное приобретение во Франции и контрабандная перевозка республиканцам крупной партии, что-то около сорока единиц, боевых самолетов. Сам он, насколько мне известно, мемуаров не писал и о своей работе особенно не распространялся. Многое еще находится под семью замками.

Ко времени вызова меня к нему Серебрянский – это уже имя, это уважение, это авторитет и, по-моему, большое влияние. Его лично знал Сталин. <…>

С тех пор прошло много времени. До сегодняшнего дня в моем представлении он относится к той группе честнейших людей, талантливых чекистов первых лет Советской власти, которые фанатично были преданы своей стране и любили свою профессию. Прекрасный был человек. Красивый, большой.

Лучшую характеристику как человеку, мне кажется, он дал себе сам. Однажды его, после первого освобождения из заключения, в коридоре дома 2 на Лубянке встретил молодой сотрудник, бывший его воспитанник Павел, и, вероятно от неожиданности, поздоровавшись, сказал: „А вы – умный человек, Яков Исаакович“, на что Серебрянский ответил: „Паша, мало быть умным, надо быть честным“.

Серебрянский, вероятно, был одним из тех руководителей разведки НКВД, которые уже в 1937–1938 годах начали готовить кадры на случай войны. В Особой группе при наркоме, которую возглавлял Серебрянский, была создана школа по подготовке специалистов по диверсионным операциям в народном хозяйстве страны возможного противника. Он же являлся и начальником школы. В этой школе и началось приобщение небольшой группы молодых людей и меня к новой профессии. Серебрянский, одновременно со школой, организовал разработку технологических методов разрушения производственных объектов. Для этого он привлек крупных специалистов, руководителей технических служб некоторых наркоматов – химиков, транспортников, машиностроителей, горняков и др. На основании анализа и изучения аварий и катастроф, происходящих в нашем народном хозяйстве, специалисты выявляли слабые места в технологиях и определяли возможности искусственного создания таких слабых мест. Их выводы служили учебным материалом в нашем обучении. Многие из этих же специалистов вели занятия и в школе по так называемой „спецдисциплине“.

Нельзя не вспомнить также почти дотошного, но доброго внимания самого Якова Исааковича к слушателям. Один или два раза в неделю, в послеобеденные часы, он приезжал в школу, приглашал в кабинет двух-трех слушателей и беседовал по разным вопросам – изучал, оценивал и воспитывал нас.

Вспоминая сейчас об этой школе, можно предположить: мы – школа – были небольшим звеном в большой государственной работе по укреплению обороноспособности страны, которую выполнял Серебрянский. Небольшим, но важным. Косвенным признаком важности можно посчитать тот факт, что для школы был предоставлен особняк бывшего Генерального прокурора Акулова, а под общежитие 6–8 человек – особняк бывшего секретаря ВЦИК Енукидзе. Изучали языки, автовождение, подрывное дело, занимались стрелковой подготовкой и серией специальных дисциплин. Ознакомительную практику с промышленными объектами проходили на машиностроительном и химическом заводе в Макеевке и на шахтах Горловки в Донбассе.

Время пребывания в школе казалось мне самым приятным временем – относительно беззаботным и по жизненным условиям, по тем временам даже роскошным.

Я.И. Серебрянский. Вторая половина 1930-х гг.

У нас был распорядок: с утра для всех специальные и гуманитарные дисциплины – обед – отдых – язык четыре часа ежедневно в группах по 3–4 человека – свободное время до утра. Нас приодели – сшили гражданскую одежду. Кормили завтраком, обедом и ужином по рецептам французской кухни. За нами надзирала и учила нас „хорошему тону“ строгая дама-иностранка – жена одного из разведчиков-нелегалов. Не дай бог во время трапезы почесаться или вытереть рот рукой – получишь нотацию. При выездах на загородный полигон нас сопровождало питание в виде пирожков, пирогов и других съедобных и вкусных вещей»[216].

В личной беседе с авторами этой книги Константин Константинович рассказывал: