В погоне за счастьем - Дуглас Кеннеди

По приходе в Гамбург меня ожидало письмо. Письмо, которое стало для меня роковым.

Дальше он рассказывал историю своего знакомства с американской машинисткой по имени Дороти, объяснял, что это был мимолетный роман, окончившийся в начале ноября.

Но вот — по прибытии в Гамбург — он получил от нее известие о том, что она беременна. Он навестил ее в Лондоне. Дороти разрыдалась, увидев его — она боялась, что он ее бросил. Но он был не из тех, кто бросает.

Все поступки имеют свои последствия. Иногда нам везет, и удается увильнуть от последствий. Иногда приходится расплачиваться. Собственно, что я сейчас и делаю.

Это самое трудное письмо в моей жизни — потому что оно адресовано женщине, с которой я хотел бы прожить до конца своих дней. Да, я в этом абсолютно уверен. Откуда я знаю? Просто знаю, и всё.

Но я не могу ничего сделать, чтобы изменить ситуацию. Я должен исполнить свой долг. Должен жениться на Дороти.

Мне хочется биться головой об стену, ругать себя последними словами за то, что потерял тебя. Потому что твердо знаю: с этой минуты и до конца жизни твой образ будет следовать за мной по пятам.

Я люблю тебя.

Я очень виноват перед тобой.

Постарайся как-нибудь простить меня.

Джек.

О, какой же ты дурак. Самый большой дурак. Какого черта ты не отправил это письмо? Я бы поняла. Я бы тебе поверила. Я простила бы тебя в тот же миг. Я бы справилась со своей болью. И смогла бы жить дальше. Без ненависти к тебе.

Но ты боялся… чего? Обидеть меня? Унизить? Или попросту признаться в том, что между нами была всего лишь интрижка?

Пожалуй, труднее всего в жизни признаться в ошибке, в ложном обвинении, в том, что виноват. Особенно если вдруг биологическая случайность загоняет тебя в угол, как это произошло с Джеком.

Ты действительно веришь в его историю? — спросил Эрик, когда я позвонила ему вечером.

Она кажется правдоподобной и объясняет…

Что? Что он оказался трусом, который даже не удостоил тебя правды?

Он же признался мне в том, что совершил ужасную ошибку.

Все мы совершаем ужасные ошибки. Иногда их прощают, иногда нет. Вопрос в том, хочешь ли ты простить его?

После долгой паузы я ответила:

Но разве от прощения не становится легче всем?

Эрик тяжело вздохнул:

Конечно. Ты просто мастер создавать себе проблемы.

Спасибо.

Ты хотела знать мое мнение — я его высказал. Послушай, Эс, ты уже большая девочка. Если хочешь — верь ему. Но ты знаешь, что от него можно ждать. Ради твоего же блага, я надеюсь, что больше этого не повторится. Короче, мой тебе совет: caveat emplor[46].

Здесь нечего покупать, Эрик. Он женат.

С каких это пор узы брака стали препятствием для походов налево?

Я не собираюсь играть в эти игры, Эрик.

Мне действительно не хотелось совершать глупости. В три часа ночи, окончательно сдавшись бессоннице, я села за стол и напечатала письмо.

6 января, 1950 г.

Дорогой Джек!

Кто это сказал, что все мы умны задним умом? Или что не стоит наступать на одни и те же грабли? Я рада, что прочлa твои письма… которые теперь тебе возвращаю. Они многое прояснили. И опечалили меня… потому что я, также как и ты, после той ночи была почти уверена в том, что мы всегда будем вместе. Но у всех есть прошлое… и твое стало препятствием на пути нашего будущего. Я не злюсь на тебя из-за Дороти. Мне просто очень жаль, что тебе не хватило смелости отправить эти письма.

Ты признался, что у тебя довольно неплохой брак. Поскольку мой брак оказался кошмаром, для меня «довольно неплохой» звучит как удачный. Так что ты можешь считать себя счастливчиком.

На прощание я хочу пожелать тебе и твоей семье всего самого доброго.

Твоя…

И я подписалась: Сара Смайт. Мне хотелось верить, что он поймет написанное между строк: «Прощай».

Я отыскала в справочнике адрес компании «Стал энд Шервуд». Потом запечатала письмо в почтовый конверт и адресовала письмо на имя Джека. Я наспех оделась, бросилась к почтовому ящику на углу Риверсайд-драйв и 77-й улицы, оттуда бегом вернулась домой. Быстро разделась и юркнула под одеяло. Теперь я могла уснуть.

Но мне не удалось поспать допоздна. Потому что в восемь утра начал трезвонить домофон. Я побрела на кухню, чтобы снять трубку. Это был курьер из местного цветочного магазина. Мое сердце затрепетало. Я открыла дверь. Посыльный вручил мне дюжину красных роз. В букете была карточка:

Я люблю тебя.

Джек.

Я поставила цветы в воду. Разорвала карточку. Весь день я провела в городе — слонялась по кинотеатрам, смотрела премьеры этого месяца, отбирая материал для своей колонки. Вернувшись вечером домой, я с облегчением обнаружила, что на коврике у порога нет писем.

Однако назавтра, ровно в восемь утра, раздался звонок домофона

Цветочный магазин Хэнделмана.

О боже…

На этот раз я получила дюжину розовых гвоздик. И разумеется, с карточкой:

Пожалуйста, прости меня. Пожалуйста, позвони.

С любовью,

Джек.

Я поставила цветы в воду. Порвала карточку. Я молила Бога, чтобы мое письмо дошло в его офис сегодня утром, чтобы он получил его и оставил меня в покое.

Но на следующее утро, ровно в восемь… домофон.

Цветочный магазин Хэнделмана.

Что сегодня? — спросила я у посыльного.

Дюжина лилий.

Отнесите обратно.

Прошу прощения, леди, — сказал он, всучив мне букет. — Доставка есть доставка.

Я нашла свою третью (и последнюю) вазу. Выставила букет. Раскрыла вложенную открытку.

Я на распутье.

И я по-прежнему люблю тебя.

Джек.

Черт. Черт. Черт. Я схватила пальто и помчалась в сторону Бродвея — к отделению «Вестерн Юнион» на 72-й улице. Там я подошла к стойке, взяла бланк телеграммы и обгрызенный карандаш. Написала:

Больше никаких цветов. Никаких пошлых фраз. Я не люблю тебя.

Уйди из моей жизни. И не ищи встреч со мной.

Сара.

Я подошла к окошку, протянула клерку телеграмму. Бесцветным голосом он зачитал мне вслух текст, произнося «Тчк» каждый раз, когда доходил до проставленной мною точки. Дочитав до конца, он поинтересовался, какой тариф я предпочитаю — обычный или скоростной.