Невыносимая шестерка Тристы (ЛП) - Дуглас Пенелопа

Первое письмо датировано 1983 годом. Последнее — 2017.

Тридцать четыре года.

Я осторожно кладу их обратно в шкафчик: неприятное ощущение проносится у меня в животе, отчего я чувствую, будто нахожусь в незнакомом месте. Окруженная незнакомцами.

Я не желаю никаких изменений. Я перестану узнавать свою жизнь и буду потерянной. Тошнота подступает к горлу, и я тяжело вздыхаю. Мне не нравится это чувство.

Я хочу, чтобы папа вернулся. Хочу, чтобы мама и Мими гордились мной.

Я хочу, чтобы мы снова были вместе.

Не сказав им, что ухожу, я запрыгиваю обратно в свою машину и думаю о том, чтобы поехать домой — или к Лив, — но через несколько минут вместо этого оказываюсь перед Вайнд Хаусом. Стоянка пуста, и машины миссис Гейтс на подъездной дорожке нет.

Я паркуюсь и прохожу мимо двери, в которую обычно захожу в рабочее время, прокрадываюсь через то же окно и спускаюсь в подвал. Я включаю свет и оглядываюсь, обнаруживая, что здесь пусто и тихо, все столы пусты, а тихий гул холодильников — единственный шум в комнате.

Такое неприятное место. Суровое и холодное, и я не понимаю, почему мне становится здесь спокойно.

Я подхожу и кладу руки на стерилизованный стальной стол, на котором несколько недель назад лежала Элли, в моей голове проносятся образы того, что теперь она всего лишь пепел. Она ушла.

Навсегда.

Если бы Элли выдался шанс вернуться, она сделала бы то же самое? Имеет смысл страдать за то, кто ты есть, а не за то, кем ты не являешься, но в конечном счете нет ничего хуже смерти, верно?

Человек способен вынести очень много. Но у всех есть свой предел.

Не раздумывая, я вскакиваю, сажусь на стол и перекидываю ноги, прежде чем лечь всем телом на ледяной металлический стол.

Я откидываюсь на спину, прижимаясь к поверхности, и слегка расставляю ноги, держа руки по бокам.

Все, кто лежит здесь, мертвы. Они не могут смотреть на яркие флуоресцентные лампы и понимать, что их шанс упущен. Вот и все.

Когда-нибудь я окажусь здесь. Наступит конец. И я больше никогда не заговорю, не полюблю или не поцелую.

О чем я буду жалеть?

Что, если я останусь одна?

Двадцать

шесть

Оливия

–Знаешь, я подумала, — тихо говорю я, пока ученицы идут к женской раздевалке, — можно было бы отменить поход по магазинам с Меган и Хлоей и вместо этого пойти с тобой.

Клэй сидит на скамейке, натягивает кроссовки и зашнуровывает их. Ее красивые волосы убраны на одну сторону, на ней сегодня черные легинсы и спортивный топ.

Она не отвечает.

— Клэй? — переспрашиваю я.

— По магазинам? — повторяет она, все еще не поднимая глаз.

Я поправляю хвост, осматриваясь в поисках любителей подслушивать.

— Купить платья для выпускного? — напоминаю я. Она вообще меня слышала?

Клэй встречается со мной взглядом, и в этот момент ее большие глаза очень похожи на оленьи, когда бедное животное попадает под свет фар.

— Ох, эмм…

Что, черт возьми, происходит? Вчера вечером я отправила ей нормальное сексуальное фото, после того дурацкого с пастой, но она не ответила и с тех пор, как мы пришли в школу на утреннюю тренировку, почти не смотрит мне в глаза.

— Э-э-э… — Она сглатывает, встает и вновь избегает моего взгляда. — У меня на самом деле уже есть платье.

У нее есть платье… Ладно, и что это значит? Я пристально смотрю на нее, сейчас язык ее тела абсолютно другой. Что, черт возьми, произошло между вчерашним днем и сегодняшним? У нее не получится пойти со мной по магазинам?

Я пытаюсь подобрать слова, но Клэй замечает мое смущение и на мгновение поднимает взгляд на меня.

— Я имею в виду, мы же договорились, что это все без обязательств, да? — наконец произносит она, сопровождая свои слова легким смешком. — Думаю, свидание на прошлой неделе было достаточным риском на некоторое время.

Достаточным риском…

Почему она не смотрит на меня? Может, я и могу сохранить это в тайне еще на некоторое время, но меня настораживает эта внезапно возникшая дистанция между нами. Я не просто девчонка для секса.

Повернувшись, достаю свой телефон и наушники из шкафчика.

— Мне нравится проводить с тобой время не только в постели, Клэй.

Но она не хочет этого. Или не готова это принять.

Клэй тянется ко мне.

— Лив…

— Просто забудь. — Я отстраняюсь и закрываю шкафчик. — Мэйкон был прав. Он всегда прав. А я сглупила.

Она захлопывает шкафчик и проходит мимо меня, пробормотав:

— Иди в душевую, я сейчас подойду.

— Нет, — возражаю я. — С меня хватит.

Я больше не занимаюсь этим. Все изменилось. Мне хочется пойти на выпускной, и я пойду туда со своей, черт возьми, девушкой. И точка.

Я иду в другом направлении, но кто-то проскальзывает мимо меня и преграждает мне дорогу.

— Привет, — радостно здоровается со мной Хлоя, она улыбается, оглядывая меня с ног до головы. — Ты права. Черный определенно твой цвет.

Я заставляю себя натянуто улыбнуться, пока Клэй пытается скрыть свое рычание.

— Спасибо, — отвечаю я.

Она проходит мимо нас к следующему ряду, и Клэй подбегает ко мне.

— Я не хочу потерять тебя, понимаешь, — шепчет она. — Просто дай мне шанс. Я пока еще не готова. Я не уверена. Что, если это не по-настоящему.

Что, если…

Я хватаю ее за руки и толкаю к шкафчикам, металлический лязг эхом разносится по всей комнате. Она ахает, когда я гляжу на нее, мои зубы чертовски напоминают оскал.

Кто-то выходит из-за угла, и я смотрю на Руби.

— Проваливай.

Она быстро оглядывает меня и Клэй, решает не вмешиваться и скрывается из виду. Я прижимаю ладони к груди Клэй, чувствуя учащенное биение ее сердца.

— Когда твое сердце бьется слишком быстро, — выпаливаю я, — оно не перекачивает достаточно крови к остальным частям твоего тела. Это истощает твои органы, вызывает у тебя головокружение, неспособность дышать, слабость, ты не можешь думать… — Я наклоняюсь, прижимаясь к ней лбом. — Я делаю это с тобой. Не он. Я настоящая.

Отпускаю ее, отхожу на шаг и жду. Жду хоть чего-нибудь. Жду согласия. Отрицания. Жду, когда Клэй поймет, что ей нравится быть со мной, и тот факт, что она готова пожертвовать этим, разбивает мне сердце.

Она стоит там и просто смотрит вниз, ее челюсть дрожит, на лице — чистая агония.

— Я не могу… — произносит Клэй одними губами, прежде чем вновь обретает дар речи. — Не могу рассказать родителям, что я лесбиянка. Я никогда не смогу рассказать им об этом. Они больше не станут смотреть на меня так, как раньше. Я их разочарую.

Боль пронзает мое тело, когда все расплывается перед глазами.

— Тебе не следует говорить им, что ты лесбиянка, — шепчу я. — Ты только должна сказать, что влюблена в меня.

Пожалуйста. Я понимаю, как страшно что-либо менять в своей жизни. Бояться увидеть осуждение в глазах людей, которых любишь.

Но Клэй будет жалеть, что не воспользовалась этим шансом. Она может потерять меня, но никогда не перестанет быть той, кем является на самом деле, и однажды это уже невозможно будет спрятать.

— Просто возьми меня за руку, — бормочу я. — Пожалуйста, возьми меня за руку.

Но она медленно качает головой, слезы текут по ее лицу, когда она отходит назад.

Я делаю шаг вперед.

— Клэй…

Она качает головой и вновь отступает.

— Клэй, не делай этого.

— Прости, — говорит она, вытирая слезы.

И я опускаю руку. Хлопаю рукой по шкафчикам, меня словно охватывает адское пламя.

— Черт бы тебя побрал, — рычу я. — Чтоб тебя! Я говорила тебе держаться от меня подальше. Говорила? Я просила, чтобы ты оставила меня в покое!

Я знала, что так все и будет. Я всегда знала, что она дрянь.

Клэй всхлипывает, и я заглядываю ей в лицо.

— Почему ты просто не оставила меня в покое, а?

Но я не даю ей шанса ответить. Обогнув ее, выхожу из раздевалки и несусь через все еще пустую школу, пока не выбегаю из здания и не оказываюсь в миле от нее за считаные минуты. В легких не остается воздуха, я тяжело дышу и останавливаюсь, согнувшись, в попытке вдохнуть и остановить слезы.