Книга про Иваново (город incognito) - Дмитрий Фалеев

А близко медведя я видел на Белом море. Около полуночи мы пересекли море на тримаране. Пока я в кусты сумку с кухней носил, чтоб готовить не на ветру, Саша Зайцев, с Коврова парень, мне говорит: слушай, медведь идет. А полярный день-то – и в полночь светло.

– Белый медведь?

– Нет, бурый. У меня родилась бредовая идея – дай-ка я его на задние лапы постараюсь поднять, услышу, как рычит. Он идет, ветер четко от него. Я спокойно стою, жду, а зверь приближается, морду опустил. Я потом померил – пятнадцать метров до него оставалось. Тут уж он почуял или увидел, но без рыка убежал… Здоро-овый! Я вернулся в Иваново, пошел с дочерью в зоопарк, отмерил от клетки пятнадцать метров: в зоопарке медведи маленькие, много меньше, чем тот был.

– Я не раз слышал об экспедиции ивановцев на тримаране на остров Беннетта, в которой вы принимали участие. Говорят, что моржи представляли опасность.

– Говорят и пишут не всегда всю правду. Моржей мы видели, но никакой опасности они не представляли. Наш руководитель в них стрелял сдуру. Моржи – мирные животные. Бивни им служат, чтоб на лед вылезать, чтоб донных моллюсков копать, самцы между собой на бивнях дерутся. До нашего катамарана им дела не было.

– А шторм видели на Ледовитом океане?

– Мы в шторм попали в Баренцевом море в сентябре 2002 года. Шли из Белого моря в Мурманск, далеко от берега старались не отходить – никаких приборов у нас не было, и мы ориентировались по береговым огням. А шторм разыгрался – волна на полмачты, три с половиной метра – как раз ночью, в мою вахту. Нас трое было. Волна настолько высокая, что я береговой огонь не увидел – мне его волной закрыло, а все время надо подруливать. Нас в темноте повернуло и сломало рею. Тут я кричу: «Аврал!» Основной парус опустили, ветер был северный – нам к берегу попутный, и мы на стакселе пришли в бухту. После сутки рею ремонтировали.

– Были действительно страшные случаи в походах?

– Были, наверное. О, вспомнил! В дальневосточном походе у меня заболел бок, медсестра с нами шла, говорит: «Аппендицит». Мы с руководителем переглянулись: «Вот ты его и вырежешь». – «Как?! – Она в слезы. – Нельзя в таких условиях!» – «Чего? Ножик-то мы тебе наточим – будешь резать». Но мы один день постояли, лишнюю дневку сделали, после меня поразгрузили, и ничего – прошло. Вот это был страшный случай.

– Как вы оказались в составе конной кругосветки?

– Дело в том, что самый лучший мой поход – это поход на Камчатку в девяностом году. После него какие бы маршруты я ни придумывал: в Приморье или по Северному Уралу, – уже не так интересно было, и я понял, что надо идти за границу. Я за границей ни разу не был и тут узнаю, что Петя Плонин собирается в конную кругосветку. Я с работы отпросился, и четвертого мая мы вышли из Иванова.

– По какому маршруту?

– Из Иванова в Суздаль, потом во Владимир. Первую сотню километров шли очень медленно – лошади снашивали подковы за неделю или за четыре дня, а подкову приколачивать не к чему, потому что копыто не успевало отрасти – оно отрастает за четыре недели, и мы постоянно ждали, когда копыто отрастет, чтобы перековать. Лошади у нас две полукровки, а две – владимирские тяжеловозы, по восемьсот килограмм; такая сточит что угодно. Мы бились с подковами, думали, чего бы покрепче наварить. Пробовали ролики от подшипников – эти крепче стояли, но вопрос решился только в Германии.

– Там подковы лучше?

– Твердый сплав. В них предусмотрены специальные стальные головки, в которые вставляется победитовый шестигранник, и он не снашивается.

– Вернемся во Владимир.

– Из Владимира мы поехали в Москву. В Москве еще полмесяца простояли, ждали разрешения въезда на Красную площадь. У нас был информационный спонсор – передача «Пилигрим». Ведущий поставил условие: мы должны стартовать с Красной площади. Он выбивал это разрешение две недели! Все остальные столицы прошли безо всякого разрешения. Перед Белым домом лошади стояли! Только в России такое! Как была у нас закрытая страна, так и осталась. Одно вранье по телевизору, что свобода…

– Чем Европа удивила?

– Удивила тем, что там с любым вопросом, даже самым простым: где помыться, постирать, где поставить лошадей, – нужно обратиться к полицейскому, и он найдет вам место, подскажет, как лучше поступить.

– То есть там полиция для людей?

– Да, у нас пусть «полицией в квадрате» назовут, пусть «полицией в кубе», но как они были менты, так менты и остались. А в Европе полицейский – первый человек, который поможет тебе решить проблемы.

– Как кибитка ваша выглядела?

– Метр восемьдесят шириной, три с половиной метра длиной. Спальное отделение как купе поезда: два рундука и две откидные верхние полки. Так вот и ехали – продукты у нас были, а денег не было. Мы в Польшу вошли, несколько злотых подсчитали. Петя Плонин говорит: мы можем или хлеба купить, или купить марки, чтоб отправить домой письма, что мы за границей. Никто же не верил, что нас туда пустят! Это девяносто четвертый год – телефонов не было не только мобильников, но и домашних телефонов ни у кого из нас не стояло. Собирались все на квартире у знакомой, у которой был телефон, чтобы мы в четверг могли созвониться, но это было начиная с Германии.

– А готовили как?

– Сначала на примусах, а после перебивались кое-как. До Берлина еще на кострах шли, а в Западном Берлине нас в полицию сдали. Берлин пересечь – проблема, настолько он велик. Едем-едем – он никак не кончается, все город и город, нашли какой-то парк, лес настоящий. Свернули на боковую дорожку – там раскопки, прокладывают, видимо, что-то. Мы тут и встали. Я с утра был дежурный – накормил лошадей, пора кашу готовить. Ведро было сделано: из ведра – печка… И вдруг немец подъехал – как он нас учуял? Говорит мне чего-то, а иностранный язык у нас знал только один человек, остальные – ни бельмеса. Я ему – нихт ферштейн. Он мне: «Сейчас полицейские приедут – будет тебе ферштейн». Он по-немецки сказал, но я его понял. Ребят разбудил, сказал им, в чем дело. Подъехали две машины – полицейские-женщины. Мы им объясняем, пресс-релизы показываем – у нас с собой были, а ведро наше, «печку», я уже убрал. Они – уезжайте! Мы им показываем, что нам сначала надо лошадей запрячь, прежде чем запрячь, надо их