Одинокий волк - Патриция Гэфни

– Что ж, может, ты и права. Но суть в том, что я отлично понимаю, зачем он это сделал. Понимаю его, как никто другой. Поставь себя на его место, и тебе все покажется абсолютно разумным.

– Знаю. Я все время об этом думаю. Отец и дочь тихонько рассмеялись. У Сидни стало немного легче на душе.

– Я собираюсь навестить его в тюрьме, папа. Я уже твердо решила. Тетя Эстелла…

Ее голос оборвался, не было нужды продолжать. Отец похлопал ее по руке и поднялся. Сидни вздохнула: разговор по душам закончился.

Профессор Винтер вытащил трубку из жилетного кармана и зажал ее в зубах.

– Не стоит ходить туда одной. И он опять принялся хлопать себя по карманам, на этот раз в поисках кисета.

– Филип поедет со мной, если я его попрошу.

– Отлично, отлично… Я тоже поеду.

– Ты? Я не ослышалась?!

– Будет не так мрачно, если мы поедем вместе. Он будет рад нас видеть, разве нет?

– Д-да, конечно. О, папа, спасибо большое.

– Эсти не придет от этого в восторг. Ты собираешься ей сказать о наших планах? Сидни кивнула в замешательстве.

– Вот и хорошо. Избавь только меня от этого. Терпеть не могу женские истерики.

Он подмигнул ей и направился в кабинет, продолжая на ходу хлопать себя по карманам.

Тетя Эстелла занималась уничтожением тли. Эта работа всегда доставляла ей огромное удовольствие. Ей нравилось разбрызгивать клейкую массу на крошечных белых вредителей, высасывающих жизнь из ее драгоценных роз.

– Давно хочу у вас спросить: что, собственно, такое «тля»? – неестественно оживленным голосом начала Сидни, остановившись на почтительном расстоянии от тетушки и заложив руки за спину, пока тетя Эстелла направляла шланг на розовый куст одной рукой, а другой качала насос в ведре. – Эти… существа никогда не двигаются. Что это – растение? Или насекомое? Или… микроорганизм, что-то вроде амебы, – замялась она, смутно припоминая нужное слово из почти забытой лекции по биологии.

На все вопросы племянницы тетя Эстелла ничего не ответила: она продолжала энергично орудовать шлангом и насосом, как будто, кроме нее, в саду не было ни души. Ее рабочая экипировка состояла из самого старого платья и длинного фартука, нитяных перчаток до локтя и плоской соломенной шляпы с широкими мягкими полями. Сидни сделала еще одну попытку:

– Папа говорит, что мистер Уилкерсон уходит на пенсию по состоянию здоровья. Надеюсь, с ним ничего серьезного не случилось, но разве это не замечательно, что вы теперь сможете занять его место? Вы бы отлично справились. Лучше, чем он, я уверена. К тому же вы стали бы первой женщиной-председателем! Это было бы… просто… – она потупилась и покраснела. – Это стало бы настоящим событием.

Последние слова прозвучали так тихо, что сама Сидни едва их расслышала.

– Что тебе нужно?

Резкость тона поразила Сидни. Она вскинула голову. Тетя Эстелла по-прежнему стояла, повернувшись к ней спиной, не прерывая своих трудов. Ее окаменевшие плечи и гордый поворот головы сами по себе говорили о том, что Сидни напрасно сюда пришла. И все-таки она решила, что попробовать стоит. Она должна была сделать эту попытку. Возможно, удивительные минуты только что пережитой откровенности с отцом помогли ей расхрабриться. А может быть, просто настала наконец пора повзрослеть. Как бы то ни было, она впервые в жизни не ощущала страха перед тетей Эстеллой.

– Я хочу извиниться перед вами. То, что я сделала… Я знаю, это причинило вам боль, тетя. Мне очень жаль.

Молчание. Тетя Эстелла подняла ведро и перенесла его к соседнему розовому кусту.

– Я не хотела делать вам больно. Хотя не стану вас обманывать: я понимала, что это неизбежно. Что должен был означать этот шумный вздох? Негодование, нетерпение, сдавленный презрительный смешок? Если так, Сидни, вероятно, его заслужила. Сбежав с Майклом, она потрясла бедную тетю Эстеллу до самой глубины ее чопорной пуританской души. Подобно разверстой пасти чудовища перед тетушкой в течение пяти дней и ночей маячила угроза огласки, скандала, общественного позора. Она все никак не могла опомниться и вся дрожала от возмущения. Сидни испугала ее до полусмерти своим побегом, и теперь ей нелегко было простить племянницу.

– Я сегодня не пошла на предварительное слушание, потому что вы просили меня об этом, – упрямо продолжала Сидни, решив, что лучше уж не тянуть и сразу выложить самое страшное. – Я с уважением отнеслась к вашим доводам: репортеры и фотографы непременно постарались бы использовать ситуацию, и, хотя мое присутствие могло помочь Майклу, шумиха принесла бы вред семье. Но…

Она собралась с духом и сказала:

– Завтра я собираюсь навестить его в окружной тюрьме. Филип поедет со мной и отец тоже.

Никакого отклика не последовало, и Сидни заторопилась:

– Там не будет прессы, никто не станет нас преследовать. Никто даже не узнает, что мы там были, кроме мистера Осгуда и нескольких полицейских. Поэтому, – ее плечи поникли, а голос зазвучал совсем глухо, – я поеду.

Тетя Эстелла выслушала новость, по-прежнему стоя спиной к племяннице. Когда она наклонила голову, обвисшие поля шляпки совсем скрыли ее профиль. Пчела села ей на плечо. Сидни машинально прогнала насекомое, но даже такое легкое прикосновение заставило тетушку повернуться волчком. Ее глаза горели гневом и обидой, но это было вполне естественно. Чего Сидни никак не ожидала, так это ее слез.

– Ой, тетя…

Столь же стремительно тетя Эстелла опять повернулась к ней спиной и возобновила прерванное занятие, налегая на насос с угрюмой яростью, говорившей о ее душевном волнении больше, чем любые рыдания. Сидни в беспомощной растерянности следила за ней, а потом предприняла шаг, на который ни за что не отважилась бы раньше. Она подошла ближе, настолько близко, что тете Эстелле пришлось прекратить опрыскивание из страха обрызгать племянницу пестицидом, и положила руку ей на локоть. На одну неловкую секунду обе застыли в неподвижности.

– Я люблю вас, тетя Эстелла, – прошептала Сидни. Впервые в жизни она заговорила со своей тетей о чувствах. Пожалуй, впервые поняла, как глубока на самом деле существующая между ними привязанность.

– Мне очень жаль, что мой поступок причинил вам столько горя. Я полюбила Майкла. Это не увлечение, не похоть, и не думайте, будто я это сделала назло, чтобы кому-то что-то доказать. Я люблю его. Я не могла его бросить на произвол судьбы, не могла позволить, чтобы его забрала полиция. Я не стыжусь того, что сделала. Я только жалею, что это заставило вас страдать.

– Сидни, – прошептала тетя Эстелла и поспешно отвернулась, пытаясь скрыть слезы.

– Похоже, никто так ничего и не узнает, – продолжала Сидни уже более бодрым тоном. – Это должно вас успокоить. Мне тоже нелегко приходится, поверьте. Я была вынуждена солгать Камилле, моей лучшей подруге. Это было ужасно.