Утро без рассвета. Колыма - Эльмира Нетесова

— А ежедневный пассажирский транспорт туда не ходит?

— Раз в неделю. Значит тебе четыре дня ждать.

Темнота подступила сразу, как только Яровой покинул освещенный причал. Ветер трепал одежду. Морозил. Аркадий шел, угнув голову, время от времени смотрел, далеко ли еще до колхозного причала. Леденело лицо, руки. Они, казалось, потеряли всякую чувствительность.

Время тянулось бесконечно, как ночь. Наконец, колхозные суда выглянули из темноты неясными контурами. Небольшие катера жались к громадным морозильщикам, досыпали свои последние, спокойные часы, перед выходом в море. Аркадий заметил, что на палубе одной из мэрээсок[36] кто-то курит. Кому-то тоже не спалось.

— Послушай! Скажи, твое судно сегодня пойдет в море? — спросил он курившего.

— Слушай, друг, а зачем мы тогда здесь торчим? Конечно, пойдем! — ответил голос с палубы.

— Возьмите меня до устья!

— Давай! Почему не взять! — зашевелился человек на палубе и опустил трап. — Проходи в каюту! — услышал он голос рядом с собой. И человек открыл перед ним дверь. — Иди, согрейся, весь дрожишь.

— Когда пойдем? — спросил его Яровой.

— Через полчаса. Ложись. Два часа можешь спать. Как будем подходить к устью, разбужу, — и, укрыв полушубком, вышел из каюты.

Яровой не слышал, как судно отошло от берега. Не чувствовал, как капитан заботливо поправил полушубок на нем. Как сушил его ботинки и куртку над раскаленной печуркой. Как долго стоял в задумчивости — разбудить или не надо? А горячий, только что сваренный краб, обжигал руки.

— Э-э! — ломал капитан крабьи ноги и засовывал в пакет. Немного подумал и, тронув за плечо, сказал:

— Вставай, скоро устье! Поешь! Еще успеешь! — и, выловив из бака второго краба, стал отламывать клешни.

— Нет! Не надо!

— Прости! Но больше нечем угостить, — развел руками капитан. И подвинул Яровому кружку чая.

Тот пил. Вдыхая аромат, греясь теплом.

— Откуда будешь? — спросил капитан.

— Из Еревана. А ты откуда?

— Ленинаканский я!

Они смотрели друг на друга удивленно.

— Кэп! По правому борту баржа! — всунулся в каюту дизелист.

— Дай малый ход! — скомандовал капитан. И в один прыжок исчез из каюты.

Сверху из будки послышалась ругань. Отчаянная, злая — рвали душу.

— Куда ты прешь? Дурак! Зачем свое корыто развернул? Равняй по фарватеру! — крикнул капитан по рации. В ответ неслось:

— Течение развернуло! Я не виноват.

— Обходи воронку! Там коряги. Напорешься! — орал капитан. Баржа остановилась. Но вот течение развернуло нос и подхватило в круг.

— Равняй!

— Не могу штурвал удержать! — закричали в ответ испуганно.

— Лодку за борт! — скомандовал капитан боцману.

— Прыгайте! Все! — крикнул капитан. И, оглянувшись на Ярового, заторопил:

— Быстрее!

Аркадий глянул вниз, в лодку. И отрицательно покачал головой. Рыбаки не стали уговаривать. Тут же отчалили от борта.

Мэрээска пошла к барже. Капитан не видел, что Яровой не прыгнул в лодку и спокойно вел судно навстречу барже. Он знал, она возвращалась с рейда вместе с пассажирами, взятыми с борта теплохода, знал, что через пять-десять минут они могут погибнуть в воронке. Надо срочно помочь барже. Если удастся. Если успеть.

Лодка отошла далеко. Вода в устье была спокойна. Аркадий вошел в рубку. Капитан онемел от неожиданности. Лицо его вытянулось. А потом вдруг просветлело. Понял. Догадался.

— Спасибо.

— Что? — не поняли на барже.

— Держи штурвал. Готовься трос принять!

— Понял!

Сейнер шел к барже, уже надежно попавшей в воронку.

«Самого может закрутить. И еще как! А там и следом за баржей

— на дно. Мало ли тут погибло?» — думал капитан. Но тут же отогнал от себя мрачные мысли.

— Эй, вы! На черепахе! А ну, кто трос примет? Выходи! Рулевой вышел. Капитан оглянувшись на Аркадия, попросил:

— Держи штурвал. Намертво держи! Иначе пропали! Вот так! Видишь? Давай! — и выскочил на палубу.

Штурвал дрожал, вырывался. Норовил крутнуть в другую сторону, драл кожу с ладоней. Настырным конем из рук выдирался.

— Врешь! Не взять меня! — уперся Яровой ногой в порог рубки. А на барже все никак не могли поймать трос. Кричали

суматошно, бегали по борту. Но вот трос грохнулся на баржу. Там заликовали. Закрепили, и баржа пошла по кругу, потянула за собою мэрээску.

Капитан вскочил в рубку, включил ход. Успел отойти от воронки. Стал понемногу натягивать трос. Вот он струной протянулся от баржи к судну. Мэрээска пыхтит. Стала. Баржа слишком тяжела. А тут еще течение. Встречное течение. Как все это преодолеть? Капитан сбавляет ход. Судно дрожат. Того и гляди перевернется. Но надо удержать. А баржа стоит, как вкопанная.

Капитан прибавляет ход. Мэрээска рванулась. Но тут же стала. Еще усилие! Еще рывок! Пассажиры столпились на борту баржи, молчат. Все поняли. Как на грех, ни одного судна, какое могло бы подключиться, помочь. Двойной тягой быстро бы управились. А тут что — муха слону помочь решила.

Мэрээска пыхтит загнанно. Баржу не крутит, но и сдвинуть не удается. А долго ли вот так удержать ее сможет? И капитан, не выдержав, дал полный ход. Баржа удивленно вздрогнула, словно кто- то, озлившись, дал ей по заду, как норовистой лошади злым хлыстом. И, не выдержав упрямства мэрээски, развернулась носом к суденышку, послушно, словно бык на веревке, поплелась следом за мэрээской.

Вот, она уже вышла из воронки. Миновала беду. А вскоре отошла от опасного места, дала гудок капитану. То ли просила отпустить ее с привязи, то ли благодарила. Тот остановил мэрээску. Принял трос. Вернулся в рубку. Баржа пошла своим ходом.

— Спасибо, Гриша! — донеслось по рации. Капитан молча выключил ее. Огляделся по сторонам. С берега к мэрээске торопилась лодка с рыбаками.

— Отправил их на случай, если перевернулся бы! Уж если что

— так сам, — оправдывался капитан. И, глянув на Ярового, добавил:

— Хотя, говорят, говно, не тонет.

— Ты это о ком? — не понял Яровой.

— О них. И о себе немного.

— Сейчас этих подождем, и отвезу тебя. Устье уже вот! Видишь? Рядом!

— Да, брат, не думал, что и в спокойную погоду утонуть можно, — покачал головой Аркадий.

— Еще как! Причем, заметь, в реке!

— Обидно!

— Всякое бывает, — вздохнул Гриша.

Рыбаки цепляясь за борта один за другим влезли на палубу.

— Здорово ты их выручил, кэп!

— Пусть магарыч ставят!

Капитан молчал. Яровой старался не смотреть на рыбаков.

— Подержи штурвал! — сказал Гриша боцману и спустился в каюту. Через несколько минут вернулся. Что-то бережно держал в руках, завернутое в полотенце. Молчал.

Судно подходило к устью. Рыбаки вышли на палубу. Курили. Кто-то готовил к спуску трап. Яровой смотрел на берег, куда ему через несколько минут предстояло сойти.

— Спасибо тебе, пассажир!

— За что?

— Не бросил.

— Не будем об этом!

— Вот это подарок тебе. Коралл. Возьми его. На память. Он такой же розовый, как наш туф. И красивый, как узоры на камне, что умеют делать только у нас в Армении! Он из кружев. Как из дыханий. Коралл обо мне напоминать тебе будет. Возьми, не обижай меня! Пусть он тебе поможет, как помог мне ты.

Следователь сошел на берег. Кто-то тут же убрал трап. Резкий ветер хлестал по лицу. Яровой, не оглянувшись, поднялся на сопку. Пошел по дороге, торопясь. Вдруг резкий гудок, снизу, с реки, догнал его. Остановил. Погудел еще. И еще. Яровой глянул вниз. Капитан, высунувшись из рубки, махал ему рукой, прощался как с моряком. Гудок замер.

Семен сидит в дизельной. Нетерпеливо поглядывает в окно. Ждет… Ровно работает двигатель. Сколько лет прошло. Ан, ничего. Как старый друг, ни разу не подвел. Гиря поглаживает двигун по защитной сетке. Чуть было не оставил сиротой…

… В тот день, когда он ушел из совхоза — решил не возвращаться сюда никогда. Мало ли что просили остаться. «Потеплело на минуту на душе у Панкратова, вот и попросил. А потом, через час, сам себя, наверное, ругал», — думал Гиря. И решил пожить сам. Как захочет. Имеет же он право после стольких лет о себе вспомнить. Ведь мужик, человек! И захотел развлечься. Но лишь первое время. Дело! О нем Семен не забывал и ночью.

Скальп… Он напоминал о себе ежедневной болью. Скальп… И снова сжимались в гири пудовые кулаки. Скальп… И спине становилось жарко, будто он вот — рядом, стоит только руку протянуть.

Но сначала отдых. Где же? Да, конечно, в своей деревне. Развлечься с бабами, ведь не стар. Выпить с мужиками. Сходить на могилу деда. Обновить ограду. А может и вовсе заменить ее на чугунную. Витую. С узорами. И поговорить с дедом. В темноте. Как бывало в ночном. Может даже признаться во всем. Сказать, что много раз отомстил он за украденные деньги, за проданную корову, за отнятую науку, за смерть деда. Мстил. Но и его судьба не обошла. Поймала за шиворот. Тоже отплатила. За все— с лихвой. Чуть жив остался.