Судьба и другие аттракционы (сборник) - Дмитрий Раскин

— Зачем ты дала ему папку? — шепнул Арбов Лидии.

— Её нельзя было ему давать, но и не давать нельзя, — шепнула Лидия.

— Я бы понял еще, если б ты сделала из-за своей мании, контактофобии, но я более чем уверен: отдавая бумаги, ты уже знала, что он только жертва, — шепнул Арбов.

— Я всё слышу, — сказал Ветфельд, — то есть можете не шептаться. Правда мне не по силам, но обретать свободу в сочиненной для меня реальности… Знание раздавило, размазало меня, как букашку, а незнание унизительно… и не для меня только, вообще, — он усмехнулся, — для бытия.

— Ты не понял, Курт, — начал управляющий, — реальность была тебе лишь предложена, — подлинной, главной, настоящей ты её сделал сам.

— Неужели у него был выбор? — изумилась, обрадовалась Лидия, но тут же осеклась. — Но какой же здесь может быть… — она решила, что управляющий говорит в утешение Ветфельду, и замолчала.

— Ты, Курт, мог сделать эту реальность примерно такой же, как и ту, настоящую, — продолжал управляющий, — более-менее бездарной, более-менее осмысленной, может быть, чуть интереснее в каких-то деталях и всё… небывшее могло оказаться, скажем так, изоморфным твоему былому. (И вот эта правда действительно размазывает человека, как букашку!) У тебя же получилось нечто иное, и ты сам это знаешь… Ты сам прошел свой путь, тебе никто ничего не гарантировал, да и не мог гарантировать при всём желании. Так что, Лидия, — управляющий повернулся к ней, — соотношение свободы и истины здесь оказалось не совсем таким, как вам представлялось.

— Я помню ночь, где-то месяц спустя после кончины Марии, — говорит Ветфельд, — я был близок к тому, чтобы сделать с собой что-то, а мне теперь говорят, это было заданием, тестом в интерактивной игре, но ты молодец, справился, прошел на следующий уровень.

— Это не игра, Ветфельд, — кричит управляющий. — Для него это серьезно. С ним происходит сейчас… он трансформируется не как машина с заложенной программой самоусложнения (у них есть такие), он страдает, у него то, что у нас с вами называется угрызениями, это, наверное, можно назвать катарсисом.

— Как трогательно, — съязвила Лидия.

— Я хочу видеть мозг , — вдруг сказал Ветфельд. — Не бойтесь, я не буду стучать кувалдой по его извилинам… я хочу с ним напрямую , без посредников.

— Это не Бог, Курт, — сказал Арбов. — Он не сумеет…

— Но он всё же сделал небывшее бывшим для Ветфельда, — ухватилась за мысль Лидия, — значит…

— Я не об этом, — перебил её Ветфельд.

— Как? Ты не хочешь обратно , — поразился Арбов. — В свою настоящую жизнь?!

— Он не сумеет, — сказал управляющий, — он не только не Бог, но и…

— Я не об этом вовсе, — нетерпеливо прервал их Ветфельд. — Я о другом хочу. С ним… но я должен с ним напрямую .

— Мозг почти такая же метафора, как и «синтезатор добра» или же «аттракцион», — сказал управляющий. — Это иная форма жизни, и она рассредоточена в стенах отеля, в цветах сада…

— И в лошадках? — ужаснулся Арбов, глянув на разбитые фигурки карусели.

— И в лошадках, — кивнул управляющий.

Мстительное выражение мелькнуло на лице Лидии.

— Значит, мы имеем дело с негуманоидной цивилизацией? — выдохнул Арбов.

— Причем напрямую , — сказал управляющий. — Их цивилизацию составили три-четыре формы разумной жизни. Здесь представитель одной из них… Они ушли в иное пространство, может, в другую Вселенную, параллельную или еще какую, представьте, как я всё это мог понимать в девятнадцатом веке. А его , — управляющий неопределенным жестом показал вокруг, — оставили нам, как дар, сами же канули… У них что-то не получилось в этой Вселенной, они исчерпали своё время — свои миллиарды… они должны были заново… я понял так.

— Так вот почему всё это не есть Контакт! — воскликнула Лидия.

— Он один? — спросил Арбов.

— На Земле, да, — ответил управляющий. — Его сородич решил остаться с другой цивилизацией.

— Так, значит, другая есть? — голос Арбова.

— Мы никогда ничего не узнаем о них, а они о нас, потому как это слишком далеко.

— Далеко, — повторила Лидия, — как просто и как безнадежно.

— Получается, я, все мы в эти дни и были с ним напрямую ? — Ветфельд сказал так, будто только что услышал это слово от управляющего.

— Он так хотел, пытался, чтобы у него появилась, выросла та самая «ручка», — сказал управляющий Арбову.

— Что он хочет от нас? — спросил Арбов.

— Я так и не понял, — сказал управляющий. — Он не для того, чтобы спрямить наш путь, и не для того, чтобы подгонять нас по нему тычками в спину. Могу перечислить еще сколько-то «не»… и только. Но точно знаю, он остался не для себя, а для нас.

— Вы говорили, господин управляющий, — начала Лидия, — что он теперь будет меняться?

— Кажется, да, — кивнул управляющий.

— А не получим ли мы какой-нибудь «синтезатор зла»? — выпалила Лидия. — Это было б логично.

— Лидия, это было б банально, — закричал, затопал на нее ногами Арбов.

— К тому же, мы кое-чем заслужили, — в задумчивости пожала плечами Лидия.

— И если ты подожжешь отель, — шумел Арбов, — опрыскаешь ядохимикатами сад — это тоже будет банально, бездарно.

— Он уже причинил столько горя своим добром, — продолжала своё размышление Лидия.

— А я ему благодарен, — сказал Арбов. — Бла-го-да-рен.

— Почему людей нельзя сделать просто счастливыми, и всё? — спросил управляющего Ветфельд.

— Иногда получается то, что не зависит от судьбы, несудьбы, успеха, удачи и не сводится к счастью, — говорит управляющий.

— Вы хотите сказать, что счастье невозможно… его нет? — спрашивает Ветфельд.

— Я обычный человек, — взмолилась Лидия, — обычный, да… и мне бы чего попроще.

— Вы и в этом правы, — пытается управляющий, — но я вас очень прошу, Лидия. Не сжигайте отель.

— Неужели он у вас не застрахован? — усмехнулась Лидия, повернулась и ушла в дом.

— Когда же всё это ваше закончится? — спросил Ветфельд.

— Он уже старый, — сказал управляющий, — ему осталось лет пятьдесят.

— А что будет с вами? — Ветфельд спросил управляющего механически, без всякого интереса.

— Начну стариться. В два-три года стану восьмидесятилетним.

— Надо остановить Лидию, — дернул управляющего за рукав Арбов.

— Мы не вправе вмешиваться, — ответил управляющий, — сейчас не вправе, как потом, не знаю.