Красная площадь - Мартин Смит

Аркадий подчинился воле толпы. Ускорив шаг, он заметил, что бежит вместе со всеми по боковой улице, оказавшейся тупиком, перегороженным армейскими грузовиками, поставленными буфер к буферу. Кто-то стащил с одного из грузовиков брезент, и люди, словно альпинисты, стали перебираться на другую сторону, помогая друг другу.

По другую сторону грузовика перед Белым домом изгибалась широкая Краснопресненская набережная. Белый дом представлял из себя сравнительно новое здание — мраморную коробку с двумя крыльями, которые словно парили в свете тысяч зажженных людьми свечей. Группа, в которой шел Аркадий, цепочкой прошла между автобусами и бульдозерами, составлявшими часть баррикады.

Чего только он не наслушался по пути: Кремль окружен танками, готовыми двинуться по проспекту Калинина к Белому дому; мятежные войска расположились у Большого театра; Комитет доставляет на барже к набережной баллоны с газом; десантники нашли туннели, ведущие в Белый дом; штурмовые группы высадятся с вертолетов на крышу; находящиеся внутри здания агенты КГБ по тайному сигналу расстреляют из пулеметов его защитников; будет как в Китае или Румынии, и даже хуже.

Люди наклонялись к небольшим кострам, собирались вокруг уставленных свечами временных алтарей. Многие из них никогда прежде не ходили на демонстрации, не участвовали ни в каких митингах. И вот теперь ноги привели их сюда.

К Белому дому было мало подходов, потому что мост через реку был забаррикадирован с обеих сторон. Среди подъезжавших с проспекта Калинина Аркадий заметил Макса. На расстоянии он выглядел не так уж и плохо, если принять во внимание их стычку. Одну руку он сунул в карман пиджака, но двигался так уверенно, что толпа расступалась.

На углу Белого дома стоял увешанный гирляндами цветов танк, прибывший на его защиту. Солдаты на броне — мальчишки с запавшими глазами, в которых светились решимость и страх. Башня танка была повернута в сторону проспекта Калинина, откуда Аркадию был слышен треск автоматных очередей.

Студенты играли на гитарах и пели надоевшие всем песни о березках и снегах. Любители поп-музыки поддерживали себя записанным на пленку тяжелым роком. Дряхлые ветераны, взявшись под руки, выпячивали груди с орденскими ленточками. Армия уборщиц — женщин в темных пальто и платках — выстроилась в ряд, готовая дать отпор кому угодно.

Аркадий передвигался, не упуская из виду Макса, который, по всей видимости, знал, куда идти. Он обошел баррикаду, возведенную из строительных лесов, старых матрацев, железных загородок и скамей. Строили ее мужчины с «дипломатами» и женщины с хозяйственными сумками, пришедшие на передовую прямо со службы или из булочной. Девушка в плаще взбиралась на это временное сооружение, чтобы повыше прикрепить российское трехцветное знамя. Это была Полина. Она глянула вниз со своей командной высоты, не видя внизу Аркадия. Щеки ее пылали, волосы были распущены. Парень, которого Аркадий видел с ней в аэропорту, карабкался следом, но с опаской, так как снова стали доноситься звуки перестрелки.

Макс направился к ступеням Белого дома. Догоняя его, Аркадий разглядел своего рода план обороны. Перед баррикадами собрались женщины — нечто вроде внешнего заслона, который в первую очередь придется прорывать солдатам. Затем размещались «ударные войска» из невооруженных граждан — скопление людей, которых будут разгонять водометами. За ними — мужчины помоложе и покрепче, организованные в подразделения примерно по сто человек. У подножия лестницы Белого дома группами по десять человек стояли ветераны-афганцы. Выше находился внутренний заслон из людей в закрывавших лицо темных лыжных масках и с оружием за плечами. На самом верху лестницы виднелись освещаемые вспышками микрофоны, фото— и видеокамеры.

— И вы здесь? — схватил Аркадия за руку коренастый милиционер.

— Не понял, — Аркадий не узнавал его.

— На прошлой неделе вы чуть меня не сбили. Застали, когда я брал деньги.

— Ах да! — вспомнил Аркадий, — после похорон.

— Теперь видите, что я не только беру взятки.

— Конечно, нет. А кто эти, в лыжных масках?

— Разные люди — личные телохранители, добровольцы, — однако все внимание офицера обратилось на Аркадия. Он представился: назвал фамилию, имя и отчество, настоял на том, чтобы Аркадий их повторил и пожал ему руку. — Только сегодня ночью можно узнать, кто есть кто. Я пьян, как никогда в жизни, хотя во рту не было ни капли.

Всех объединяло написанное на лицах выражение изумления, но все они, каждый в отдельности, решились сбросить с себя маску, которую носили всю жизнь, и открыть лицо. Учителя средних лет, мускулистые водители грузовиков, нелюбимые народом аппаратчики и беспечные студенты бродили вокруг, будто узнавая друг друга. Как в игре «Я тебя знаю». И на всю толпу русских — ни одной бутылки. Ни одной!

По периметру патрулировали ветераны-афганцы с красной повязкой на рукаве. Многие были в полевой форме, у одних были рации, у других — сумки с бутылками, наполненными зажигательной смесью. Болтали, что там, в Афганистане, они стали наркоманами и потому проиграли войну. Здесь были те, кто потерял друзей в пыльных Хосте и Кандагаре, кто с боями долго шел по Салангскому шоссе и избежал безвестного возвращения домой в цинковом гробу.

У Макса были опалены волосы и одно ухо, и ему пришлось сменить пиджак, но выглядел он на удивление невозмутимым, хотя недавно сжег себе руку. Он остановился рядом с верующими, сгрудившимися вокруг священника, который, стоя у лестницы Белого дома, раздавал благословения. Обернувшись, Макс увидел Аркадия.

Из громкоговорителя раздалось:

— Нападение неминуемо. Мы соблюдаем затемнение! Выключите повсюду свет! У кого есть противогазы, приготовьте их! У кого нет, закрывайте нос и рот мокрой тканью.

Свечи исчезли. Во внезапно наступившей темноте ощущалось движение тысяч людей, надевающих защитные очки и завязывающих лица косынками и носовыми платками. Священник, не испугавшись, продолжал благословлять, надев противогаз. Макс улизнул.

Громкоговоритель призывал:

— Репортеры, пожалуйста, не пользуйтесь вспышками.

Но в этот момент кто-то вышел из дверей Белого дома, и верхние ступени озарились в ответ светом вспышек и софитов. Аркадий увидел среди репортеров Ирину и поднимавшегося к ней по лестнице Макса.

На набережной было темно, но посреди нее развернулось яркое театральное действие. Ступени были залиты светом и полны перекликающихся между собой на итальянском, японском и немецком языках журналистов. Путчисты не выдавали официальных пропусков для прессы, но репортеры были профессионалами, привыкшими к потасовкам, а русские были привычны к беспорядку.

На полпути Макса остановили двое в масках. У него сгорела бровь, а на шее виднелся свежий ожог, но он по-прежнему оставался невозмутимым. С обеих сторон вверх и вниз по лестнице носились фото— и телерепортеры. Макс вступил в разговор с охраной с той уверенностью, которая всегда помогала ему завладеть ситуацией и обойти какое угодно препятствие.

— …вы можете мне помочь, — услышал Аркадий, приближаясь. — Я спешил присоединиться к своим коллегам с «Радио „Свобода“, когда мою машину намеренно столкнули с дороги. При взрыве один человек погиб, а я получил телесные повреждения, — он обернулся и указал на Аркадия: — Вот он, водитель другой машины. Он гнался за мной.

На охранниках были шерстяные лыжные шапочки с прорезями для глаз, которые контрастировали с их блестящими синтетическими костюмами. Один из охранников был большой и неуклюжий, второй небольшого роста. Оба имели при себе обрезы, которые они небрежно направили в сторону Аркадия. У него не было с собой отцовского нагана, к тому же отступать было некуда.

— Он не из прессы. Попросите его предъявить удостоверение, — сказал Аркадий.

Макс завладел обстановкой, как режиссер фильма. Все вокруг было похоже на декорации: мокрые мраморные ступени, софиты — один ярче другого, — сказочные следы трассирующих пуль на облаках.

— Удостоверение сгорело в машине. Это не важно, потому что за меня может поручиться дюжина репортеров. Во всяком случае, я узнаю этого типа. Его зовут Ренко, он из банды прокурора Родионова. Лучше у него спросите удостоверение.

Сквозь прорези смотрели темные глаза. Аркадий был вынужден признать, что момент выбран Максом весьма удачно: здесь его удостоверение его же и погубит.

— Он лжет, — ответил Аркадий.

— Что его машина разбита? Что мой друг убит? — в шуме голосов на лестнице шепот Макса звучал еще более эффектно. — Ренко — опасный человек. Спросите, убивал ли он кого-нибудь. Видите, он не отрицает.

— Кто был ваш друг? — спросил сквозь маску тот, что поменьше. Хотя Аркадий не видел лица, ему показалось, что он уже слышал этот голос раньше. Может быть, какой-нибудь милиционер или чей-то телохранитель?