Мой ледокол, или наука выживать - Леонид Токарский

Одной из самых интересных стран, где пришлось строить бизнес, был Туркменистан. Из-за накала внутренних проблем в Концерне, мне требовалось любой ценой войти на местный авиарынок... Ситуация в Туркменистане со всех позиций была тяжёлой, а с израильской точки зрения, вообще безысходной. Нашего посольства там не было. Ни одна государственная компания там не работала. Из частных израильских фирм присутствовала только одна. Туркменистан очень близок к Ирану и Турции. Правил этой страной единолично Сапармурат Ниязов, Туркменбаши. Его правление осуществлялось в стиле Сталина. Но, на мой взгляд, рука Туркменбаши была ещё крепче. На каждом здании в Ашхабаде вывешены его портреты. На каждой площади огромные памятники «Вождю всех туркмен».

Система власти построена в форме пирамиды, во главе которой стоял один «вождь». Просто посетить Туркменистан и, даже, получить визу на въезд было невозможно. Для меня же, получение работы из Туркменистана — профессиональная необходимость, вопрос принципа и отстаивания своего места под израильским солнцем. Я знал, что Туркменбаши очень хотел наладить неформальные связи с США. Мне удалось окольным путём вмешаться в этот процесс и через него получить прямое согласие Туркменбаши на работу с Концерном.

Один из близких помощников Туркменбаши стал моим секретным куратором. Он обеспечивал с помощью своих людей мой приезд и готовил почву для переговоров. Мы встречались абсолютно конфиденциально. Обычно я выходил из гостиницы, проходил за угол, где уже ждал чёрный «Мерседес» с открытой задней дверью. Я садился в машину и она везла на встречу с Довлетом (назовём его так).

Мы встречались в самых разных и экзотических местах. Там обсуждались проблемы и разрабатывалась тактика. Официальные переговоры проводились министром авиации. За эти годы они менялись пять раз.

После подписания моего первого договора в Туркменистане, вернулся в гостиницу чтобы собрать вещи и улететь домой. В гостинице подошли три человека и с сильным грузинским акцентом на русском языке потребовали от меня деньги за «крышу». Они уже знали, что подписан договор с туркменами и считали, что я получил какие-то наличные деньги. Один из них вытащил нож и приставил его мне в области живота. Стало ясно, что у них не было никакого понятия, как работает государственная компания: наличных денег в таких договорах не бывает. Однако данная ситуация — не слишком удобный момент для объяснений. Ответил интуитивно: «Никакого договора я не подписал и очень разочарован неудачей. Всё ушло к моим соперникам, туркам. Не понимаю, что вы от меня хотите?» Видимо, такого ответа не ожидали, а должно быть, и сами были не уверены в источнике своей информации. Каким-то образом мне удалось от них отделаться. Поднявшись наверх в номер, тут же позвонил по секретному мобильному телефону Довлету и рассказал о происшедшем. Он извинился и пообещал лично этим заняться.

По приезде в следующий раз в Ашхабад, я нашёл у себя в номере на письменном столе папку с газетными вырезками. Там была обширная подборка местных газет на русском языке о расстрелянных членах грузинской мафии в Ашхабаде.

Иногда по вечерам мы сидели с Довлетом у него дома, и он рассказывал мне о своём Великом Туркмене, показывая полученные награды. Это были туркменские ордена, усыпанные бриллиантами и золотые часы, также с бриллиантами. Однажды мы смотрели вместе по телевизору вручение подарков Туркменбаши в честь его дня рождения. От каждой области Туркменистана пять красивых девушек вручали ему подарки. В Туркменистане пять областей, девушек было двадцать пять. Я посмотрел на девушек и прокомментировал, что от такой красоты очень тяжело отказаться. Довлет побледнел и закричал на меня: «Чтобы я этого больше не слышал!» Стало понятно, что я случайно попал в точку.

За годы нашей работы с авиацией Туркменистана создался статус-кво. Министр работал со мной по самолётам «Боинг-В757», замминистра — с турками по самолётам «Боинг-В737». Всё это, конечно, было связано со своим «бакшишем». У замминистра дочка с мужем жили в Турции и, естественно, были свои связи в Правительстве Туркменистана. Всё текло по двум отдельным руслам, не перемешиваясь. Однажды я приехал в Ашхабад по своим делам, связанным с самолётами «В757», которые мы ремонтировали.

Мне было известно; что один из самолётов «В737» должен был срочно улетать к туркам на ремонт. Знал также, что на другом самолёте «В737» произошла авария, называемая «FOD» («Foreign Object Damage») — попадание постороннего предмета в двигатель. Обычно такое явление вызывается попаданием птицы в двигатель. Попадание постороннего предмета вызывает полное разрушение двигателя. Для авиакомпании это большие затраты. А двигательному заводу — подарок в полтора миллиона долларов. На этот раз подарок должен был достаться туркам.

Существовал в деле только один нюанс, который давал мне слабую надежду. Разрушение произошло по причине попадания обычного болта в двигатель. Это явление было очень странным, так как болты в воздухе не летают, а на взлётной полосе им тоже делать нечего.

У меня появилось внутреннее охотничье чутьё, говорившее, что в этом заложена база для сделки. Однако сформулировать и придать ему аргументированную форму было невозможно. Мне явно не хватало информации. Я сначала посидел у министра, потом зашёл к его заместителю. Заместитель принял радушно, но видно было, что его что-то очень беспокоит. Он начал сам, объяснив, что у двигателя произошло «FOD». Я спросил его, кто отвечает за лётное поле. Он ответил, что он, замминистра. Затем долго и напряжённо объяснял, что не хочет заявлять вслух об аварии с двигателем, боится гнева Туркменбаши. В голове у меня просветлело и созрел первоначальный план.

Предложил ему следующее решение: наш Концерн готов подписать с ним договор о текущем ремонте самолёта, включив в документ, в качестве дополнения, ремонт двигателя, как относящегося к этому же самолёту. Так никто не узнает, что двигатель ремонтируется из-за аварии с болтом. Идея заместителю понравилась, и он побежал в соседнюю комнату звонить туркам, чтобы они переняли мою идею и так составили договор. Вернувшись, он отметил: «Так у меня же всё равно два самолёта будут на земле». Я предложил ему пути решения и этого вопроса тоже. Можно отправить к нам в Тель-Авив два самолёта: один, подлежащий ремонту, а второй — грузовой Ил-76, в котором будет доставлен неисправный двигатель. Мы разгрузим неисправный двигатель и поставим его на ремонт. Один из двух исправных на ремонтируемом самолёте мы демонтируем и отправим в тот же день, на том же Ил-76, обратно в Ашхабад. Его можно будет за день установить на самолёт, с которого был снят повреждённый двигатель. Заместитель опять убежал в другую комнату «продавать» мою идею туркам. Вернувшись, он почти закричал: «Где я могу взять специалистов, которые смогут демонтировать и смонтировать обратно двигатель на самолёте?» Я ответил, что можно сделать добавление в том же договоре, а ему пришлю свою команду из Израиля для выполнения этих работ. Тогда заместитель спросил о том, где он возьмёт особые приспособления для съёма двигателей. Это была очень большая неразъёмная станина. Тут я объяснил ему уже открытым текстом: «Здесь вам уже турки не помогут. Из Стамбула летает самолёт В757. В него станина не влезет. Мы отправляем груз через Франкфурт на самолёте А340, куда станина помещается свободно».