Посольство - Лесли Уоллер

– Тогда, – повторил он вслед за Джейн, – давай заранее посмотрим фейерверк.

Серый «форд-фиеста» несся по скоростной дороге А355 на юг из Амершэма в Слау. Шамун посмотрел на часы. Десять вечера. Он неплохо сегодня вечером поработал. Когда он доберется до Лондона, надо будет позвонить Неду и все подробно рассказать.

Полиция в Стоун-Мэндвиле поначалу не очень хотела помочь ему, но он расположил всех к себе своим благожелательством. Так что, в конце концов, ему разрешили посмотреть на немца. С одного взгляда было понятно, что Берт Хайнеман в предстоящих делах участвовать не может. Бывшие товарищи дважды пытались и не смогли убить его. Крутые парни эти марксисты.

Изувеченные тела убитых уже увезли в морг, но все согласились с тем, что они не похожи на арабов.

Полиция разрешила ему также взглянуть на фургон «фиат-фиорино», с нанесенной, а потом закрашенной эмблемой фирмы «Ходгкинс и дочь». С одной стороны фургона она проступала через свежую серую краску, словно владелец фургона никак не решался закрасить ее до конца. Кроме пулевого отверстия в одном из окон, фургон не давал никаких новых данных. Некоторые отпечатки пальцев на нем принадлежали двоим убитым. Но были и отпечатки других людей.

История, о которой Шамун собирался рассказать Неду, была уже вполне ясна. Их подозрения насчет фирмы подтвердились. Ее сотрудники очень хотели убить немца. Хотя это и удивляло, но соотносилось с сообщением Нэнси Ли об исчезновении нескольких лучших людей Хефте.

Как жаль, что немец не в состоянии говорить! Кажется, он догадался, что его снова пытались убрать. Глаза его блестели, но говорил он бессвязно, да к тому же и по-немецки. Могут пройти недели, пока можно будет понять его речь, а у них нет и суток.

Позади «фиесты» Шамун увидел две яркие, быстро приближающиеся фары. Он не раз замечал, что английские водители включают свет дальних фар, не заботясь о том, что они ослепляют других. Дальний свет англичане неправильно использовали и для того, чтобы подать сигнал. Во всем мире мигнуть дальним светом означает: «Берегись, я еду». А в Англии совсем другое: «Поезжай впереди меня. Обгонять не собираюсь». Совершенно сбивает с толку. Но очень эксцентрично, по-английски.

Шамун изменил положение зеркала заднего обозрения, чтобы свет фар не слепил глаза. Он хотел поправить и зеркало снаружи, но машина догоняла его так быстро, что он не стал делать этого.

Она подалась направо, чтобы обойти его, и они долго ехали параллельно. Шамун успел заметить, что это не легковушка, а белый фургон, больше, чем «фиорино» и его «фиеста». Мо мельком увидел лицо водителя с большими, навыкате глазами. Он сжал в руке маленький круглый микрофон.

Фургон резко вильнул влево. Его переднее крыло сильно ударило по «фиесте». Они переезжали мост, и Шамуну с огромным трудом удалось удержать машину, чтобы не врезаться в ограждение моста.

Фургон проскочил вперед. Шамун сознательно отстал, но все же оказался не готов к последующим действиям преследователя. Фургон с визгом шин промчался вперед на более широкое место и резко развернулся. Теперь он несся прямо в лоб «фиесте», ослепляя Шамуна светом фар.

Шамун свернул вправо. Фургон снова зацепил его передним крылом, но промчался мимо. В зеркало он увидел, как вновь развернулся преследователь. Шамун нажал на педаль газа. Он должен уйти от этого сумасшедшего – его машина легче фургона.

Две машины неслись по дороге А355, бросая в ночь снопы белого света. Шамун сжал зубы и надавил на педаль до отказа. Ему было ясно, что происходит, поскольку во время разворотов на бортах фургона несколько раз мелькнула надпись: «Ходгкинс и дочь – традиционные обеды».

Пока ему удается держаться впереди фургона, все будет в порядке. Это была безлюдная часть дороги, но вскоре они достигнут застроенного района Биконсфилд; тогда он либо оторвется от фургона, либо найдет полицейский участок и укроется там. Так или иначе, Шамун не сомневался, что доставит свою информацию в Лондон.

Не сомневался, пока не увидел далеко впереди другой фургон, несущийся прямо на него с ослепительно яркими фарами.

Часть 7

Воскресенье, 4 июля

Глава 26

Шорох. Что-то едва прошелестело, разбудив Неда Френча четвертого июля. Снова шорох, как дурное предзнаменование.

Он уснул, обняв Джейн. После минут упоительной близости он с трудом разместился на ее узкой кровати – едва ли даже полуторной; настоящая кровать одинокой библиотекарши. Его голова касалась ее маленькой груди; ее ноги обвили его, как две лианы.

Снова шорох.

Он приподнялся на локте, уже совсем проснувшийся. Во рту было сухо. Наконец он понял, что его разбудили старые электрические часы, в которых каждую минуту переворачивался тонкий металлический прямоугольник с цифрой. Только что на часах было 04.02, но на глазах Неда пластинка перевернулась, чуть щелкнув: 04.03.

Итак, решающий день начался.

Он освободился из ее объятий так осторожно, что она не проснулась. Прошлой ночью они выпили много виски. Во всяком случае, много для Джейн. И долго занимались любовью. А он так и не позвонил Лаверн.

04.04. Легкий шорох, как далекое кукование кукушки, казалось, отсчитывал оставшиеся ему годы жизни. Смотри, как уходит твоя жизнь с шорохом осенних листьев. Смотри, как замки рассыпаются, а твои тело и мозг дряхлеют. 04.05.

Раздетый, он на цыпочках спустился в ее кухоньку позади гостиной. Как и кровать, весь ее дом не предназначался для жизни вдвоем. Он налил воды в электрический чайник, включил его в розетку и начал искать растворимый кофе. К тому времени, когда он нашел его, вода уже кипела.

Он чувствовал беспокойство, почти смятение. Неужели он оттолкнул всех, в ком нуждался, да еще в придачу и тех, кто не был ему нужен? Кофе был таким горячим, что он обжег язык. Язык принес тебе те неприятности, от которых ты сейчас пытаешься избавиться.

Решающий день. Но разве бывает командир адъютанта? Надо разбудить Шамуна. Они, конечно, уже не друзья. Надо разбудить этого сукина сына, тройного предателя. Он позвонил Шамуну домой. Через двадцать гудков он повесил трубку, снова позвонил и повесил трубку через десять гудков. О'кей. Ну, Шамун – накануне сражения где-то трахается.

Оглядев комнату, Нед увидел, что она завалена его разбросанной одеждой. Лежало и сброшенное Джейн ее темно-зеленое бархатное платье. У Джейн под ним ничего не было. И правильно. Так проще.

Итак, вечного постороннего не было дома в четыре утра. Вот она проблема посторонних – они ведут себя иначе, чем свои. Есть и еще один посторонний – Амброз Эверетт Бернсайд-третий, – притом настолько, что казался инопланетянином.

Взяв телефонный справочник, он обнаружил, что номера Бернсайда там нет, видно, такие номера не печатают.[81] Мало ли кто захочет позвонить?

Между тем Нед одевался. Он всунул ноги в свои черные туфли и завязал галстук, глядя в маленькое зеркальце.

– Куда спешить? Все еще закрыто, – тихо пробормотал он себе под нос. А потом вспомнил.

Странное ощущение испытываешь, когда бредешь по тихим улицам утреннего Лондона. Ни машин, ни такси, ни грузовиков, ни пешеходов. На светофорах переключаются цвета, а транспорта нет как нет. Он дошел до Гайд-парк-Корнер около четырех пятнадцати и увидел несколько такси, несущихся по кругу с сумасшедшей скоростью. На Гросвенор-сквер он был в четыре тридцать. Ночью канцелярия заметно изменила свой вид, напоминая теперь груду камней, золотящихся при свете уличных фонарей. Охранники в канцелярии долго изучали его пропуск перед тем, как впустить.

Я же не побрился, вспомнил Нед. Это всегда делает тебя подозрительным, вызывая у охранников ассоциации с террористами, анархистами и всеми, кто ест хлеб из муки грубого помола и пьет не пастеризованное молоко. Не побрейся еще один день, и тебя пристрелят на месте.

Он отпер дверь своего кабинета и увидел записку, прикрепленную к телефону. Господи, подумал он, я же должен был оставить записку Джейн! Что за кретин! Свинья! Он развернул записку:

«Уехал в больницу в Стоун-Мэндвиле. Вооруженные типы в масках на фургоне фирмы по обслуживанию торжеств пытались забрать молодого пациента-немца. Стоит посмотреть».

Шамун закончил, как обычно, без подписи. Только номер телефона больницы. Нед набрал номер. Долго никто не подходил. Наконец трубку подняла женщина.

– Нет, – ответила она, – вам лучше спросить об этом полицию, сэр.

– А есть поблизости полицейский?

– Извините, сэр, – сказала женщина, обращаясь к тому, кто был рядом с ней. – Тут джентльмен интересуется…

– Кто это? – спросил мужской голос.

– Полковник Эдвард Дж. Френч, армия США. А с кем я разговариваю?

– Я все думал, когда вы позвоните, – сказал ему Паркинс. – Откуда вы узнали?