Ракеты и люди. Лунная гонка - Борис Черток

Посмотрите, с какой страстью Челомей и Янгель отстаивают свои концепции по боевым ракетам и доводят их до реализации. По поводу РТ-2 нам предстоит особый разговор».

В тот вечер, отложив так и не засекреченные листы с записью выступления Устинова, я начал редактировать основные положения по программе создания унифицированного многоцелевого орбитального комплекса. В этот материал были включены интересные идеи, разрабатывавшиеся и в моих отделах.

Многие из них расходились с директивными предложениями проектных отделов. Надо было проводить жесткую линию на унификацию служебных систем транспортных кораблей и различных модулей. Я подготовил записку с перечнем предложений по унификации следующего:

системы управления движением и навигации особенно чувствительных элементов, солнечных и звездных датчиков;

системы силовой гироскопической стабилизации;

агрегатов систем обеспечения жизнедеятельности;

аппаратуры систем терморегулирования;

аппаратуры систем единого энергопитания;

агрегатов и автоматики причаливания, стыковки и шлюзования;

радиосистем управления сближением;

радиотелеметрических систем для контроля всех служебных систем;

комплексированной радиосистемы передачи, приема и обработки информации, в том числе командной, речевой, телевизионной и контроля орбит;

бортовых цифровых вычислительных машин, устройств связи и преобразования аналоговой информации в цифровую;

корректирующих тормозных двигательных установок с их арматурой.

Можно ли в принципе унифицировать КТДУ для объектов самых различных масс и времени существования? По этому поводу у меня был разговор с Исаевым в неслужебное время.

Приняв приглашение Исаева, в один из выходных дней вместо похода на байдарках мы с Катей поехали в Пирогово посмотреть, как живут наши многочисленные знакомые садоводы. Может быть, и мы перейдем на оседлый вид отдыха. Исаев, не скрывая авторской гордости, показывал нам свой садовый домик. Площадь домика по тогдашним законам была ограничена 25 квадратными метрами. Чтобы обойти это ограничение, он сам спроектировал домик, стены которого были наклонены наружу так, что внутренний объем был намного больше директивного. Но площадь фундамента не превышала разрешенной.

Жена Исаева Алевтина Дмитриевна, активная участница байдарочных походов, доказывала, что владение садиком на берегу замечательного водохранилища вполне можно совместить с прогулками на байдарке. «Мы с Алевтиной, — рассказывал Исаев, — поженились после байдарочных походов, которые устраивали наши туристы. Но когда появилась на свет дочь Катя, поняли, что солнце, воздух и вода нужны не только по праздникам. И вот обзавелись этим „бунгало“. Если вам удастся выхлопотать здесь шесть соток, этого с лихвой хватит, чтобы по нагрузке заменить многодневные водные походы».

В тот день мы посетили «садоводов» Чижикова, Райкова, Мельникова, Степана — все в один голос уговаривали бросить «рай в шалаше» на Пяловском водохранилище и стать «землевладельцем». Все они с гордостью демонстрировали на своих участках молодые яблони, кусты смородины, всходы редиски.

«А насчет унификации КТДУ, — сказал Исаев, когда мы уже собрались прощаться, — так я здесь не вижу проблем. Надо только, чтобы ваши проектанты не зазнавались, и мы всегда договоримся».

Мои поздние занятия в тот вечер прервали Раушенбах и Чижиков.

— Пора домой собираться, — сказал Чижиков. — Мы к тебе явились напрашиваться в пассажиры. Сегодня мы оба без машин.

Я взглянул на часы. Действительно, пора. Сгреб в папку все секретные материалы и позвонил в первый отдел.

— А у нас в Пирогове вчера ЧП произошло. Я с утра хотел к тебе зайти, но вместо этого попал в цех и закрутился, — сказал Чижиков.

— Что случилось?

— Алексея Исаева прямо с садового участка скорая помощь увезла в больницу.

— Он совсем недавно приобрел чешский мотоцикл «Ява». Неужели разбился?

— Нет, совсем не то. Вроде бы сильные боли в сердце.

— Это хуже. Ждите. Сейчас выясним.

По «кремлевке» я набрал номер Исаева. Ответил его первый заместитель — Владислав Николаевич Богомолов. Он тоже был владельцем садового участка в Пирогове. Богомолов подтвердил, что у Исаева начались сильные боли в области сердца. Вызвали скорую из Мытищ. В мытищинской больнице поставили диагноз — инфаркт. Соответственно строгий постельный режим на спине, капельница, уколы. Он, Богомолов, немедленно сообщил об этой беде в министерство. Там возмутились: «Какие еще Мытищи? Немедленно в „кремлевку“!» Из «кремлевки» примчалась в Мытищи карета скорой помощи с требованием выдать больного. Мытищинские врачи возражали. Перевозить в таком состоянии, по их мнению, было рискованно.

Кремлевские медики, осмотрев Исаева, якобы сказали, что никакой опасности нет и это вовсе не инфаркт, а боли от межреберной невралгии. Исаева забрали в «кремлевку». Что у него: инфаркт или невралгия — пока сказать он, Богомолов, не может.

А я-то собирался пригласить Алексея Исаева составить компанию — полететь в Евпаторию на посадку экипажа Добровольского.

Мечтал уговорить его после посадки перебраться в Коктебель и провести там денек, вспомнив предвоенные соревнования по крокету и прогулки на Карадаг.

Чижикову я напомнил:

— Помнишь, как славно мы порезвились с Исаевым в Коктебеле — тому уже 31 год! Золотые были денечки. Коктебель совсем близко, а попасть туда, видно, больше не судьба.

Что теперь делать? Ехать домой невозможно. По «кремлевке» позвонил Евгению Воробьеву. Несмотря на поздний час он оказался на месте.

— Я попытаюсь узнать. Но имейте в виду, что в «кремлевке» не любят, когда мы вмешиваемся.

Через пять минут Воробьев позвонил.

— Удалось узнать, что положение серьезное. Конечно, мне сказали, что делают все возможное и наша помощь им не нужна.

25 июня 1971 года Алексей Исаев умер. Коллектив КБ Химмаш был потрясен. Исаев пользовался не только авторитетом руководителя, но и искренней любовью коллектива, которая редко достается начальнику от подчиненных. Редко какой космический аппарат обходился без корректирующих орбиту двигателей Исаева. Ракеты ПВО и ПРО, ракеты, установленные на подводных лодках, летали на двигателях Исаева.

У Исаева было немного завистников и не было врагов. Я знал его 35 лет. Все это время казалось, что не только его мозг, но и сердце было охвачено пламенем инженерного творения. Он относился к тому редкому типу творца-руководителя, который, явившись утром на работу, мог собрать коллег и сказать:

— Все, что мы с вами вчера придумали, нужно выбросить в корзину и забыть. Мы «пустили струю».

Исаев не боялся объявлять о собственных ошибках, смело опровергал устоявшиеся мнения. Его поведение иногда вызывало возмущение в министерствах, когда срывались сроки, потому что Исаев требовал «выбросить» большой производственный задел как ненужную шелуху. Простота, доступность, бескорыстность выделяли его из среды равных по общественному положению.

Мишин позвонил мне с полигона.

— Завтра у нас пуск. Прилететь на похороны Алексея не успею. Как старый товарищ и представитель нашей организации помоги исаевцам.

Организовать помощь в похоронах было нетрудно. Председателем комиссии по похоронам был назначен первый заместитель министра Тюлин.

Он объяснил:

— Для похорон есть только один день. 27-го июня пуск Н1. 30-го июня посадка экипажа «Союза-11». За сутки все руководители, в том числе и фирмы Исаева, должны вылететь в Евпаторию. Значит, хоронить можно только 28-го. В ЦК договорились — даны указания похоронить на Новодевичьем кладбище. Надо быстро выбрать место. Мне передали, что родственники настаивают на старой территории Новодевичьего. Там очень трудно найти место. Но все команды даны. Вы в городе подготовьте к прощанию Дворец культуры. Впрочем, все сами понимаете. Министерство все расходы берет на себя. Не забудьте о транспорте. Если не хватит своих автобусов, нанимайте городские. Помогите Богомолову, если будут проблемы. Я приеду к вам с самого утра прямо во дворец.

Пуск Н1 №6Л вклинился в наше ритуальное расписание траурным салютом.

Старт состоялся в ночь с 26 на 27 июня 1971 года в 2 часа 15 минут 52 секунды по московскому времени. С вечера установили с полигоном связь по ВЧ, но организовать оперативную передачу телеметрических параметров не удалось. Информацию о том, что приосходило после старта, мы получали в виде не очень внятных устных докладов из бункера, а потом из вычислительного центра полигона, в котором производилась оперативная обработка информации телеметрических систем.

Все 30 двигателей первой ступени вышли на режим. Ракета нормально взлетела. Через пять секунд после старта телеметристы начали репортаж: «Тангаж, рыскание в норме, угол по вращению увеличивается».