Дар дождя - Тан Тван Энг

Йонг Кван удовлетворенно улыбался.

– Эта девушка знает, кто о ней позаботится. Так ведь, Суянь?

Он протянул ей руку, и, секунду поколебавшись, она пошла к нему.

Меня пронзила невероятная боль, которая тут же дала выход всепоглощающему гневу, бурному, как река. Я ударил Йонга Квана рукоятью меча в лицо, отправив в нокаут. И посмотрел на Суянь.

– Мне надо было тебя убить, шлюшка, – сухо сказал я.

Ее лицо не выражало никаких чувств, полузакрытое свисавшими на него прядями. Под дождем было невозможно разобрать, плакала ли она, когда я уходил прочь.

Я прошел вдоль реки в поисках друга, выкрикивая его имя. Но по течению крутились только стволы деревьев с обломанными ветками. Все было напрасно. Я повернул обратно в джунгли и пошел домой к отцу.

Чтобы найти дорогу в Ипох, мне потребовалось три дня. Я мысленно повторял указания Кона, иногда слыша его голос и думая, что сошел с ума, что в меня вселились духи джунглей, которые, как рассказывала ама, часто подшучивали над заблудившимися путниками, заставляя их ходить кругами дни напролет, отвлекая ложными звуками и смехом. Иногда дождь внезапно прекращался, и с листьев начинало капать, как из не до конца завернутых кранов. А потом солнце выпаривало из зарослей влагу, создавая странный туман, не холодный, а горячий и тяжелый, который невозможно было вдохнуть.

Понимая, что заблудился, я сел на корень, потеряв способность двигаться, одеревенев от горя. Тропический лес отказывался меня выпускать, и прямые колонны тысячелетних деревьев, расставленные вокруг, продолжали тянуться к солнцу. Я горевал о друге, но меня некому было утешить.

Я говорил с Эндо-саном, умолял о помощи, зная, что вот-вот сдамся. Но мысль об отце заставила меня встать на ноги, и я побрел дальше, пытаясь определить направление по солнцу. Через несколько ярдов я нашел убежище в пустом стволе смоковницы. Я сел, замедлил дыхание и начал медитировать.

Не знаю, сколько я там просидел, но гул самолетов вернул меня к реальности. Я открыл глаза, посмотрел вверх сквозь навес из листвы и увидел, как надо мной с ревом пролетели два самых больших самолета, какие я видел. Заметив направление, в котором они полетели, и почувствовав, как внутри встрепенулась надежда, я последовал за ними между деревьев. Через час до меня донеслись взрывы – и я понял, что англичане вернулись, чтобы на этот раз завершить то, что они когда-то бросили. Я пошел на поднимавшиеся в небо перекрученные столбы густого черного дыма, зная, что Ипох близко.

Самолеты – потом мне сказали, что это были «Ланкастеры» и «Галифаксы», способные пролетать большие расстояния и использовавшиеся для бомбардировок, – кружили над Ипохом, сбрасывая бомбы на занятые японцами здания. Я прочел благодарную молитву Изабель и ее друзьям, которые передавали англичанам точную информацию. Я вышел на возвышенность, и Ипох оказался передо мной как на ладони, с холмами, потускневшими в серых облаках. Разгорались пожары, и ветер донес до меня слабый вой сирен, похожий на плач разбуженного младенца.

Я сел и стал ждать, пока самолеты не сделают последний круг и не улетят на запад, обратно в Индию. И пошел в город Ипох, пройдя по пути несколько маленьких кампонгов, где дети мне улыбались, а старики махали руками. Они знали, что с японцами покончено.

В центре города перед падангом я зашел на вокзал и направился в гостиницу. Стол администратора обступили истеричные японские дамы, и мне пришлось их растолкать, чтобы попросить ключ. Администратор-индиец пристально посмотрел на меня, держа ключ в руке.

– Может быть, вам не стоит возвращаться в номер.

Протягивая руку за ключом, я поблагодарил его.

– Я должен.

Они меня ждали, Горо и офицеры из кэмпэнтай. Он широко улыбнулся и приказал надеть на меня наручники.

– Эндо-сан предупредил нас, что ты вернешься за отцом. Тебя ждет обвинение в шпионаже, помощи ААНМ и убийстве Саотомэ-сана. Если тебя признают виновным, то ты и члены твоей семьи будете публично обезглавлены.

Его улыбка превратилась в ухмылку.

– Тебя признают виновным, уж поверь на слово. И я сам тебя казню.

Глава 15

На армейском грузовике меня привезли в Баттерворт, где Горо приказал пересадить меня в катер. Когда мы плыли через пролив к Пенангу, меня охватило странное умиротворение. На сердце было спокойно, как и на море, и казалось, что мы скользим по стеклу. Даже парившие в зеленой глубине медузы зависли в неподвижности. Не было ни ветра, ни облаков, обычно цеплявшихся за макушку горы Пенанг, где сверкали и переливались на солнце крошечные домики.

Сначала раздался звук – глубокий, почти неслышный гул, вибрирующий в мембранах воздуха, – и следом показались «Галифаксы», специально летевшие на малой высоте, уверенные в собственной неуязвимости. Их тени пролетели по катеру и по морской глади, словно под нами двигались какие-то огромные существа. Потревоженный воздух смешался с водой, и мне в лицо дунуло водной пылью. Выбежавший из-под палубы Горо смотрел, как самолеты направляются к докам. Он сразу же нырнул обратно, и я слышал, как он лихорадочно пытается связаться по радио с военно-воздушными силами.

Первый «Галифакс» достиг доков. Пару секунд спустя гавань содрогнулась от взрывов. Мы были так близко, что меня обдало палящим жаром взрывной волны. Остальные два самолета полетели дальше на город. Когда в небо взвились клубы дыма, у меня заныло сердце, потому что я подумал, какие разрушения они причинят. Во время беспорядочных бомбежек в Европе силы союзников убили тысячи мирных граждан. Но, наблюдая за взрывами, я понял, что на этот раз, так же как в Ипохе, они били только по стратегическим объектам, сбрасывая бомбы точно в цель. Была полностью уничтожена японская военно-морская база, и воздух над армейскими казармами вокруг форта Корнуолис светился отблесками пламени, пожиравшего военный городок. Сам же форт, где находились военнопленные, которых не отправили на строительство Дороги Смерти, чудесным образом остался невредим. Такая точность наведения зажгла во мне яркое пламя надежды. Я почувствовал, что Изабель и тетушка Мэй со своими друзьями были каким-то образом причастны к этому и что их смерти не были напрасны. Ветер донес до меня смех Изабель, смех, который я знал всю свою жизнь. Он был таким звучным, в нем звенело столько радости и наслаждения жизнью, что у меня полегчало на сердце.

Когда мы подплыли, порта уже не было. Катер качался на мелководье, и за нами с берега пришел сампан. Пока мы подходили к берегу, о его борта бились обломки. От горевших зданий шел удушающий смрад, а воздух стал черным от огромных столбов дыма. Ветер разносил горячую золу, в которой еще попадались тлеющие угольки. У здания «Хаттон и сыновья» оторвало угол, открыв кабинеты на последнем этаже.

Меня толкнули вверх по каменным ступенькам, начинавшимся прямо у кромки воды. Я стоял на причале, пытаясь оценить и осознать масштаб разрушений. Все вокруг казалось обугленным. Дороги полностью провалились, машины разбросало взрывами; некоторые перевернулись на крышу, колесами в воздух, некоторые были раздавлены всмятку.

«Галифаксы» развернулись и заходили снова. Мы увидели, как у них из нутра падают черные яйца, сопровождаемые тонким свистом. Первое ударило в арсенал, и нас сбило с ног цепью взрывов от сдетонировавших боеприпасов.

Конвоир-японец вцепился в перила. Он вскрикнул, и в ту же секунду у него из груди вышел жуткий на вид кусок шрапнели в два фута длиной. Из горла хлынула кровь, он развернулся вокруг своей оси и упал. На ряд пакгаузов позади нас обрушились взлетевшие обломки, и по жестяной крыше, как дождь, забарабанила дробь. Стены из тонкого гофрированного железа прогнулись под их натиском и, сминаясь, обрушили крышу. До меня донесся звон сотен оконных стекол, разлетевшихся на мелкие, как порошок, осколки, наполнив воздух пылью, как от тщательно выбиваемого ковра.

Я распластался на земле между двумя перевернутыми бочками машинного масла. От пролетавших самолетов содрогнулась земля. А потом самолеты улетели.

Назойливый звон в ушах постепенно стих. Сначала я услышал свое дыхание, потом бешеный стук сердца. Когда я встал, ноги у меня были ватными. Горо удалось сохранить достоинство, даже когда он пытался сохранить равновесие. В его глазах я увидел то, что еще ни разу не видел ни в одном японце: поражение.

Он собрал своих солдат, и мы вместе начали утомительный путь по горящим дорогам. Остановив первую же машину, он вытащил из-за руля несчастного малайца и повез нас к зданию администрации. По пути я смотрел на лица жителей Пенанга. Надежда стерла усталость от японской оккупации. Плечи казались прямее, подбородки выше. Это неуловимое превращение меня порадовало.

В администрации все было спокойно. Здесь словно не слышали про бомбежку; возможно, ее сочли чем-то вроде прежних разрозненных вялых ударов.