Дело серых зомби - Павел Марушкин

– Выгребай против течения, Эд! – отвлек меня от размышлений голос Тыгуа. – И постарайся не отстать.

Гулкое эхо разнесло его шепот. Да уж, затеряться в этих подземельях – сомнительное удовольствие! Я изо всех сил заработал ногами. Еще один тоннель, точнее, отнорок – и тут уже не получится вздохнуть, затоплен почти до верха… Я нацепил на нос зажим, взял в рот загубник дыхательного аппарата, отвернул кран и погрузился с головой. Вода сделалась заметно холоднее. Начало сводить мышцы – только этого не хватало! Отнорок был узким, но это скорее помогало: можно было упираться руками в осклизлый камень, преодолевая течение. Фонарик погас. Не знаю, сколько времени мы плыли – кажется, целую вечность. Внезапно под ногами обнаружилось дно. Так, похоже, здесь можно встать на ноги… Воздух! Стараясь не шуметь, я распрямился.

– Теперь очень тихо! – шепот, похожий на дуновение ветра, возле самого уха. – Мы почти на месте.

Эта предосторожность, впрочем, была излишней. Вокруг звенели, журчали, пели дождевые струи – огромное тело собора сбрасывало излишки воды. Тихие всплески, издаваемые нашей компанией, тонули в этом оркестре. Пахло свежестью и мокрым камнем. Неожиданно под ногами появились ступени. Мы остановились. Я слышал рядом осторожное дыхание. Вжикнула «молния» сумки.

– Вооружаемся, парни, – негромко произнес Тыгуа.

Я распаковал гермомешок, нацепил кобуры, искренне надеясь, что вода не проникла внутрь, взял в руки мачете. Тяжесть оружия сразу придала чуточку уверенности. Рядом скрипнула натягиваемая тетива – ребята Тыгуа, похоже, предпочитали огнестрельному оружию арбалеты.

– Клац, Тира – в разведку. Полсотни шагов – и назад. Аккуратнее, возможны растяжки.

Чуть слышные в слитном хоре вод удаляющиеся шаги. Ждем… Возвращаются.

– Все чисто, командир.

Спортсмены, да, как же…

Таким вот манером, постоянно останавливаясь и высылая вперед разведчиков, мы продвигались по мрачным подземельям собора святого Игнатия. Опасения Тыгуа были напрасны: ни мин, ни растяжек не встретилось. Должно быть, никто не ожидал нападения с этой стороны. Мы добрались до винтовой лестницы. По ступеням сбегали, весело журча, ручейки. Теперь наверх, тем же манером. Ха, вот будет номер, если я ошибся, и огромное недостроенное здание пусто, как выеденный панцирь креветки… Я почти уверился в этой мысли, когда впереди забрезжил свет – теплый, чуть подрагивающий огонек масляной лампы. Тыгуа беззвучно взмахнул рукой; длинные пальцы сплетались в незнакомых мне жестах. Язык глухонемых. Двое фрогов двинулись вперед. Один держал наготове арбалет, другой – маленькое зеркальце на длинной ручке. Дойдя до поворота, он осторожно высунул его из-за угла, всмотрелся – и отпрянул назад. «Один. Дремлет», – на этот раз даже я понял язык жестов. Неужели прикончат? Нет. Тыгуа что-то беззвучно объясняет бойцам. К повороту выдвигаются еще трое. Арбалетчик по-прежнему держит оружие на изготовку, другие достают веревки, тряпки, что-то вроде коротких дубинок. Скрываются из виду; по стене ползут, перекрещиваясь, длинные тени. Меня начинает трясти нервная дрожь. Спокойно, спокойно. Несколько раз напрячь и расслабить мускулы, отличное средство… Из-за поворота доносится слабый звук – шорох и чуть слышный стон. Пора.

Караульный, никак не ожидавший нападения, в ужасе таращится на зловещие фигуры. Ничего удивительного – столько острых предметов в непосредственной близости от физиономии! Вдобавок он спеленат по рукам и ногам, а в рот забит кляп. Ловко они… Тыгуа подошел, присел на корточки возле пленника, мрачно сверля его единственным глазом. Несчастный, должно быть, попрощался с жизнью в этот момент.

– Только пикни – и ты труп, – выдержав долгую паузу, сказал учитель. – Выньте кляп. Теперь отвечай, быстро и четко. Когда смена караула?

– У… Утром! – сипло выдавил пленник.

– Сколько всего фрогов в здании?

– Семеро… Я восьмой…

– Где они?

– Трое у алтаря… Один в часовне, там радио… Остальные караулят…

– Как расположены посты?

– У входа есть… У часовни тоже…

Повинуясь едва заметному жесту Тыгуа, один из «спортсменов» тюкнул пленника по макушке своей дубинкой.

– Свяжите его получше, чтоб шевельнутся не мог, – вполголоса распорядился учитель. – Теперь так: трое – к часовне, радиста берете живьем. Остальные со мной. Ты, ты и ты – стрелы заменить. На поражение – только в крайнем случае: они нужны нам живыми.

«Стрелы заменить» – о чем это он? А, вот оно что: бойцы достают оперенные древки, заканчивающиеся гуттаперчевым шаром размером с теннисный мяч. Такая штука может покалечить, но не убьет.

Соблюдая предосторожности, мы двинулись по направлению к базилике. Чем ближе мы подходили, тем ярче становился свет. Сквозь шум дождя сделались различимы голоса. Напряжение нарастало. Я переложил мачете в левую руку и потянул из кобуры пистолет. Тыгуа не дал мне вытащить оружие, придержал за локоть и отрицательно покачал головой. Надеется все сделать тихо? Наверное. Мы подкрались почти вплотную и остановились. В ход снова пошло зеркальце на рукоятке.

– И все же, я считаю, надо на время убраться из города, – знакомый баритон! Шакес собственной персоной; выходит, я был прав.

– Мы это уже сто раз обсуждали. Поймите, наконец: свежая татуировка в любом случае привлечет внимание. Надо затаиться и переждать.

– Да? А обыски, облавы? Или вы считаете, эти руины обойдут стороной?

– До сих пор обходили… – ба, еще один старый знакомый! Этот сиплый голос не мог принадлежать никому иному, кроме Арриведерчи.

– Шакес, не дергайтесь! Вы меня сбиваете! Что, так сложно потерпеть?

– Да я уже пару часов терплю! – скандально отозвался баритон. – Кто же виноват, что у вас кончилось обезболивающее!

– Скажите спасибо, что хоть тушь осталась! Иначе так бы и ходили уродом…

Тыгуа и его ребята о чем-то беззвучно посовещались. Учитель вскинул над головой руку. Три пальца. Два. Один. Пошел!

Мы ворвались в базилику. Выглядела она впечатляюще: повсюду горели свечи – наверное, десятки свечей: на алтарном возвышении, на ступенях, на подоконниках, просто на полу… Трепетное пламя играло и переливалось в хрустальных струйках воды, сочащихся с высокого потолка. Окна были занавешены плотной тканью – так что наружу не проникало ни лучика.

У алтаря, на расстеленной простыне, лежал Шакес. В изголовье сидел на корточках фрог; рядом были расставлены многочисленные баночки и пузырьки. Татуировщик, вот кто это такой. И вот зачем столько свечей: работа тонкая и требует хорошего освещения. У дальней стены – Арриведерчи: развалился, с удобством облокотившись на вещмешки.