Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I - Дэн Абнетт

— Можно сказать и так, — согласился Локен. — Ты заядлый оратор, Игнаций, но сегодня мне необходимо, чтобы ты прислушался. Ты меня понимаешь?

— Думаю, да. И что вы хотите, чтобы я слушал?

— Не что, а кого.

— Прекрасно. Так кого же я должен слушать?

— Кое-кого, кому я не доверяю, — сказал Локен.

3

ЛИСТ СТЕКЛА

ЧЕЛОВЕК С ПРЕКРАСНЫМ ХАРАКТЕРОМ

СКРЫТЫЕ СЛОВА

За день до высадки на Давин Локен отправился в третий зал Архива на поиски Кирилла Зиндерманна, чтобы вернуть взятую у него книгу. Он бродил на переходам между пыльных стеллажей и кип пожелтевших пергаментов при тусклом свете круглых фонарей, едва не задевая за них головой, и его шаги гулко отдавались в торжественной тишине хранилища. То здесь, то там взгляд натыкался на ссутулившиеся фигуры ученых в креслах с высокими спинками, но его бывшего наставника среди них не было.

Локен свернул в другой непомерно высокий проход между полок с манускриптами и переплетенными в кожу томами с названиями вроде «Церковные гимны всеастральной веры», «Размышления Грустного Героя» или «Думы и воспоминания Долгой Ночи». Ни один из заголовков не был знаком Локену, и он уже отчаялся разыскать Зиндерманна в этом таинственном лабиринте, как вдруг заметил знакомую фигуру, склонившуюся над длинным столом, заваленным вынутыми из футляров свитками и стопками книг.

Зиндерманн стоял к нему спиной и был так поглощен чтением, что не услышал приближения Локена.

— Еще один образец плохой поэзии? — издалека спросил Локен.

Зиндерманн подпрыгнул и оглянулся через плечо с тем же удивленным и испуганным выражением лица, как и в тот раз, когда Локен впервые отыскал его в Архиве.

— Гарвель, — произнес Зиндерманн, и в его голосе Локену почудилась нотка облегчения.

— А вы ожидали кого-то другого?

— Нет. Совсем нет. Я редко вижу кого бы то ни было в этой части хранилища. Для большинства серьезных ученых здесь нет ничего ценного.

Локен обошел вокруг стола и окинул взглядом лежащие перед итератором бумаги — перевязанные кожаными шнурками ветхие свитки, неразборчивый почерк, желтоватые гравюры, изображающие чудовищ и людей, объятых пламенем. Он бросил быстрый взгляд на Зиндерманна; ученый при виде такого любопытства беспокойно прикусил нижнюю губу.

— Должен признаться, мне все больше нравятся древние тексты, — пояснил Зиндерманн. — Вроде «Хроник Урша», которые я давал тебе почитать. Такое сильное, хотя и жестокое произведение. Оно очень наивное, содержит массу преувеличений, но довольно захватывающее.

— Я прочитал «Хроники Урша», Кирилл, — сказал Локен, кладя книгу перед Зиндерманном.

— И что?

— Как вы и говорите, в них много жестокости и наивности, а порой и откровенные полеты фантазии…

— Но?

— Но я не могу избавиться от мысли, что, давая мне этот томик, вы имели какое-то скрытое намерение.

— Скрытое намерение? Нет, Гарвель, уверяю тебя, в этом не было никаких уловок, — возразил Зиндерманн, но Локен не поверил ему.

— В самом деле? Там есть необыкновенно правдивые отрывки.

— Да ну, Гарвель, не может быть, чтобы ты воспринял это всерьез, — насмешливо заметил Зиндерманн.

— Осада монастыря, — напомнил ему Локен. — Последняя битва Анулта Кейзера с конклавом Нордафрика.

— И что там такого интересного? — после некоторой заминки спросил Зиндерманн.

— Я по вашим глазам вижу, что вы знаете, о чем я говорю.

— Нет, Гарвель, я не знаю. Я помню тот отрывок, и, несмотря на захватывающий сюжет, я не могу представить себе, что ты воспринимаешь эту прозу как исторический источник.

— Я согласен, — кивнул Локен, — все эти описания рвущихся, словно шелк, небес и рассыпающихся гор — сплошная чепуха, но там же говорится о человеке, который обратился в демона и поднял руку на своих товарищей.

— А, да… Теперь понимаю. Ты считаешь, что это имеет какое-то отношение к происшествию с Ксавье Джубалом?

— А вы? — спросил Локен и приподнял за уголок один из пожелтевших от времени пергаментов, показывая Зиндерманну изображение демона с длинными клыками, поросшего шерстью, с загнутыми козлиными рогами на лбу и окровавленным топором в когтистых лапах. — Джубал превратился в демона и пытался меня убить! В точности то же самое произошло с Анултом Кейзером. Один из его офицеров, человек по имени Вилхим Мардол, стал демоном и убил его. Вам это ничего не напоминает?

Зиндерманн откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Только теперь Локен заметил, каким усталым выглядит итератор, как пожелтела кожа лица, став похожей на его любимые пергаменты, как обвисла одежда, словно наброшенная на голый скелет…

Локен осознал, что могущественный итератор находится на грани полного истощения.

— Простите меня, Кирилл, — произнес он, присаживаясь на соседний стул. — Я шел сюда не затем, чтобы с вами спорить.

Зиндерманн улыбнулся, и Локен вспомнил, как сильно он надеялся получить мудрый совет. Хотя итератор и не был его официальным учителем, но все равно оставался наставником и инструктором, и обнаружить, что Зиндерманн не знает всех ответов, было шоком.

— Все в порядке, Гарвель. Это хорошо, что у тебя появляются вопросы. Значит, ты учишься искать правду там, где с первого взгляда мы ее не замечаем. Я уверен, Воитель по достоинству ценит эту способность. Как поживает командующий?

— Он устал, — признал Локен. — Крики тех, кто требует его внимания, с каждым днем становятся все громче и настойчивее. Сообщения с каждой из флотилий Великого Похода буквально рвут его на части, а чиновники Совета Терры со своими оскорбительными инструкциями пытаются превратить его из Воителя в простого администратора. Он несет огромную ношу, Кирилл, однако не надейтесь так легко сменить тему разговора.

Зиндерманн рассмеялся:

— Гарвель, ты становишься слишком быстрым для меня. Ну хорошо. Что ты хотел узнать?

— Люди из книги, которые применяли магические силы, были ли они колдунами?

— Я не знаю, — признался Зиндерманн. — Но это вполне возможно. Те силы, которыми они воспользовались, никак нельзя считать естественными.

— Но как могли их предводители дать разрешение на применение этих сил? Неужели они не знали, насколько это опасно?

— Возможно, знали. Но подумай о другом: мы и сами знаем очень мало, но нас ведут вперед мудрость Императора и научные достижения. А древние жители? Они ведь знали гораздо меньше нас.

— Но даже варварам должно быть известно, насколько опасны подобные вещи, — настаивал Локен.

— Варварам? — переспросил Зиндерманн. — Это слишком уничижительное определение, друг мой. Не суди столь поспешно, мы не так уж сильно отличаемся от племен Старой Земли, как ты можешь подумать.

— Нет, вы, вероятно, шутите! — воскликнул Локен. — Мы так же не похожи на них, как звезда не похожа на планету.

— Ты уверен, Локен? Ты считаешь, что стена, отделяющая цивилизацию от варварства, прочна, словно сталь? Но это не так. Могу тебя заверить, что эта грань весьма тонкая и хрупкая, словно лист стекла. Достаточно толчка или сотрясения, и мы можем снова оказаться во власти языческих предрассудков, станем бояться темноты и поклоняться непонятным существам в гулких храмах.

— Вы преувеличиваете.

— Разве? — запальчиво спросил Зиндерманн, наклоняясь вперед. — Представь себе, что обновленный, приведенный к Согласию мир испытывает нехватку жизненно важных ресурсов, таких, как топливо, вода или пища. Сколько, по-твоему, времени потребуется, чтобы цивилизованное поведение сменилось варварскими методами? Как скоро человеческий эгоизм подтолкнет к овладению оставшимися источниками любой ценой, невзирая на вред, нанесенный остальным, или даже сговор с силами зла? Будут ли отдельные группы отгонять своих собратьев и даже уничтожать их, лишь бы завладеть ресурсами? Понятия порядочности и гражданской справедливости не больше чем тонкий налет на поверхности звериного облика человека, который при каждом удобном случае вырывается наружу.

— Ваши слова не оставляют нам никакой надежды.

— Нет, Гарвель, все совсем не так, — сказал Зиндерманн, покачивая головой. — Человечество пока бессильно измениться, но я твердо верю, что благодаря великим трудам Императора наступит время, когда мы поднимемся к вершинам сознания и овладеем всеми окружающими нас силами. Прошедшее после возникновения цивилизации время — всего лишь небольшой отрезок нашего существования, тем более по сравнению с грядущими веками. Воля Императора, братское общество, всеобщее равенство в правах и привилегиях и хорошее образование — вот предпосылки высшего общественного строя, к которому ведут нас разум, науки и наш опыт. Это будет новое возрожденное общество свободы, равенства и братства древних народов человеческой расы, которому не страшны диктаторы вроде Калаганна или Нартана Дума.