Почерк Зверя (СИ) - Влад Вегашин

Подписи под докладом не было.

Глава XX — Решение

Сердце колотилось с такой силой, что, казалось, готово было проломить ребра и выпрыгнуть из груди. Глаза заливал едкий пот, мышцы болели так, что каждый шаг казался страшной мукой. Голова кружилась, дыхания отчаянно не хватало…

Талеанис упал на колени у ручья, шумно дыша. Потянулся вперед, зачерпнул ладонями холодную воду, плеснул в лицо, и медленно перевалился на спину, пытаясь отдышаться. Сумасшедший забег от деревни к дальней кромке леса, мимо полей, и дальше, вдоль ручья уже через сам лес, не принес успокоения — вымотав себя до состояния, в котором он уже почти не мог двигаться, полуэльф, тем не менее, сохранил ясность мышления.

Он медленно поднял руку, и в сотый раз посмотрел на кольцо Маар-си, которое носил, не снимая. На широкий ободок перстня, на продолговатый камень, украшающий его… точнее, на то, что от него осталось.

Это случилось во время суда, когда Арна пела. Была ли тому виной ее странная магия, или же это было простым совпадением — но на последних строчках песни руку Мантикоры ожгло болью, а камень в момент покрылся трещинами, и осыпался на землю бесполезной крошкой.

Теперь у него не было никакой связи с париасцем — а ведь тот вполне мог расценить произошедшее, как решение Талеаниса прекратить их «сотрудничество»! О том, что тогда будет с Лианной, он не хотел даже думать…

Прикрыв глаза, полуэльф восстановил в памяти каждый разговор с Маар-си, начиная с их приезда в графство. Тогда помощник Левиафана вежливо посоветовал ему объехать земли де Карнэ десятой дорогой… но Мантикора уже был в той деревне. В следующий раз он попытался поговорить с париасцем через два дня — но тот был явно чем-то занят, и сразу же велел связаться с ним через неделю. Талеанис так и сделал — это было через несколько дней после смерти Птицы, и окончательной победы Эстиса. Ох, как же Маар-си был тогда зол! Полуэльф впервые услышал, как он повышает голос — да что там, париасец почти кричал на него! Но Мантикора честно прикинулся, что он в отряде не решет ничего, а Арна настояла на том, чтобы ехать через графство, и вообще — он ничего не знает, его задача — следовать за Арной, и он ее выполняет. К его удивлению, Маар-си достаточно быстро успокоился, и велел связаться с ним, как только Арна придет в себя, или когда станет известно о дальнейших планах. На осторожное замечание о том, что Арна может в себя и не придти, париасец вкрадчиво поинтересовался, не планирует ли сам Талеанис приложить к этому руку, и, пока возмущенный до глубины души полуэльф пытался подобрать слова для достойного ответа, оборвал связь.

О том, что Танаа очнулась, Мантикора и вправду доложил, правда, через десять дней после того, как это произошло. Маар-си на новость отреагировал на удивление спокойно, и сказал, что он пока что занят, и что в следующий раз он будет ждать связи, когда отряд определится со своими дальнейшими планами.

А сегодня кольцо разбилось. И теперь связаться с париасцем не было никакой возможности. И Лианна…

Талеанис тихо застонал. Лианна…

— Что мне теперь делать, Дианари? — тихо спросил он в пространство, сжимая в ладони символ богини.

Разумеется, ответа не последовало.

Полуэльф медленно поднялся на ноги, и привычно прислушался к почти постоянно звучащему в голове на грани слышимости металлическому голосу.

Иди, и верни себе меч! Ты должен вернуть меч, ты его хранитель, ты должен передать его достойному. Иди и верни!..

Он тряхнул волосами, отгоняя навязчивые, повторяющиеся слова. К счастью, защита, поставленная Арной, держалась, и Мантикора больше не терял контроля над собой, но приятного, тем не менее, было крайне мало.

К деревне Талеанис вернулся, когда начало смеркаться.

Бешеный, колкий ветер бил в лицо, мелкие капельки начинающегося дождя больно секли кожу, но Гундольф продолжал горячить коня, уносясь все дальше и дальше от графства Сайлери. Ни вещей, ни денег у него с собой не было — рыцарь знал, что пока еще не решится покинуть друзей. Но в то же время он прекрасно осознавал, что еще день-два — и он попрощается с ними, и направится в Хайклиф.

Грифон понял это несколько часов назад, когда разговорился с главой охраны торгового каравана, пришедшего из главного города Ордена. Немолодой мужчина, бывший лейтенант гвардии, уволенный но ранению, и ныне возглавляющий охрану караванов, поведал рыцарю о некоторых последних событиях в городе.

В Клюве явно что-то происходило. Слишком много оружия сейчас привозили в город, и слишком много странных личностей можно было заметить на улицах. В городе ощутимо пахло заговором — но кого и против кого? Многие молодые Грифоны начали косо посматривать на магистров, перешептываясь между собой, что старики задержались на своих местах, что они не справляются со своими обязанностями, и так далее. У молодежи был свой лидер и кандидат на пост главы Грифонов — некий молодой, но крайне талантливый рыцарь по имени Гундольф фон Кильге (на этих словах настоящий Гундольф поперхнулся пивом, и порадовался, что не назвал охраннику своего имени). Кроме нескольких блестящих подвигов во славу Ордена, подробностей которых особо никто не знал, но факт существования которых отчего-то не вызывал ни у кого сомнений, новоявленный кандидат в магистры имел немалую финансовую поддержку со стороны богатейшего жителя грифоньих земель — князя-герцога де Аббисса.

— Про него многое говорили, что, мол, юноша пытается делать себе карьеру, а на сам Орден ему плевать, — говорил мужчина, шумно сдувая пену с пивной кружки. — Но потом произошла одна показательная история… В общем, этот парень, фон Кильге, он очень любил свою семью — отца, мать, и сестру. Он даже перевез их в Хайклиф, отдав за это немало денег, хотя тогда еще не имел поддержки этого странного де Аббисса. Вот с семьей-то и получилась та история… Однажды отец Гундольфа, старик фон Кильге, пришел к одному из магистров Ордена, и начал говорить какие-то странные вещи — у меня знакомый в Клюве есть, так что я все знаю, так сказать, их первых рук. В общем, он говорил, что якобы его сын — подменыш, что это не Гундольф, а какой-то злой демон, и что его обязательно надо схватить, и так далее. Магистр, де ла Мар, ему, как ни странно, поверил — и собрал ихний Совет, чтобы решить проблему. Ну, его выслушали, и сочли, что магистр бредит, но согласились выслушать также и старого фон Кильге. Усмехнулись, послали за Гундольфом — а надо сказать, что де ла Мар переполошил всех аж ночью, и бедного Гундольфа привели на Совет вообще полуодетого, хотя и с мечом. Он выслушал все обвинения — говорят, бледный стоял — что сама Смерть, но держался хорошо. Только попросил Совет быть снисходительным к его отцу, мол, тот старый совсем, вот и говорит… не то. Не то — это ж мягко сказано! Ты представь, рыцаря-Грифона и любимца всей молодежи, их, так сказать, негласного предводителя, обвинить в том, что он — демон, и подделка! В общем, старому фон Кильге посоветовали полечить голову, а де ла Мара отчитали всем Советом. Но тут старик словно взбеленился — вскочил со стула, и бросился на сына, крича что-то вроде: "Я убью тебя, отродье!", и так далее.