Когда под ногами бездна - Джордж Эффинджер

— Хасан! Хасан!

Дверь чуть приоткрылась. Я вынул тысячную банкноту, сунул в руку юного американца, дал ему полюбоваться на остальные хрустики и повторил:

— Хасан! Хасан!

Дверь с грохотом захлопнулась; мои деньги бесследно исчезли.

Когда дверь снова приоткрылась, я был готов действовать: сразу же вцепился в нее, потянул изо всех сил, заставив мальчишку в конце концов отпустить ручку.

Он, пронзительно вскрикнув, навалился на дверь, но все-таки разжал пальцы. Я распахнул ее и сразу согнулся пополам: поганец стукнул меня изо всех сил. Из-за его маленького роста удар не попал в цель, но все равно было чувствительно. Я схватил его за рубашку, влепил пару хороших затрещин, стукнул головой о стену и отпустил. Абдул-Хасан мешком свалился на грязную мостовую. Я немного постоял, чтобы отдышаться. Училки работали отлично: сердце билось ровно, как будто я только что отплясывал на вечеринке, а не дрался. Перед тем как отправиться дальше, я нагнулся над мальчишкой и вытащил зажатую в кулаке тысячную банкноту.

Как часто говорила моя мамочка: «Никогда не бросай свои вещи где попало».

На первом этаже — ни души. Я решил запереть за собой стальную дверь, чтобы ни американец, ни другие злоумышленники не смогли подкрасться сзади, но потом передумал: возможно, придется быстро сматываться. Прижимаясь к стене, стараясь идти бесшумно, я медленно и осторожно двинулся к лестнице, которая вела наверх.

Без моих училок я был бы сейчас далеко отсюда, нашептывая всякие красивые фразы на ушко незнакомке на каком-нибудь романтическом языке. Я вытащил коробку с приставками и задумался. Обе моих розетки загружены не полностью, можно нацепить еще штуки три, но я ведь, кажется, обзавелся всем, что пригодится в критической ситуации. Если честно, оставалась еще черная училка, воздействующая на центр наказания. Вряд ли когда-нибудь соглашусь подключить эту страшную штуку; с другой стороны, если придется столкнуться лицом к лицу с чудищем, вроде Хана, имея при себе только хлебный нож, я скорее стану разъяренным хищником, чем визжащим от бессилия, страха и боли царем природы.

В комнате второго этажа находилось два человека. В углу, рассеянно улыбаясь и сонно протирая глаза, стоял Хасан. Он выглядел так, словно его отвлекли от некоего приятного времяпрепровождения.

— А, Одран, мой племянник.

— Хасан…

— Тебя впустил мальчик?

— Я дал ему тысячу киамов и избавил от ответственности. Потом избавил и от денег. Хасан тихонько рассмеялся:

— Как ты знаешь, я привязан к мальчишке, но он американец.

Непонятно, что хотел сказать Шиит: то ли «он американец, значит, тупой», то ли «он американец, этого добра навалом, я всегда могу достать другого».

— Он нам не помешает.

— Очень хорошо, о обладатель многих достоинств, — согласился Хасан.

Он опустил глаза на Оккинга, распростертого на полу. Ноги и руки лейтенанта были привязаны нейлоновыми веревками к кольцам, вделанным в стены.

Совершенно очевидно, что Хасан так забавлялся и раньше. Причем довольно часто.

Тело, конечности и лицо Оккинга покрывали ожоги от сигарет и длинные порезы, из которых сочилась кровь. Не знаю, кричал он или нет, — училки заставили меня сосредоточить все внимание на Хасане. Но одно могу сказать точно: он был еще жив.

— В конце концов ты все-таки добрался до легавого, — констатировал я. Наверное, сейчас жалеешь, что у него нет розетки. Ты ведь любишь использовать свой особый модик, правда?

Хасан поднял брови.

— Да, тут уж ничего не поделаешь… Но зато у тебя их целых две. Я предвкушаю удовольствие, которое ты скоро подаришь мне, о сынок. Кстати, должен поблагодарить тебя за то, что порекомендовал мне этого полицейского. Я, честно говоря, пребывал в уверенности, что мой сегодняшний гость и вправду тот безмозглый болван, за которого он себя выдавал. Но ты постоянно твердил, что он скрывает важную информацию. В конце концов я подумал, что не могу рисковать: а вдруг ты прав?

Я нахмурился, посмотрев на извивающееся тело Оккинга, и мысленно пообещал, что, когда снова стану самим собой, непременно ударюсь в истерику.

— С самого начала, — сказал я спокойно, словно обсуждая стоимость партии пилюлей, — я вбил себе в башку, что у нас орудуют два убийцы-модика. Я не мог даже представить себе, что вторым преступником может оказаться старый добрый маньяк. Какой же я болван: ломал голову, пытаясь перехитрить суперсовременного профессионала международного класса, а это был всего-навсего местный старикашка-пакостник! Господи, сколько времени потрачено впустую, Хасан! Стыдно мне было брать деньги у Папы за такую паршивую работу! — Естественно, произнося эту речь, я незаметно подбирался все ближе и ближе к нему, разглядывая тело, распростертое на полу, с печалью и укоризной покачивая головой — в общем, изображая из себя добросердечного, умудренного опытом сержанта полиции, который пытается урезонить слабонервного жлоба, собравшегося прыгнуть с энного этажа небоскреба. Можете поверить мне на слово: это гораздо труднее, чем кажется!

— Ты больше не получишь от Фридландер-Бея ни киама. — Казалось, Хасан искренне опечален моей судьбой.

— Может быть, да, а может, нет, кто знает? — Я медленно приближался к нему, не отрывая взгляда от пухлых коротких пальцев, сжимающих обычный дешевый кривой арабский нож. — Каким же я был слепцом! Ты работал на русских.

— Конечно, — раздраженно отрезал Хасан.

— Ты похитил Никки.

Он удивленно посмотрел на меня:

— Нет, мой племянник, ее забрал Абдулла, а не я.

— Но он действовал по твоему приказу.

— По приказу Богатырева.

— Абдулла похитил ее из виллы Сейполта:

Хасан молча кивнул.

— Значит, Никки еще была жива, когда я в первый раз разговаривал с немцем.

Она находилась где-то в доме. Сейполт не собирался убивать ее. Потом, когда я ворвался к нему, чтобы выведать правду, он уже был трупом.

Хасан уставился на меня, то и дело пробуя пальцем лезвие.

— После смерти Богатырева ты убил ее и засунул тело в мешок для мусора.

Потом убил Абдуллу и Тами, чтобы обезопасить себя. Кто заставил Никки написать записку?

— Сейполт, о мой проницательный друг.

— Значит, единственный, кто может раскрыть твою причастность к убийствам, — Оккинг.

— Не считая тебя, конечно.

— Разумеется. Ты отличный актер, Хасан. Ты сумел полностью обдурить меня.

Если бы я не нашел случайно твой самодельный модик (Хасан оскалился, словно зверь, застигнутый врасплох), если бы не другие улики, которые выдавали связь Сейполта с исчезновением Никки, у меня не было бы ни единой зацепки. Вы с немецким наемником Ханом отлично сработались. Я и не подозревал ничего, пока не понял, что все мало-мальски важные сведения шли через тебя. Подумать только преступник был совсем рядом, требовалось только увидеть его. В конце концов, я просто не мог не сообразить — это ты, твои проклятые короткие, жирные, неуклюжие пальцы…