Подводники атакуют - Александр Дмитриев

— Товарищ командир, он «пишет», «пишет»! — доложил акустик Сергей Гипп. — Он передает: курс 323, курс 323.

В это время мы шли курсом 320 градусов со скоростью 2,5 узла.

Решил курс не подправлять, идти прежним курсом и скоростью. Поведение неприятельского корабля было непонятным, по-видимому, он принял нас за свою лодку. Прошел час, и снова: курс 323, курс 323! Оба курса — наш 320 и курс 323 — вели лодку от берегового фарватера у мыса Брюстерорт в открытое море. Сторожевик подпускал лодку на 1–2 кабельтовых, давал ход, уходил вперед и снова поджидал нас. Видно, идти со скоростью 2,5–3 узла ему было неудобно. Сложилась удивительно «мирная» обстановка, как будто мы отрабатывали задачу по выводу лодки в заданную точку.

Время шло. Обычно мы обедали утром, уйдя под воду после ночного плавания. Было уже 12 часов. Пора и пообедать. Отменить боевую готовность? Но, может, тут какой-то подвох? Кока Пантелеева, по боевой готовности — санитара, я приказал послать готовить обед. Через час обед был разогрет. Обедали все на боевых постах. Общее напряжение несколько спало. Отпустить людей на отдых, оставив только ходовую вахту? Нет. На это я не мог решиться. Рулевых и людей на посту у электромоторов сменили, оставив на отдых тут же, у боевых постов.

Так мы шли весь день. Очень хотелось подвсплыть под перископ, получше рассмотреть своего «сопровождающего» и выпустить по нему торпеду. Но для торпедного залпа это была слишком малая цель. Вступать в артиллерийский бой. Однако, увидев рубку лодки с красной звездой, сторожевик успеет открыть огонь раньше нас. Наступило время сумерек. И вдруг наш провожающий передал по звукоподводной связи какую-то краткую фразу, увеличил ход и начал удаляться. Мы тут же всплыли на перископную глубину. Шум винтов сторожевика был уже едва слышен, когда я осматривал горизонт в перископ.

Было почти совсем темно и, кроме белых гребней волн, ничего не видно. Акустик Гипп еще и еще раз внимательно прослушал горизонт, никаких посторонних шумов не было слышно.

— По местам стоять к всплытию!

Свежий юго-западный ветер срывал с гребней брызги, сквозь густые облака проглядывали звезды. Когда запустили дизели, мы услышали какое-то дребезжание в ограждении рубки. Штурмана Митрофанова я послал осмотреть надстройку. Оказалось, что тонкие листы палубы носовой части лодки и обшивки ограждения рубки вмяты внутрь и в нескольких местах разорваны. Вот что значит торпедный залп с предельно малой дистанции.

После войны по иностранным источникам установили, что потопленный нами транспорт водоизмещением около 5 тысяч тонн назывался «Диршау». На минном заграждении подорвались и затонули транспорты «Эберхард», «Лютьехорн» и тральщик М-421. Подорвались и получили большие повреждена транспорты «Элие» и «Эйхеберг».

Возвращаясь в базу, получили предупреждение о том, что в районе встречи с нашими катерами обнаружена подводная лодка противника. Мы сообщили о времени подхода к точке встречи. Из предосторожности курс проложили западнее обычного, рассчитывая подойти к опушке шхер, а затем лечь на курс 90 градусов и следовать до фарватера, ведущего в шхеры. Когда в перископ была отчетливо видна линия прибоя и до момента поворота на курс 90 градусов оставалось 2–3 минуты, а эхолот показывал большую глубину под килем, внезапно лодка стукнулась о какой-то подводный предмет. Было такое ощущение, что она на мгновение остановилась, образовался дифферент на корму, под килем заскрежетало, эхолот показал «0», затем дифферент стремительно пошел на нос и лодка как будто отцепилась от какого-то податливого предмета. Эхолот продолжал непрерывно работать и показывал 30–32 метра под килем.

— Стоп моторы! Продуть среднюю!

Как только рубка показалась из воды, я моментально отдраил рубочный люк и выскочил на мостик. Вслед за мной вышли на мостик штурман Митрофанов и сигнальщик Корниенко. По корме лодки мы увидели большое масляное пятно и невдалеке две короткие ломаные доски. На курсовом угле 90 градусов правого борта в нескольких кабельтовых лежал в дрейфе военный катер, а вдали почти на траверзе маяка Утэ виден был второй такой же катер. Заметив лодку, катера двинулись к нам. Мы дали ход и легли на сближение. Как впоследствии мне говорили сигнальщик и штурман, лицо мое было белым, как бумага. А мне в то время думалось, что, может быть, мы ударили свою подводную лодку, которую катера выводили в море.

Сблизившись с первым катером, увидели на нем нашего переводчика лейтенанта Палкина. Митрофанов прокричал:

— Кого выводили?

— Никого не выводили, вас встречаем, — ответил Палкин.

Тут кровь прилила к лицу и я обрел дар речи. Значит, то была фашистская лодка. Катер послали прослушать и осмотреть место, где произошло столкновение. Вскоре он вернулся. На поверхности воды, кроме масляного пятна, покрывавшего большое пространство и сгладившего гребни волн, и двух обломков досок, похожих на палубный обрешетник немецких подводных лодок, ничего не обнаружили. Акустика на катерах была далека от совершенства, крупная волна, идущая с моря и опушки шхер, создавала такой шум, что никакие посторонние звуки не прослушивались. Вслед за катерами мы пошли в базу. О случае столкновения записали в вахтенный и навигационный журналы. На мостике собрались лейтенант Можаренко, старпом Михайлов, Ошерович, Митрофанов, все высказывали свое мнение о случившемся.

Мы не сомневались, что столкновение произошло с неприятельской подводной лодкой, о которой получили предупреждение.

Она, по-видимому, ходила вдоль шхер, и наши курсы пересеклись.

Много лет спустя, анализируя опубликованные списки потерь гитлеровского подводного флота и сопоставив время, место и указание о причине гибели, установили, что мы потопили подводную лодку У-479. У нашей лодки был крепкий стальной форштевень и литой чугунный киль. Удара столь мощного тарана оказалось достаточно, чтобы подводная лодка противника не смогла больше всплыть. У «Лембита» в то время никаких видимых повреждений мы не обнаружили, для этого требовался доковый осмотр.

16 декабря у причала в Хельсинки нас встретил недавно вступивший в должность начальника политотдела капитан 2 ранга Жамкочьян. До этого он был начальником политотдела охраны водного района Кронштадта, корабли которого постоянно участвовали в эскортировании подводных лодок. Новый начпо встречал каждую подводную лодку, приходившую с моря.

В то время на лодках было много командиров и личного состава, справивших свое боевое крещение. Командир С-4 капитан-лейтенант Клюшкин, командир Щ-309 капитан 3 ранга Ветчинкин, командир Щ-407 капитан 3 ранга Бочаров прибыли с других флотов. На первых порах им были непривычны условия плавания на Балтике, да и в боевых походах они были новичками, однако к Новому году все вернулись с моря с хорошими боезыми успехами.