Средневековая история. Граф и его графиня - Галина Гончарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но вы ведь их скажете.
– Именно. Ваше производство, ваши дела важны для короны. Выпустить вас из-под покровительства Эдоард не имеет права. Он сейчас ломает хребет гильдиям. И даже в Иртоне вам жить спокойно не дадут.
– Это я понимаю.
– Пока был Джерисон – вы могли многое.
– У меня будет ребенок.
– Это хорошо. Рассмотрим оба варианта?
Лиля кивнула и приготовилась слушать. Чего уж там, в интригах Ганц плавал рыбой. А она – она тоже плавала, но сверху – вниз. Так что послушаем умного человека.
– Если у вас девочка.
– То…?
– Мири отправляется в Ханганат, а девочка рано или поздно выходит замуж и ее второй сын получает титул графа Иртон. Или первый – если она выйдет замуж за лэйра вроде меня. До совершеннолетия ребенку назначается опекун.
– Так. А если мальчик?
– Он получает титул графа Иртон. И ему также назначается опекун.
– И его кандидатура…
– Рассматривается королем. И им же утверждается.
– Ричард?
– Нет. Никоим образом.
– Тогда – кто?
– И тут мы подходим к самому неприятному.
– Меня выдадут замуж?
Ганц выдохнул. Посмотрел на Лилиан – глаза в глаза.
– Я всегда знал, что вы умны.
– Это напрашивается. Но вот за кого…
– Не знаю.
– Это должен быть как минимум человек относительно безопасный, преданный короне, послушный воле короля, плюс подходящий возраст – он должен дожить до совершеннолетия ребенка, плюс определенное благосостояние… таких много?
– Вовсе нет.
– А списки есть?
Ганц выдохнул.
Это был главный и самый страшный момент во всей беседе. Если его поймут правильно, если поверят, если…
– Король пока не знает о вашей беременности. Но ваше замужество все равно вопрос решенный.
– Только неясно – за кого, так?
– Так.
– Вы хотите что-то предложить? Ганц?
Глаза встречаются. И словно невидимые нити протягиваются между двумя людьми.
Понимание.
Осознание.
Потрясение.
– Ганц… вы хотите…
Лиле отказал голос. Оно, может, и к лучшему. Иначе она бы точно что-то ляпнула не к месту. Ганц положил руки на стол – и женщина заметила, что его пальцы чуть подрагивают.
– Лилиан, я знаю, что это дерзость. И вы можете счесть это подлостью с моей стороны. Но я умоляю хотя бы выслушать.
Короткий кивок. Лиля убрала руки под стол. Ее-то пальцы дрожали куда ощутимее.
– Все то, что вы перечислили, касательно кандидатуры будущего супруга – я ведь подхожу. Так?
Еще один кивок.
– Почему я на это решился… Не знаю. Я бы молчал и долго. Лилиан, я не могу сказать, что безумно люблю вас.
Да Лилиан и о себе такого сказать не могла, чего уж там. Безумная любовь – к Шекспиру. А у нее сплошной прагматизм.
– Мне хорошо в вашем доме. Да, в вашем. Я уважаю и ценю вас, я привязался к Миранде, я… У вас по-настоящему тепло…
Лиля кивнула. Она видела – мужчина нервничает. И говорит от души, пытаясь выразить то, что мучило его все это время.
– Знаете, когда я приехал к вам в Иртон… я приглядывался, составлял мнение – и начал уважать вас. Когда понял, что вы умны, талантливы… я удивлялся, как ваш муж не разглядел этого в вас.
– Он не хотел видеть, – Лиля пожала плечами.
– Я увидел – я удивлялся. И… я завидовал. Джерисону было дано многое. Положение, уважение, теперь еще и такая жена – и что? Он играл в жизнь, не ценя ничего из этого. А я бы душу продал за свой дом. За то, чтобы меня ждали. Чтобы было, куда вернуться. А он это разрушал. Я так и не смог этого понять. Неважно… В Иртоне вы были одна. А в столице… в столице я увидел вас другой.
– Я растерялась, – честно призналась Лиля.
Ганц тряхнул головой, словно что-то сбрасывая.
– Столица – это не ваше. Здесь вы были растеряны, вы не знали что и как, вы совершали ошибки… и мне захотелось вас защищать. Вы знаете, что с королевской службы просто так не уходят.
– Знаю, – кивнула Лиля. – Собственно, я была уверена, что вы носите королю отчеты. Это ведь так?
– То, что не могло вам повредить.
– И я вам за это очень благодарна.
– А еще… Я здесь отогревался. Не знаю, как лучше сказать…
Ганц беспомощно развел руками. Но Лиля и так его понимала. Тепло душевное. Когда всем хорошо и уютно. Когда отогреваешься и чувствуешь себя дома. Когда тебе спокойно и тебя ждут. И понимаешь, что ты – дома.
Об этом красиво говорят поэты и писатели. А в жизни… Кто знает это чувство – тому повезло. Кто-то принимает за него страсть. Кто-то привычку. Но стоит человеку хоть раз понять, какое оно – настоящее, и полумерами он уже никогда не ограничится.
Это непередаваемое ощущение – знать, что ты кому-то нужен, что тебя принимают таким, какой ты есть, любят и ждут. Именно таким – и всегда. Что бы ни случилось.
Лиля так и создавала свой островок в мире средневековья.
Хельке и Лория с ее детьми.
Вирмане. Лейф и Эрик. Ингрид и девушки, которые активно учились ажурной вязке.
Мастера и мастерицы.
Лейс и его солдаты.
Тарис Брок и Алисия Иртон.
Пастер Воплер с сыном…
Все они были частью маленького мира Лилиан Иртон и Миранды Кэтрин Иртон. И его же частью стал лэйр Ганц. И хотел в нем остаться. Потому что плохо ли, хорошо ли, но это было что-то теплое и уютное. Где никто никого не ругает, где даже споры ведутся добродушно, где нет места злости и жадности.
Еще не семья, но нечто очень близкое. И мужчина прикоснулся самым краешком к этому теплу. Отогрелся. И захотел остаться.
Она накрыла своей рукой руку мужчины.
– Не надо. Я понимаю…
Взгляды встречаются. Одну короткую и в то же время безумно длинную минуту мужчина и женщина смотрят друг на друга.
И понимают – внутренним чутьем.
Он – воин. Разведчик. Шпион. Тайных дел мастер. Убийца и дознаватель на службе короны. В его прошлом крови по колено. И грязи – по шею.
Он сражался всю жизнь. За себя, за корону – и против всего мира.
Он устал. И ему нужно что-то для себя. Островок покоя и мира. И вот его мужчина станет защищать до последней капли крови.
Один, всегда один, кричи, не кричи, молись, не молись, бог забыл про тебя. И с каждым годом тяжесть на душе все страшнее.
Боже, прими меня, устало безверного, не с добром, не со злом, с тем что есть в душе моей…
Он уже давно не верит в Альдоная, его работа приучила мужчину к самой жуткой грязи. И именно поэтому он люто, даже себе не признаваясь, завидовал Джерисону.
У него было все – по праву рождения. И он не понимал, чем владеет. Не ценил, не защищал, не берег…
А Ганц понял. И готов был все отдать, лишь бы его впустили. И приняли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});