Что-то случилось - Джозеф Хеллер

– Я никто. Моя жена – верующая, исправно посещает конгрегационалистскую церковь.

– Одной веры мало. Вот будь она знаменитость или очень богата, другое дело. У вас, кажется, ребенок калека, вы не очень-то о нем распространяетесь, верно?

– Умственно неполноценный.

– Это серьезно?

– Безнадежно.

– Ну, тут нельзя быть уверенным. Я слышал…

– Я тоже.

– Я знаю врача, он…

– Я у него был.

– Но…

– Хватит, Джек. Довольно об этом.

– Я все думал, можно ли вас вывести из себя, – отзывается Грин. – Оказывается, можно. – Лицо у него огорченное, задумчивое. У него у самого не просто с детьми, но ничего похожего на Дерека, тут у меня преимущество перед ним, которым я, быть может, воспользуюсь и в другой раз. (Выходит, есть и от малыша толк, а?) – Вы получите прибавку, – говорит наконец Грин, – и, возможно, я тоже. Может, даже дам вам в этом году выступить на конференции.

– Не верю.

– Вы и не должны верить.

– Не поверю, пока не выступлю.

– Это входит в мою стратегию. Если меня решат перевести на место Кейгла, вам с моей работой не справиться. Я способен на большее. На большее, чем он. Таким путем я еще, может, стану вице-президентом.

– Кейгл не станет.

– Кейгл хромает, и у него в носу и в ушах растут волосы. Тому, кто хромает или у кого умственно отсталый ребенок, президентом не быть.

– Рузвельт хромал.

– Я имею в виду – президентом Фирмы. Наша Фирма разборчивей нашей страны. Мне урезали бюджет. Вот что меня бесит. И я вам не доверяю. Я его восстановлю. Придется мне за него повоевать. Надо будет попресмыкаться. Терпеть это не могу, но другого пути нет. Потому и не советую вам занимать мое место. Не годитесь вы на эту должность. Не умеете пресмыкаться.

– Я пресмыкаюсь.

– Пресмыкаетесь, но без изящества. Так же как льстите.

– Я мог бы и научиться.

– А я уже ученый. Берите пример с Грина, это говорю я, Грин. Учитесь у Грина пресмыкаться, острю я, Грин. Потому мне и урезают бюджет. Им нравится, как я пресмыкаюсь. Каждый год урезают. Чтоб полюбоваться, как я пресмыкаюсь.

Я урежу его и того больше: я-то знаю, как много дорогостоящих и спешных работ мы выполняем зря – они не нужны или не идут в дело. Не забыть бы, надо казаться приниженным, незаинтересованным и достойным доверия. Грин прав. Что бы кто из нас ни делал, это мало вредит фирме. (Мы можем только повредить друг другу.) Фирма – медовый сот, мы – трутни, живем за чужой счет. Руководители умирают, на их место приходят другие. Я отправлю на пенсию Эда Фелпса. Надо прикидываться простаком и держать себя в руках. Если придет охота лягаться, лягайся на здоровье у себя дома в кабинете или на квартире у Рэда Паркера. Хватит мне пользоваться квартирой Рэда Паркера. Этого не утаишь. Что мне делать с Рэдом Паркером? Он моложе Эда Фелпса. Надо со всеми обходиться тактично. (Надо прикидываться тупицей.)

– А вы-то, черт возьми, чего ходите последнее время такой веселенький? – накинулся на меня Джонни Браун и по привычке легонько ткнул кулачищем в плечо.

(Нетрудно представить, как бы он двинул этим кулачищем мне в физиономию.)

– Из-за вас, – отшучиваюсь я. – Вы же мне теперь представляете телефонные отчеты.

– С данными сбыта сверили?

– Вот они действительно могут служить показателем.

– Все эти отчеты – дерьмо.

– Неважно, лишь бы звучали хорошо.

– Не полагайтесь на них, – говорит Джонни Браун. – Агенты могли бы и потолковее тратить время, нечего им сидеть и сочинять враки. Я-то знал бы, как с ними управиться. Уж я бы позаботился, чтоб они, стервецы, весь день гоняли по делам. Вытащил бы у них из-под задниц стулья. Они сами терпеть не могут писать отчеты.

– Отчетов требует Артур Бэрон для Горация Уайта и Лестера Блэка.

– Спросите, для чего это нужно.

– Если ЭВМ не получает добрых вестей, она не выдерживает и плачет в голос.

– Ну и тип же вы.

Я изящно пресмыкаюсь перед Джонни Брауном и добиваюсь нужных для Артура Бэрона телефонных отчетов. Я получу прибавку. (У моей жены и детей будет больше Денег.) А что со мной станет, если Артура Бэрона скоро хватит удар? (Он и вправду слишком толстый и курит, и я понятия не имею, какое у него давление и сколько у него в крови липидов и холестерина. Я даже не знаю, что это еще за липиды и на что они нужны.) Кто обо мне позаботится, если Артур Бэрон умрет? (Кому достанется его место?) Гораций Уайт? Не дай Бог иметь единственным защитником эту осу без жала, когда вкрадчивый, завистливый семит Грин с его быстрым умом и шикарным запасом слов будет подкапываться под меня снизу, а у Джонни Брауна всегда будет наготове кулак, – чтобы дать мне в зубы. Надеюсь все же, до этого не дойдет. Ведь тогда мне крышка: он погубит не только мою физиономию, но и мою репутацию как человека сноровистого и авторитетного. Это было бы для меня куда хуже, чем если бы я лягнул Кейгла. Можно было бы, правда, лягнуть его и прикинуться, будто пошутил, или сделать это, оставшись с ним наедине в его кабинете, тогда об этом мало кто узнает. Но если Джонни Браун даст мне в зубы, это станет известно всем и каждому. (Хорошо бы сильным и храбрым был я, а малосильным и малодушным – он. При нем я чувствую себя импотентом и на два фута ниже ростом, чем я есть.) Как бы отнеслась наша высшая администрация к одному из своих рядовых администраторов, если бы ему дали в зубы да еще он чувствует себя импотентом? Думаю, неважно бы отнеслась. Жена перестала бы меня уважать. Не хотел бы я, чтобы это стало известно моим детям, соседям или даже няньке Дерека. Если кто хромает, или у него умственно отсталый ребенок, или ему дали в зубы – такому вовек не стать ни президентом Фирмы, ни президентом Соединенных Штатов. Если б кто-нибудь дал в зубы Ричарду Никсону, ему бы нипочем не выйти в президенты. Кому нужен человек, которому дали в зубы? Если тебе дали в зубы, трудно поверить, что ты так уж умен. Пусть бы Брауна за это уволили, мне-то что толку – в зубы-то все равно уже дали, этого не изменишь. Что ж я буду делать, если он и вправду даст мне в зубы? (Как я с этим управлюсь?) Знаю, что я сделаю. Я упаду. Ну, а если, как ни странно, устою на ногах? Придется попробовать дать ему сдачи. Что хуже? Я знаю, что хуже.

И то и другое.

Порой я вдруг теряю уверенность в себе, и это лишает меня энергии, воли и надежды. Так случается, когда я остаюсь один или возвращаюсь откуда-нибудь с женой и она за рулем. (Тогда мне хочется со всем покончить, и пропади оно все пропадом.) Нередко это бывает после очередного душевного подъема. Силы покидают меня, я равнодушно гляжу в будущее и вижу, что достиг своего потолка и он весьма невысок. В иные полосы мой член не желает вести себя как должно. Ему не хватает твердости, не то, что в прежние времена. Я тревожусь. А иногда все налаживается, я вновь обретаю твердость и чувствую себя чемпионом в тяжелом весе. Это приятное ощущение. Бывают полосы, когда я готов переспать с кем угодно, когда мне, кажется, сам черт не брат, когда нет у меня ни тени сомнения, сразу могу приняться за работу. Да и не работа это вовсе. Одно удовольствие. И уж я заставлю Эда Фелпса уйти на пенсию.

– Ох, милый. – Жена ошеломлена. – Откуда что берется? Ты опять совсем как молоденький.

– А ты-то откуда знаешь, какие они, молоденькие? – подтруниваю я, ощутив от этого сравнения легкий укол зависти.

– Я знаю больше, чем ты думаешь. Давай, давай.

– Ясно, знаешь.

– Ты сейчас даже моложе, чем когда был молодой. – И она счастливо смеется.

– Ты тоже.

– Вы недовольны?

– Делай свое дело. Чего ты вечно медлишь?

– Опять? – польщенно и радостно восклицает Пенни. (Она так признательна и горда, когда я хочу ее.) – Откуда у тебя теперь столько для меня времени? Погоди, – смеясь, говорит она низким, чувственным контральто. – Погоди, малыш. Дай девчонке развернуться.

Пенни уже тридцать два, и я с ней уже лет десять. Она больше не влюблена в меня. А я и вовсе никогда не был в нее влюблен.

Пенни и жена, пожалуй, единственные, с кем мне все еще легко и свободно (и обе они меньше всех меня увлекают). Со всеми прочими девчонками, которым я могу назначить свидание (у меня есть зашифрованный список из двадцати трех имен и телефонных номеров в бумажнике, на службе и в тумбочке у постели на квартире Рэда Паркера, и любая ответит согласием в любой вечер или день), каждый раз – как первый раз. (Это работа. Надо выполнить ее хорошо. Приятней, когда они думают, будто делают нам одолжение. Жаль, они проведали, что и у них может быть оргазм. Интересно, кто им сказал.)

Если я заставлю Эда Фелпса уйти на пенсию, это произведет хорошее впечатление на Артура Бэрона. И не в пример Кейглу я не состою в дружбе с этим добродушным, болтливым стариком, который служит в Фирме больше сорока лет и чьи обязанности теперь свелись к тому, что через Бюро путешествий он заказывает места в самолетах и отелях для всех, кто к нему обращается, и обеспечивает транспорт, номера и все необходимое для наших конференций. На нем лежит забота о том, чтобы достаточно было взято напрокат машин и заказано виски. Жалованье у него хорошее, хотя последние лет десять (с тех самых пор, как он постарел и толку от него чуть) прибавки стали чисто символическими.